— Ты как-то сложно закрутил…
— Проще? Ну, если проще, то мы считаем, что все должны расплачиваться за свои действия. И мы считаем, что это один из законов вселенной, кто бы ни пытался убедить нас в обратном. И у нас есть серьезная причина считать, что такое положение вещей и должно быть.
— Мы и так за них расплачивались бы…
— Ха-ха-ха! Это мне напоминает политику одной страны прошлого — сами долгов себе наделали, сами себе их же простили…
— И что же стало с той странной?
— А ты не слышала? Нет больше стран у человечества. Пережили мы это, вопреки стараниям некоторых, отдельно взятых предков.
— А вы именно такие… какими она вас описывала. Такие же жестокие… и такие же… прибаханно-справедливые.
— Кто? Одна из Зодчих? А что мы с кем-то из них уже встречались? Почему я не знаю?
— Нет. Она не из Зодчих. И не пророк. Она… другая… совсем другая… она говорила, что все что произойдет, будет необходимым. Даже наши разногласия, несмотря на одну цель. Правда, она говорила, что вы еще и сами не знаете об этой цели. И нам вы все равно не поверите, как бы убедительно мы вам не пытались объяснить. Ибо такое не поддается объяснению. Только пониманию. И тут мы должны просто ждать, когда вы сами все поймете.
— Я тебя прошу… видели мы всяких «глаголющих истины»… все они на поверку просто такие же духовные лидеры, прикрывающиеся демагогией, как и все прочие. Какая бы ни была эта ваша цель, средства ваши… слишком жестоки, слишком циничны, слишком эгоистичны.
— Настоящие борцы не вырастают в шелках и заботе, вскормленные сладостями и не знающие в жизни ничего, кроме тепла и радости. Раньше каждый народ сам растил себе нужных борцов. Но нет больше у людей народов, как ты заметил, и мы считаем себя способными справиться с любой проблемой, которую встретим в будущем. Потому и не растим больше действительно сильных борцов. Самоуверенность — наш вечный бич, и ты знаешь это лучше других. Но ведь законы вселенной, к которым ты сам аргументировал, никто не отменял. Только сила равная или приближенная к той, которой она противостоит, способна переломить что-то ради чего такая сила и появляется. А у силы нет оттенков, есть лишь стороны. Ведь само существование любой силы обусловлено законами вселенной. Поэтому когда появляется сила, пусть и жестокая с какой-то точки зрения, она существует и развивается, потому что это прописано в основах мироздания, и потому что были созданы условия и причины для ее существования.
— Все это классно, конечно, но ни капли не оправдывает то, что вы сделали с этими… детьми.
— Да, это так. Но и ты пойми, мы растили борцов, нам не нужны были неженки. К большому сожалению, кто-то в этой вселенной должен был стать борцом, просто сама вселенная выбрала их. Они, разумеется, в этом ни капли не виноваты. Но, не соответствуя своей собственной сути, все мы обречены стать лишь тенями своего времени. Они тоже. Разница только в том, что их роль очень важна для всех нас, а не только для них. И потому мы не можем просто упустить шанс правильно воспитать тех, кого нам дарит вселенная в качестве будущих борцов за наше совместное будущее.
— Только идеологию свою вы им навязываете, что ставит вас в один ряд со всеми религиозными сектами и не более того.
— Может, и так. Может, мы и заслужили такую критику. Но ведь любой борец должен быть верен своим идеалам. И, к сожалению, эти идеалы диктуют законы трагедии, а не комедии.
— А вы не боитесь, что эти самые борцы, имея силу, которую им просто подарили, и которую они не заслужили усердием, восстанут против вас, когда ваш кнут начнет их слишком сильно жарить?
— А для того ведь и существует вера, которую ты только что раскритиковал, дабы человек, воспитанный в ней, сам себя держал в узде, регулируя свое поведение, согласно общепринятым ограничениям. Мы и пытались в них воспитать лишь веру в наше дело, в нашу организацию.
— Как показывает практика, завышенная вера без доказательств — залог огромного… звиздеца.
— Да мы и не оспаривали этого. Но готовясь к сражению с силой, мощь которой не укладывается в воображение даже нашего Пророка и Зодчих вместе взятых, мы не имеем права воспитывать слабых, ибо когда грянет беда, просто не будет той силы, которая сможет с этим справиться.
— Почему они? Почему не добровольцы…
— Ты дурак или прикидываешься? Какие добровольцы? Мы этих так долго выводили направленной селекцией!.. — женщина закашлялась. — Черт… правду говорят, что мы не ценим отведенное нам время, пока оно не подходит к концу…
— Но ведь можно было тогда селекционировать достаточное количество людей, чтобы из них можно было выбрать нужное количество добровольцев. Вы же, как оказалось, добавки почти всем людям мешали.
— Да, можно было, только время, как всегда, поджимает. Нет времени выводить такую массу соответствующих по качеству людей, дабы среди них набралось достаточное количество добровольцев. Нам не хватает всего-то пяти тысяч лет! Да и, в конце концов, принцип видового разнообразия все равно не позволил бы всех перековать под нужные характеристики.
— Но ведь при большей выборке и шанс найти добровольцев возрастает.
— Да, согласна. И может даже так было бы правильней. Только пяти тысяч лет все равно у нас нет. Беда уже на пороге, пусть вы ее и не видите.
— Э-э-э… А кто вообще объявил предельные сроки?
— Вселенная.
Алекс засмеялся. А когда успокоился, спросил:
— А не слишком ли вы много на себя берете?
— Нет. К сожалению. Жаль, что ты еще не понимаешь, как устроен этот мир. И жаль… — женщине опять стало грустно и вновь слезы появились на ее глазах, — что я умру, так и не дождавшись того славного момента, когда вы, наконец, поймете нас. Она ведь говорила… ставила срок… я рассчитывала… я должна была дожить до этого… чертов подонок… со своей пушкой…
— Тихо-тихо. Мечтать никогда не поздно. Порой как раз отчаянные мечты выводят нас из безвыходных ситуаций.
— Жаль, что это не одно из основополагающих правил вселенной. Мне бы сейчас оно очень помогло… Даже… «Даже отчаянно мечтая, порой мы просто умираем, жизни мгновенья заменяя надежд разбитых полный тир»… Ай… черт… — женщина вновь закашлялась.
— «Чужие цели выбивая, порой мы просто забываем, что грезы красок добавляют в этот унылый скучный мир», — закончил за нее Алекс.
— Видите… в нас намного больше общего, чем может показаться с первого взгляда. Мы даже одинаковые… бестолковые псевдоинтеллектуальные стихи читаем… спасибо… что не оставили меня… и что не сказали ему, что я умру… чтобы ты обо мне не думал… я не смогла остаться равнодушна к нему… и мне не хотелось бы… чтобы он знал… что я умираю… он бы тоже остался… и взял бы ненужную ему грусть на душу…
— И все-таки есть в нас минимум одна большая разница.
— Это… какая же?
— Я не вру им без крайней необходимости. А я… пообещал ему…
Алекс приложил руку к ее груди. Под ладонью загорелся небольшой, но яркий огонек. Женщину стало трясти, потом ее вновь стошнило. Тошнило долго. Когда она, наконец, смогла вздохнуть спокойнее, Алекса уже не было рядом. В руке у нее лежала записка: «Он оказался к тебе более великодушным, чем был бы я. Это он подарил тебе второй шанс. Если бы вы закончили его обучение, ему бы такое великодушие было бы чуждо. Подумайте над этим. И, на всякий случай — забаррикадируйтесь и не выходите из дома до утра». Однако наиболее удивительным для женщины был не текст записки и не факт ее наличия, а то, что она была написана не от руки.
* * *
Билл вошел в здание с огромной антенной на крыше. Он не знал, что это было за здание, но был уверен, что именно сюда его направил Алекс. Пока он шел сюда, то успел обдумать сложившееся положение вещей и свое место во всем этом спектакле. Да, он уже был уверен в том, что вокруг него разворачивается самый настоящий спектакль, в котором он играл, сам того не подозревая, ключевую роль. Он даже понимал, что, скорее всего, спектакль-то и разыгрывался ради него, дабы скрыть от него что-то, что было в его прошлом и что его заставили забыть.
