— И ты не простил ее?

— Может быть, и простил… Но теперь у меня есть ты. Теперь я не представляю жизни без тебя, Вероника. Ты не должна ревновать. Скажи, что ты не ревнуешь.

— Это дурное чувство. Никогда его не испытывала.

— Какая ты хорошая. Иди ко мне! — Виктор снова изнывал от желания. — Я люблю тебя… Неужели так будет всю жизнь? — спросил немного спустя.

— Конечно, — не раздумывая, ответила Вероника.

— А где мы будем жить?

— Где хочешь.

— Какая ты хорошая! Ну как же это случилось, что такому остолопу, как я, достался ангел…

Хозяйка знала или, во всяком случае, догадывалась об их отношениях, но ни разу ни единым намеком не выразила своего неодобрения. Виктор был так благодарен ей за это. И еще за то, что не рассказала Веронике о злополучном приключении с Беатой.

В день, когда Виктор сделал Веронике предложение, они раньше обычного разошлись по своим комнатам. Оба очень устали.

Ближе к ночи к нему постучала хозяйка и предупредила, чтобы Виктор завтра не уходил никуда до обеда: должен прийти Сергей.

До обеда ждать не пришлось: Сергей явился часов в девять. Вид у него был официальный и торжественный. Виктор подумал: может, он уже знает о том, что они собираются пожениться с Вероникой? Она же не могла не сказать об этом своей дальней родственнице — хозяйке. А та — передала Сергею.

Но причина была другая и совершенно неожиданная.

Сергей, дождавшись, когда Виктор позавтракает за общим столом на открытой веранде, позвал его в комнату.

— Ну, как дела?

— На пять! — воскликнул Виктор. — И в Грецию не хочу.

— С Грецией ничего не получается. С визой трудно. Понадеялись на одного человека, а он подвел.

— Ну и не надо. Я скоро поеду домой.

— Нет, домой пока не поедешь. Пока… Из движения поступило задание. Завтра рано утром я отвезу тебя в горы — в один молодежный лагерь. Там нужно немного с ребятами поработать.

— Как — поработать?

— Ничего серьезного. Там учебный лагерь нашего движения. Курс лекций, практические занятия, трудовой десант. Недели на две.

— Дело в том, что я… — Виктор хотел сказал о Веронике, но раздумал. Он сам с ней договорится. Главное — решено, и пусть это будет теперь его тайной.

— Ты не хочешь ехать? Но ты же должен был читать устав движения, в котором говорится, что каждый член по мере возможностей должен помогать. Ты, кажется, немного отдохнул…

— Да нет, я не против. Я понимаю, что должен отработать эти прекрасные три недели. Я согласен, должен…

— Ты не переживай, там условия просто потрясающие — я имею в виду природу. Это, можно сказать, заповедник.

— Хорошо, хорошо, — согласно замахал руками Виктор. — Еду.

— Значит, так, — заключил Сергей. — Завтра на рассвете за тобой придет машина. Далее подчиняться будешь водителю. И еще. Хозяйке и девушке совершенно не важно знать, куда ты направляешься. Придумай что-нибудь… Что-нибудь романтическое…

Виктор придумал. Он сказал Веронике, что должен подзаработать, поэтому отлучается на пару недель в одно ближайшее селение, где предложили хорошую работу. Вероника согласилась и поклялась ждать его приезда, как Сольвейг.

— Но Сольвейг не дождалась — ее возлюбленный не вернулся, — рассмеялся Виктор.

— Ей не повезло, — уверенно сказала Вероника. — А я везучая.

Машина — зеленая «Нива» — действительно пришла на рассвете. Виктор не спал всю ночь, чувствуя себя как перед сложным экзаменом. Он был уверен, что сдаст — вытянет счастливый билет; и вообще, материал известный и времени на подготовку достаточно… Был уверен, что сдаст, но волновался. Наверно, из-за Вероники. На себя-то он надеялся, да и на нее — тоже. И все-таки — мало ли что. Только и успокаивал себя ее уверенностью в том, что везучая.

Водитель понравился: улыбчивый парень. Он посадил Виктора на заднее сиденье, дал сок и бутерброды и спросил, какую кассету ему поставить. Собрались как на пикник. Когда выехали из города, свернули к горам. Ехали сначала по асфальтовой дороге, потом по грунтовой. Потом и такая закончилась — остались лишь две колеи, уходящие плавно вверх. Когда пошел пятый час пути, дорога усложнилась. Порой она так круто взмывала вверх, что казалось, «Нива» перевернется. Лес по краям стал мрачным, непролазным. Такой лес, наверно, и называют чащобой. Виктор мертвой хваткой вцепился руками в переднее сиденье и уже готов был заорать водителю, куда его леший гонит…

Но машина внезапно выехала на плоскую горизонтальную площадку и остановилась.

— Приехали. Вылезай!

— Ничего себе завез меня… — с опаской огляделся Виктор. — Что-то мне это не нравится.

— А уж это меня не касается. Дальше другая программа. Ты уж извини. — Водитель отшвырнул недокуренную сигарету. — Вылезай. Дел по горло. Жди здесь, за тобой придут.

Виктор вылез, водитель тотчас развернул машину, помахал рукой и уехал. Шум машины еще долго доносился то с одной, то с другой стороны горы — так петляла дорога. Наконец все стихло.

— Брат Виктор? — услышал он знакомый голос. Виктор оглянулся, но Иосифа, как думал, не обнаружил. Перед ним стоял другой молодой человек. — Меня зовут Ной. Брат Ной.

— Ной? — удивился Виктор. — Разве есть такое имя?

— Ты разве не знаешь? Ной спасся от потопа.

— Да, только никто этого не проверит, — засмеялся Виктор.

— Ты не должен так говорить. Все, что написано в Библии, — правда, — сказал Ной.

В его интонации послышались снова знакомые нотки. Иосиф и Ной говорили одинаково бесцветными голосами. Но в городе это не было так заметно, как здесь, на фоне роскошной кавказской природы.

— Хорошо, как скажешь, — не стал спорить Виктор, прислушиваясь к своему голосу: он был живой и звонкий, а у Ноя — какой-то мертвый. — Брат Ной, ты не болен?

— Почему ты так спросил? — удивился Ной.

— Мне показалось… Ну, пошли в лагерь? Далеко еще? Неужели опять подниматься?

— Брат, сотворим молитву, — сказал Ной, рухнув на колени, и оглянулся, потому что не услышал хруста мелких камешков под коленями Виктора. — Брат, сотворим молитву — ты должен слушать меня.

— Да я в этом ничего не понимаю, — отнекивался Виктор. — Надо обязательно на колени? Я не знаю никаких молитв.

Ной потянул его вниз. Виктор опустился на колени рядом с ним. Ему было неудобно стоять так, он думал, как глупо это выглядит со стороны, — хорошо, что его никто не видит. Ной уже начал что-то бормотать, полузакрыв веки. Постепенно он стал раскачиваться и в такт движениям произносил одну и ту же фразу, смысл которой Виктор уловил не сразу.

— Голгофа распятого — смерть упырям… Голгофа распятого — смерть упырям…

Как только Виктору удалось понять эту странную фразу, он вскочил с коленей и отошел подальше, чтобы ничего не слышать. Ной не сразу это заметил, а когда заметил — не сразу прекратил свою молитву. Наконец он сложил руки в заключительном движении, поклонился до земли и враждебно спросил:

— Почему ты не молишься?

— Я не умею. И не хочу. Не понимаю, что ты говоришь… И вообще не люблю, когда из меня дурака делают. Пошли в лагерь. Если надо работать — я готов. Молиться не буду. Давай думай: или идем, или я сейчас ухожу, — издалека сказал Виктор.

Ной вполне безучастно сказал:

— Путь долгий. Напрасно ты не помолился. Пошли!

— Иди впереди, я — за тобой! Ну?

Жажда новых приключений, неуемный дух странствий овладели Виктором. Он вдруг понял, что ввязался в новое опасное предприятие, но остановиться уже не мог. Он слышал, что «афганцы», вернувшиеся с войны, видевшие неоднократно смерть в лицо, уже не могут жить без острых ощущений — потому часто и попадают в криминальные структуры. Теперь Виктор на себе ощутил, что нормальная жизнь совершенно перестала его интересовать: хотелось все новых и новых приключений, хотелось познать себя — на что способен.

Вероника пусть ждет; это удел всех женщин от века — ждать мужа. Верность испытывается разлукой. Чем длиннее и опасней разлука — тем горячее любовь, если она есть. Это вдруг стало важным для Виктора: истинна ли любовь — Вероники к нему и его к Веронике. Эту разлуку им Сам Бог послал…