* * *
На основании вышеприведенных постулатов вырисовывается вполне логичный план. Во-первых, я попытаюсь вычленить тип событий, наступление которых способны предсказать некоторые книги, и показать наиболее частые способы облекать пророчества в литературную форму.
Во-вторых, я намерен предложить несколько объяснений – от подлинно научных до совершенно иррациональных, – позволяющих составить представление о провидческом характере литературы, и по мере возможности утвердить мысль о том, что литературные произведения могут содержать предвидения грядущих событий.
Наконец, я намерен рассмотреть практические результаты этого открытия в сфере политики и науки, а также его влияние на анализ произведений и истории литературы. Ибо, если и в самом деле предположить, что время не всегда течет в одну сторону, целые области точных и гуманитарных наук предстоит изучать заново.
Одновременно я оценю степень вероятности предвидений в разбираемых мною произведениях и укажу предвидения нереализованные, но способные реализоваться завтра; также мне бы хотелось выразить пожелание более внимательно прислушиваться к тому, что литературные тексты говорят о будущем, дабы с их помощью мы могли повлиять на него и даже спасти жизни[2].
Уильям Томас Стед, родившийся в 1849-м и скончавшийся в 1912 году, был великим журналистом и может считаться одним из основателей современной прессы.
Он был глубоко убежден, что утрата доверия к политическому классу Англии налагала на прессу новую ответственность и, в частности, обязывала ее играть активную роль в делах страны.
Так, встав во главе «Пэлл-Мэлл газетт», он уверенно и успешно повел кампанию за усиление присутствия Англии в Судане, за увеличение бюджета военно-морского флота, а также за предотвращение открытого конфликта между английскими и русскими войсками в Центральной Азии.
Выражая чаяния общества, Стед являлся прогрессивным журналистом. В частности, благодаря кампаниям в прессе, мобилизовавшим общественное мнение, были приняты статьи закона относительно преобразования лондонских трущоб и против детской проституции.
Чтобы наглядно явить ужасы детской проституции, Стед убедил одну женщину продать ему девственность своей дочери, прежде чем она передаст дочь на попечение Армии Спасения. Однако его отвлекающий маневр обернулся против него самого: его обвинили в похищении девочки, привлекли к суду и приговорили к двум месяцам тюрьмы. Но так как этот приговор способствовал продолжению его борьбы, он им особенно гордился.
Все эти поступки характеризуют Стеда как человека мужественного и твердых убеждений, предшественника социалистов и феминистов, пылкого защитника мира, память о котором, несмотря на удивительный поворот, впоследствии случившийся в его жизни, заслуживает навсегда остаться в истории.
СОБЫТИЯ
*
Рационалист, глубоко погруженный в общественную жизнь своего времени, Стед, каким бы удивительным это ни казалось, страстно увлекался парапсихологией.
Заинтересовавшись очень рано этим вопросом, он всерьез увлекся им после ряда случаев необъяснимого предчувствия и нескольких примечательных встреч, в том числе с теософом Еленой Блаватской, автором «Тайной доктрины».
Постепенно стал проявляться его собственный дар, в частности после преждевременной кончины своей подруги – журналистки Джулии Амес, от которой он получал послания с того света. Получив возможность поговорить со своим покойным старшим сыном, он общался с ним.
Этот опыт окончательно убедил Стеда в существовании паранормальных способностей, и он даже решил создать организацию, призванную способствовать общению с миром мертвых, «бюро Джулии»[3], что основательно подорвало к нему доверие людей картезианского склада ума.
Стед завязал отношения с многочисленными ясновидцами того времени, и многие из них предсказали ему печальное будущее. В 1911 году медиум Керлор описал ему большой черный корабль и предупредил его, что он утонет. Ученица знаменитого Кайро предсказала Стеду, что тот умрет в 1912 году. Мадам де Тэб посоветовала ему остерегаться воды, а Кайро лично дал ему такой же совет.
Похоже, все эти предсказания Стед воспринял философски, возможно, убежденный, что, как учат нас древние, бесполезно пытаться изменить ход судьбы, и не лучше ли, если у тебя осталась еще хоть капля мудрости, приспособиться к ней[4].
«Этот корабль был крупнейшим плавучим средством и величайшим из всех творений человечества. В его постройке и обслуживании участвовали каждая отрасль науки, каждая профессия и ремесло, бывшие в арсенале цивилизации»[5].
Такими строками начинается «Тщетность», книга, которую Робертсон посвятил трагедии «Титаника». Изображенный в ней корабль представлен как одно из самых великих достижений человеческого разума, служить на котором позволено только высоко квалифицированному персоналу: «На его мостике были офицеры, которые, помимо того что являлись цветом Королевского флота, прошли строгие экзамены по всем предметам, связанным со знанием ветров, приливов, течений и морской географии. Они были не просто моряками, но учеными. Профессиональные навыки того же класса обнаруживали работники машинного отделения, а с выучкой коридорных сравнилась бы выучка персонала отеля высшего класса»[6].
«Титан», как и его образец – оба плавают под британским флагом, – действительно представляют собой уникальный сплав высоких технологий и величайшего комфорта. В главе, посвященной техническим параметрам судна, можно найти данные о его длине (240 м у «Титана», 269 м у «Титаника»), максимальной скорости (от 24 до 25 узлов в час у обоих кораблей), о числе гребных винтов (по три у обоих кораблей) и о количестве пассажиров (3000 человек на «Титане», 3320 на «Титанике»).
Рассказывая о комфорте для пассажиров, Робертсон просто описал, не пытаясь явить ненужную оригинальность, все новшества, которые превратили «Титаник» в плавучий дворец, например, соединение главных служебные площадок и помещений корабля посредством телефонной связи, или – верх роскоши – размещение на борту второго оркестра.
Таким образом, не только посредством сходства названий, но и посредством характеристик этого шедевра кораблестроения, Робертсон, не уточняя без нужды, о какой трагедии он рассказывает, указывает читателю, в каком ключе тот должен читать предложенное ему повествование.
Глава I. Политические перемены
Одно из имен, вполне естественно приходящих на ум, когда начинаешь размышлять о провидческом характере литературы, это Кафка. Его так часто цитируют, рассуждая о мире абсурда, что имя Кафки дало рождение новому прилагательному, а сам он заслужил репутацию исследователя этого мира еще до того, как мир этот прошел стадию становления и набрал силу. Но оправданна ли такая репутация?
* * *
Мысль о том, что Кафка описывал будущие политические режимы, вот уже почти целый век, словно навязчивый мотив, проходит через все работы критиков. Но какие именно тексты берут за основу критики, предполагая наличие у чешского писателя провидческого дара?
Самый знаменитый текст, подходящий под определение предвидения, это, без сомнения, неоконченный роман «Процесс»[7]. Как известно, в нем рассказывается о том, как некий Йозеф К., старший прокурист в одном крупном банке, однажды утром был арестован в собственном жилище за таинственное преступление, суть которого ему так и не раскрыли. Его оставили на свободе, но обязали ждать заключения некой следственной комиссии, которой поручено вынести решение по его делу.
