- А я вот не хочу завивать волосы.
- Почему, Веруня? - поинтересовалась Домника.
- Парни и так бегают за мной. Стоит мне захотеть - у любой отобью парня.
Она и в самом деле была хороша - грудастая, черноглазая, и много парней ухаживало за ней. Но липли все чужие. Как появится в Валя Рэзешь парень из другого села и увидит ее, сразу начинает ухаживать, но в первый же вечер поймет, что она за птица, и оставляет ее для следующего.
- А ты не гуляй со всеми, - наставляла ее Домника. - Выбери себе одного по вкусу...
- А не хочу.
- Почему?
- Уж я-то знаю, к чему подбивают эти парни... Не верю им. Черти они полосатые...
Русанда еще раза три переводила поросенка в тень, ребятишки уже гнали домой коров, а Веруня все сидела, словно приросла к той лавке.
Домника вся извелась - уж очень ей хотелось о чем-то спросить Русанду, но как тут спросишь, если сидит Веруня, зевает и смотрит на них... Вдруг Домника удивленно подняла брови: "Тс-с!" - и несколько мгновений стояла с окаменевшим лицом.
- Что такое? - спросила Русанда.
- Веруню кто-то звал... Несколько раз кричал: "Ве-ру-ня!"
Но Веруня зевает, болтает ногами.
- Это меня зовут обедать.
- Что же ты не идешь?
- Сегодня у нас крупяной суп. Я его не люблю.
- А что ты любишь?
- Блины.
Видя, что ничего не помогает, Домника вышла во двор.
- Ты что-то хотела мне сказать? - спросила Русанда уже во дворе.
- Скридон пригласил в клуб.
- Ну?
- Я не знаю, что делать, - идти или не идти.
- Отчего ж тебе не пойти? И мы с Георге придем.
Домника некоторое время стояла раздумывая.
- Это правда, что вы сфотографировались?
- Правда.
Домника то завязывала, то развязывала косынку.
- И кто еще с вами снимался?
- Только мы вдвоем.
Домника грустно посмотрела на дорогу, следя, куда пойдет курочка-голошейка, но та все бродила без толку.
- И как вы стояли, когда вас фотографировали?
- Рядом.
Но Домнике нужны были подробности.
- Покажи.
- Как показать?
Домника замерла, опустила руки, глядя на скирду соломы.
- Покажи, как стоял Георге.
Русанда нехотя подошла к ней, спрятала свое плечо за плечом Домники и слегка наклонила к ней голову. Домника искоса следила за подругой, а когда Русанда положила ей на плечо еще и руку, Домника вздрогнула - это была фотография большой любви, так фотограф снимал только помолвленных.
- Ой, я ведь забыла запереть двери!
И бегом домой.
Она шла, счастливая, и радовалась тому, что наконец избавилась от этой дуры Веруни, радовалась тому, что сегодня пойдет со Скридоном в клуб, и у нее так хорошо уложены волосы, но откуда-то с высокой синевы летели прозрачные крупные капли и стекались ручейками по лицу, по подбородку, по рукам...
Домой она вернулась в прекрасном настроении, довольная собой, довольная всем на свете, и если бы кто потом сказал ей, что была у нее когда-то заветная мечта, которую она сама же с корнем вырвала из сердца, Домника бы ни за что не поверила.
22
Верно сказал, кто сказал: "Знал бы, где упадешь, соломки бы подстелил". Все успела Домника сделать до прихода Скридона: подмела в сенцах, перед хатой, полила цветы в садике, а то они так запылились, что и на цветы непохожи; заперла теленка, у которого была глупая привычка подходить к самому порогу и бодаться, будто тут все его приятели. Одно упустила бедная девушка - Трофимаш не пошел гулять, как они договорились, а взобрался на плетень и, сидя там, считал прохожих, а когда никого не было, крутил над головой кнут, который стащил из сеней, воображая себя на телеге. Если б она раньше его увидела! Но она спохватилась только тогда, когда он уже беседовал со Скридоном.
Заметив чужого человека, открывающего их калитку, Трофимаш поинтересовался:
- Вы зачем идете к нам?
Скридон посмотрел на его до невероятности гладко причесанные волосы и сказал:
- Иду к твоей сестре.
- А зачем вам моя сестра?
- Да вот... Хочу пойти с ней в клуб.
- Напрасно вы пришли, я ее не пущу. И мама не пустит.
- Договоримся как-нибудь.
Скридон уже прошел мимо, по Трофимаш решил, что разговор еще не окончен.
- А знаете, почему мама ее не пустит?
- Почему?
- Потому что она уже не хочет спать со мной на печке. Хочет на софке, а мама не позволяет - софка и так старенькая, и Домника может совсем ее поломать. - И вдруг, рассердившись, закрутил над головой кнутом. - Ну, пошла, кляча старая!
Когда Скридон подошел к Домнике, бедная девушка была краснее мака и пыталась пальцами всадить гвоздь, вылезший из дверного косяка. Если бы только она знала, что перетерпит из-за этого сорванца, еще с вечера отвела бы его к бабушке. Теперь она стояла и соображала: сидеть одной с парнем в доме - нельзя, сидеть во дворе - не на чем. И в довершение всего у нее развязался шнурок на туфле, и как его теперь завязать?
- Ты готова? - спросил Скридон.
И она решилась:
- Готова.
Когда они вышли, Трофимаш пристально посмотрел на них, - видимо, хотел что-то сказать, но Домника его опередила:
- А ну подожди, я тебе застегну пуговку на воротничке.
Но Трофимаш был не дурак, он хорошо знал, как сестра застегивает пуговки. Соскочил с забора и задал стрекача, только пятки засверкали. Даже не оглянулся, пока не забежал в самую глубь сада.
- А на кого ты дом оставляешь?
- Мама здесь, у соседей.
И казалось ей, что все только на них и смотрят, и боялась, как бы у нее совсем не развязалась туфелька, и поэтому шла как можно медленнее, а Скридон все забегал вперед, и люди подходили к своим плетням и смотрели, как они идут; один впереди, другой позади, и все молчат, молчат...
Но уж зато сам вечер в клубе обернулся для Домники праздником на всю жизнь. Оказалось, этот самый Скридон, такой смешной, чудаковатый и даже чуть нелепый, обладал каким-то редким даром преображения. Он схватывал на лету малейшую, самую пустяковую мелодию, ее ритм, ее краску, ее певучесть и, одухотворяясь ею, становился уже совсем другим человеком. Вдруг он уже и высок, и строен, и серьезен, и умен, и породист, точно бог весть какие древние ветви сошлись на нем: и каждый шаг плавен, и каждое движение красиво, глаз не насытится, глядючи на него, а ему до этого и дела нет. Спокойный, важный, торжественный, он весь отдается танцу, и все его движения похожи на переливы дивной реки, которая все течет, петляет, кружит, и ни конца ей, ни края.
Подхваченная этим удивительным перевоплощением, вдруг и сама девушка, которую он приглашал на танец, переставала быть обыкновенной деревенской хохотушкой, каких полно стояло вдоль стен, а становилась редкой породы цветком, выращенным его трудом, его стараниями и которого он вот теперь впервые показывает людям...
Отдавшись этому волшебству, Домника была на седьмом небе. Она уж и сама себя не узнавала, вдруг ей самой показалось, что что-то редкое, загадочное, чудное и прекрасное заключено в ней самой. И растворилось все вокруг, и было их только двое в целом мире, и, подхваченные фантазиями старого скрипача, они все летали из края в край, от танца к танцу, и счастье было столь сильным, столь пьянящим, что поздно вечером, когда, наклонившись к ее ушку, Скридон прошептал несколько загадочно: "Пойдем?", она, ни секунды ни колеблясь, ответила решительно: "Пойдем".
И только после того как вышли на свежий воздух, на улицу, под мерцающим небом светлой ночи, она вдруг вспомнила шепот своего кавалера и возмутилась:
- Что это значит - пойдем? Куда это, интересно, мы пойдем?!
- Ну домой же...
- Ах, домой...
За мостом они свернули на тропинку. Скридон рассказал ей, как он на днях чуть не поймал лисицу, сама лезла в руки; объяснил, почему вчера над селом пролетели три самолета, а сегодня только один, и, едва дошли до калитки, снял шляпу, повесил ее на столбик и пристально посмотрел на девушку.
