Манекен За окном, легонько наклонясь, Манекен, прелестное виденье… Руки вскинула в большом смущенье, От нескромных взглядов заслонясь. С плеч струятся бархат и шелка, Лайковые тонкие перчатки Шарфа легкого изысканные складки Утомлённо трогают слегка. К магазину скромно подошла Женщина седая, пожилая, Но заметна красота былая В зеркале витринного стекла. И она, прекрасное любя, Одевалась модно и со вкусом, Шляпка на её головке русой Обращала взоры на себя. К старости осталась не у дел, Деньги, что на чёрный день копила, Унесла неведомая сила, Кошелёк в кармане опустел. «Вот бы заглянуть в торговый зал, Перед зеркалом в кабине узкой Ну хотя б примерить эту блузку!.. Нет, прогонят! Ах, какой скандал!» Что же это? Господи, прости, До чего ж мы дожили, родные?! В городе своем совсем чужие, В магазин стесняемся зайти. Ноябрь 1999 г. Такси Такси! Такси! Притормози, Возьми попутчицу ночную, В вечерний сумрак увези, Ну а точнее, на Тверскую. О пустяках поговори И отвлеки её от грусти. Любимый звал её Мари, А ты зови её Марусей. Так в детстве мать её звала, В косички бантики вплетала, По жизни за руку вела, И берегла, и помогала. Сегодня в городе чужом Она одна за всё в ответе. Нужна работа, нужен дом… Кто пожалеет, кто приветит? Она торгует красотой, На деньги молодость меняет. Противен бизнес ей такой, Иных путей она не знает. Хоть ты девчонку пожалей, Она вниманью будет рада. Такси, такси, прощаясь с ней, Не осуждай её, не надо. Ноябрь 2006 г. Ах, Арбат! Двадцать минут – маршрут по Арбату, Двадцать минут от весны до заката, Юность моя, моя память – Арбат, Я постарела, ты – молод, богат. Ты изменился. Стал краше? Не знаю. Таким, как ты есть, я тебя принимаю. Гранит и брусчатка асфальта покруче, И стали фасады и краше, и лучше. Староконюшенный – узкий, неброский, Малюсенький – Мало-Николопесковский, Калошин. Какое названье! Едва ли Когда-то калошами здесь торговали. Тбилисский привет – ресторан «Генацвале» В Большой Афанасьевский смело вписали. Театр Вахтангова спит за решеткой, А мимо девчонка развязной походкой Проходит и даже туда не глядит — Она подражать Турандот не спешит. Булат Окуджава – арбатский певец — Обрёл во дворе свой посмертный венец. В вопросе немом: «Как найдут меня внуки?» Вскинул Булат изумлённые руки. Любил он Арбат и ночные прогулки, Когда засыпали во тьме переулки И окна свои опускали ресницы, — Арбат отдыхает. Что жителям снится? Будёновки, шапки, матрёшки, подковки — Для праздных туристов подарки-обновки. Небо Мадрида, Москвы и Парижа — Нам бы друг к другу добрей быть и ближе. Арбат изменился. Стал краше? Не знаю, Но не таким я его вспоминаю — Военный Арбат и весёлый, победный, Нас не делил на богатых и бедных, Здесь жили простые советские люди, Мы их забывать не должны. Не забудем! Июль 2008 г. Астры Шёл парень усталый с астрами, Будто заспанный. Астры? Красные, Или жёлтые, фиолетовые… Не об этом я, Не об этом. Преподнёс он девушке астры, Улыбнулся ласково: «Здравствуй!» Она, как с журнала французского: На ней блузка Прозрачная, узкая. Так небрежны её движения, Будто делает Одолжение. Её радовать надо не астрами, А в шампанском Ананасами. С парнем она разругалась… Что-то я задержалась, Совсем разболталась. Я же вышла за постным маслом, Тут парень с астрами… Жёлтыми… Красными… Сентябрь 2002 г. Арбатская площадь Арбатская площадь не так велика, Но капитальны строенья — Строили прочно и на века Прошлые поколенья. Ходил по площади прежде трамвай, Стучал, гремел вдоль бульвара, Извозчик прохожим кричал: «Не зевай!», Гнедых погоняя пару. Время всё изменяет вокруг, Трамвая уж нет и в помине, Бывший извозчик катает подруг В новой советской машине. Уже под землёю летят поезда — Метро горожан возит. Вход, вестибюль, а в плане – звезда: Время символов просит. Площадь овальна, слегка поката, Огнями реклам сияет. В неё вливаются два Арбата, Воздвиженка вытекает. От «Праги» влево Старый Арбат, Новый Арбат – вправо. Старый Арбат нам дорог и свят, Про Новый не пел Окуджава. Трудно петь про «бетонный рай», Про монстров стихи не слагаются, Но эти «высотки» – ругай, не ругай, Стоят себе, не меняются. Бульвары – кусочки земли живой. Привлечь вниманье стараются Гоголь носатой своей головой И львы, что у ног его маются. Меж ними потоки машинных фар, Мигает всё и клокочет, Несётся куда-то весь этот кошмар — Себя обогнать хочет. А в общем, Москва живёт и растёт, Меняются зданья и люди, Время ненужное всё уберёт, Время нас всех рассудит. Август 2011 г. |
