Действительно, модель экономического управления начала 1980-х гг., основанная на получении максимальной прибыли частными инвесторами и отмене государственного регулирования, необходимого для защиты интересов всего общества, привела к кризису индустриализации целых регионов, упадку инфраструктуры, сокращению социальных программ и спровоцировала напряженность из-за неконтролируемых и нерегулируемых экономических, социальных и иммиграционных процессов. По данным РБК, корпоративный и государственный долг США к концу 2008 г. превышал ВВП ведущей экономики мира в 3,7, а с учётом социальных обязательств в 8,2 раза. Для сравнения это отношение к началу великой депрессии в 1929 г. составляло 1,5, а в 1933 г. - 2,9 раза. Акции инвестиционных банков США, тем не менее, до недавнего времени продолжали продаваться по ценам, в несколько раз превышающим их балансовую стоимость. Это результат игнорирования теорией Фридмана взаимосвязанного аспекта расширения и сжатия кредита, её, по словам Дж. Сороса, порочности. Дерегулирование экономики сделало рынок акций и других финансовых инструментов более важным, чем товарный: современный капитал, как правило, стремится к увеличению прибыли, а не доли на рынке производимого продукта. Корпорации принадлежат профессиональным управляющим портфелей; акционеры не заинтересованы в производстве, поскольку единственная цель владения акциями заключается в том, чтобы делать на них деньги.
Необходимость пересмотра фундамента социально-экономической модели современного общества и его философии, которая оказалась достаточно примитивной, основанной исключительно на прибыли, потреблении и личном доходе, отмечают столь различные общественные деятели как М. С. Горбачёв [13] и Дж. Сорос [14]. Речь идёт о переосмыслении не только модели экономического управления, но самой идеологии современного капитализма. Крах инвестиционных банков с Уолл-Стрит наглядно показал, насколько ущербна современная финансовая система, когда бремя зародившегося в США кризиса приходится нести странам "третьего мира". Как отмечает Дж. Сорос, уязвимыми перед финансовым кризисом эти страны сделала навязанная Всемирным банком и МВФ рыночная дисциплина "Вашингтонского консенсуса" - набор политических рекомендаций, включающих бюджетную дисциплину, приватизацию собственности, дерегулирование рынков, либерализацию торговли. Нанесенный этими рекомендациями урон ещё не осознан: капитал уходит с периферийных рынков, экспортные операции страдают от недостатка оборотных средств, отсутствует долгосрочное финансирование.
Вместе с тем сравнительно благополучные США, в которых публикуется в 10 раз больше научных статей, чем в России (2,8 миллиона против 286 тысяч в 2005 г.), сталкиваются с дискредитацией науки как института знания. Американские философы пишут:
"Наука находится в большей опасности, чем большинство из нас себе представляет. Этот кризис выходит за рамки сиюминутных проблем, как, например, уменьшение финансирования фундаментальных исследований. Наука развивается культуре, которую она обслуживает, а эта культура становится всё более враждебной, о чём свидетельствуют атаки креационистов на теорию эволюции и движение в пользу так называемой теории разумного замысла. ...Престиж науки подрывается также и коррупцией в рядах учёных, связанных с фармацевтическими и другими компаниями; изображениями в средствах массовой информации учёных как исчадий зла; страхом перед прорывами в биологии, которые угрожают пересмотром самого понятия "человечество". Сама научная методология подвергается нападкам со стороны "менеджеров правды", которые при принятии решений отталкиваются от иных критериев - от мистического озарения до политического или религиозного авторитета. Борьба вокруг вопроса об истине является частью процесса изменения нашего отношения к такой глубинной основе, как знание" [15].
Ныне в области экспорта информационно-коммуникационных технологий Китай опередил США и вышел на первое место в мире. Существуют ли какие-либо преимущества властных технологий обществ контроля (демократии США и Западной Европы) перед обществами дисциплины (Китай, Россия, Индия, Пакистан)? Западная цивилизация дала миру демократию, философию рационального исследования и научно-технический прогресс. После падения диктатуры коммунистических галлюцинаций, по мнению Дж. Франкла, "Нет никакого сомнения, что Запад сохранил свою свободу, но какой ценой? Не упорным трудом, - ибо теперь труд, в отличие от старого мира, перестал быть необходимостью благодаря машинам и механизированному производству, - а ценой возросшей объективации и деперсонализации сознания и души человека" [16]. Задаваясь вопросом, ведёт ли механизм современной науки к либеральной демократии, Ф. Фукуяма также приходит к выводу, что отношения между экономическим развитием и технологиями власти далеко не случайны, однако мотивы выбора демократии в основе своей не экономические: "У них другой источник, а индустриализация даёт им осуществиться, но не делает необходимыми" [17].
Чередование волн социальной политики и экономического развития - вот что отличает постиндустриальные либеральные общества от индустриальной диктатуры дисциплинарных обществ и "лабораторий жизни" (метафора, какую Дж. М. Кейнс употреблял по отношению к Советскому Союзу). На заре кибернетики британский экономист предложил свою экономическую модель индустриального общества. В США, а затем и в странах Западной Европы повышение качества жизни людей сопровождалось целенаправленными вложениями в науку, здравоохранение, образование. Конечно же, огромное содействие оказали и итоги второй мировой войны, из которой США вышли с минимальными потерями, получив высококвалифицированных эмигрантов и все возможные бонусы Бреттон-Вудсской валютной системы, в создании которой принимали участие и Дж. М. Кейнс, и М. Фридман. Однако это не меняет характера общего вывода - без чёткой государственной политики, направленной на всемерное повышение качества жизни населения, никакая инновационная деятельность или высокотехнологичный рывок невозможны: иначе, кадры, которые "решают всё", в который раз будут разменяны страною за рубежом.
По мысли Ж. Делёза, "если в наши дни нам чего-то недостаёт, так это не критики марксизма, а именно современной теории денег, которая была бы столь же хороша, как и теория Маркса, и даже была бы её продолжением" [18]. С развитием техники, производительных сил и производственных отношений кейнсианская модель не потеряла своего значения. Капитализм, в котором масса населения обладает покупательной способностью, гарантирующей расширенное производство, это капитализм для большинства. Он обнаруживает, что есть сферы человеческой деятельности, в которых рыночные механизмы не работают. Смысл социальной политики и государственных расходов на образование, науку, здравоохранение и жилищное строительство состоит как в борьбе с бедностью через перераспределение богатства и тем самым предотвращение социальных взрывов, так и в развитии того, что прежде называлось у нас "человеческим фактором" и подразумевало повышение производительности труда и интенсификацию экономики. Всё это происходило в условиях либерализации и демократизации государственной власти и не могло состояться без гласности, без попытки осознать, что представляет собой современное общество и каким образом возможно "благосостояние для всех".
Примечания
1. Лиетар Б. А.Будущее денег: новый путь к богатству, полноценному труду и более мудрому миру. М.: КРПА Олимп: АСТ: Астрель, 2007. С. 25.
2. Ленин В. И. Развитие капитализма в России. СПб.: Паллада, 1908.
3. Маркс К. Капитал. Т. 3. М. 1986. С. 532.
