А Белль считала себя умной женщиной.

— Дорогая, давай просто…

— Нет, Роберт.

— Мы можем хотя бы поговорить там, где нас не будут подслушивать?! — устало закатив глаза, вспылил мужчина. Белль вновь повернулась к нему лицом и отрицательно мотнула головой. — Я вернулся сразу, как только смог, забросив все дела, когда узнал, что ты сбежала из дома, но… какого… хм… что ты вообще творишь, Белль?! Ты не понимаешь, что опасно покидать пределы манора, когда…

— Когда в городе орудует твой чокнутый сын?

Роберт поджал губы, наградив жену долгим и неприятным взглядом. Белль поёжилась. За все годы знакомства она никогда не позволяла себе разговаривать с ним в таком ключе, а он никогда не смотрел на неё так.

Да, умница, ты перегнула палку…

— Надеюсь тебе хватит ума держаться подальше от разворачивающихся событий, — отозвался Голд с той самой пугающей интонацией, что обычно использовал в разговоре с посторонними для него людьми.

— Я дума…

— Будь осторожна.

Развернувшись, Роберт, несмотря на хромоту, стремительно пересёк расстояние до выхода из закусочной. Звякнул колокольчик. Хлопнула дверь. В зале повисла тишина.

Белль с бешено колотящимся сердцем уставилась на дно своей чашки.

Ей показалось или чаинки действительно сложились в отчётливое «идиотка»?

Белль

клиника «Дэнвэрлэн», штат Нью-Гэмпшир

три года назад

Белль сидела в самом темном углу читального зала больничной библиотеки, склонившись над открытой книгой. За долгие месяцы её пребывания в «Дэнверлэне» она успела проглотить их несметное количество, взявшись за чтение сразу после начала курса лечения.

Доктор Смитт, добрейшей души женщина, чуть старше самой Белль, считала, что чтение слегка замедляет процесс восстановления памяти, отвлекая от истинной цели курса, но отказаться от книг девушка так и не смогла.

Для неё именно они — лекарство.

Время от времени Белль страдала от ужасных мигреней, но врачам не жаловалась из страха, что ей запретят посещать читальный зал. Любой ценой она должна была подготовить себя к ответственному экзамену, который ждал её в будущем. Скоро ей предстоит покинуть больницу и дальше идти по жизни самостоятельно.

О возвращении к отцу не могло быть и речи. За все эти годы, что она провела в скитаниях, они заметно отдалились. И даже после чудесного воссоединения, наладить отношения не вышло. Да и сама Белль не видела в этом особой необходимости.

Она вздрогнула, с трудом освобождаясь от невеселых размышлений. Кто-то только что опустился на стул напротив нее.

Незнакомый мужчина с тростью. Точнее не очень-то и незнакомый. Она видела его пару раз. Он часто захаживал в гости к доктору Дарлингу. Медсёстры и санитары почтительно здоровались с ним. Но имени его она не знала.

Он подошел так тихо, что она не обратила на него внимания. Теперь она часто бывала рассеянной и совсем не замечала, как течёт время. Часами могла сидеть на одном месте в полном бездействии и ни о чём не думать. Даже на обязательных встречах с доктором Смит, она, бывало, выпадала из реальности. Доктор ей что-то говорила, но Белль не слышала: только видела, как беззвучно шевелятся её губы. Благо, после сеансов доктор не задавала ей вопросов, а если и замечала странное состояние пациентки, то никак не комментировала.

— Добрый день, — вполне дружелюбно улыбнулся мужчина.

— Добрый, — настороженно ответила Белль.

За шесть месяцев, проведённых в стенах клиники, она так и не сумела ни с кем подружиться, поэтому единственным человеком, с кем она вообще разговаривала, была Элизабет Смит. Но с ней она общалась по принуждению. Курс лечения, ничего не попишешь. Другое дело — книги. Самые лучшие в мире собеседники!

— Я заметил, что вы много времени проводите в библиотеке.

— Вы следите за мной? — нахмурилась Белль.

Мужчина покачал головой, продолжая всё так же доброжелательно улыбаться. Что ему нужно?

— Ни в коем случае.

— Кто вы такой?

— Меня зовут Роберт Голд.

— Вы хозяин клиники? — отодвигая раскрытую книгу в сторону, осторожно спросила девушка.

— Нет. Почему вы так решили?

— Вас здесь все боятся.

— То есть это вы следите за мной.

— Ни в коем случае, — поджала губы Белль, отвечая на выпад мужчины его же словами.

— Вы так и не представились, — пожал плечами Роберт Голд и вальяжно откинулся на спинку стула.

— Зовите меня Белль.

— Красавица[1]. Это имя вам подходит.

Белль потупила взор и в тот момент вдруг осознала, что ломает комедию, изображая смущение, которого на самом деле не испытывала. Наоборот, в присутствии этого мужчины она чувствовала себя вполне уверенно.

Спокойно. И… уютно? Вернулось то самое чувство защищённости, что покинуло девушку много лет назад.

Больше они не говорили. Мистер Голд молча сидел рядом, в то время как Белль вернулась к прерванному занятию.

Какие бы цели этот странный мужчина не преследовал, она была рада, что сейчас он рядом.

Белль листала пожелтевшие от времени страницы и чувствовала на себе взгляд Голда. И это, против обыкновения, её вовсе не раздражало.

Напротив. Это казалось абсолютно правильным.

Возможно после она обзовёт себя полной идиоткой за то, что с первых же минут доверилась совершенно постороннему человеку, но сейчас… сейчас она просто наслаждалась его молчаливым присутствием.

[1] с фр. Belle — красавица. Ну вдруг кто не знал :)

========== Глава 27. Abandon all hope… ==========

Габби

Сторибрук, Штат Мэн

Городское кладбище

29 июля 2015. 16:15

Дождь всё никак не хотел прекращаться.

Габби заученным движением нажала на кнопку на боковой панели, и стекло отъехало вниз, впуская в салон автомобиля поток прохладного воздуха.

Она вела в машину в тишине, против обыкновения так и не включив музыку. И настроение, и общее самочувствие по-прежнему оставались неважными. Поспать так и не удалось, а не сдвигающееся с мёртвой точки дело нервировало с каждым упущенным часом всё сильней и сильней.

Остатки того энтузиазма, с которым Габриэла ещё совсем недавно въезжала в Сторибрук, окончательно развеялись. Там, где прежде она чувствовала уверенность в своих силах и определенность в собственных суждениях, теперь остались лишь сомнения. Будто кто-то вытянул из неё всю энергию и сосредоточенность, раньше воспринимавшиеся девушкой как данность, а теперь так сильно ей недостающие.

Доусон, ты тряпка. Ты должна собраться. Нужно довести расследование до конца! Расшибиться в лепёшку, но довести…

Габби сделала глубокий вдох, пробуя на вкус воздух. Да, она любила дожди. Но не такие, как этот, что обрушился на Сторибрук ночью и всё это время держал всех жителей в заложниках под своим куполом. Габби любила те дожди, что обладают чудесным свойством смывать все тревоги, что несут после себя очищение и обновление. Такие дожди пахнут надеждой и свежестью. А этот, казалось, имел свой собственный запах, почти физически и ощутимый. Гнетущий. Этот дождь не исцелял, не успокаивал, не приносил плодородия. Он волок за собой лишь шлейф неотвратимого предчувствия грядущих перемен.

Ещё примерно через милю дома постепенно стали сменяться лесистой местностью, и вскоре Габриэла, полная мрачных мыслей, вывернула к городскому кладбищу.

Главные ворота были скрыты от дороги рядом хвойных деревьев и высоким забором из грязно-рыжего кирпича. Металлическая облупившаяся вывеска над ними гласила «Похоронная контора и кладбище „Хэйдиз“»[1]. Верхушку украшал стилизованный ангел со скорбно склоненной головой.

Как мило. Lasciate ogni speranza, voi chʼentrate. [2]

Автомобиль Доусон, сердито шурша гравием, въехал в распахнутые ворота. По обе стороны дорожки на фоне тёмных мрачных хвойных деревьев выстроились ряды надгробий, по большей части заросших и неухоженных. Впереди, сквозь завесу дождя, виднелись очертания местной похоронной конторы: низкое, заводского вида здание, увенчанное квадратным шпилем. Эта часть кладбища разительно отличалась от той, что раскинулась со стороны центрального входа. Той его половины, где располагались могилы и семейные склепы элиты Сторибрука. Уж там-то и плиты поровнее и лужайки зеленее.