Вынужденная утренняя прогулка длилась около получаса, и вот наконец-то показался родимый дом.

Последние лет пять, после того, как Николай накопил на первоначальный взнос в ипотеку, он жил в колоритном месте. А именно – в легендами и анекдотами овеянной «хрущёвской» пятиэтажке, довольно крепкой внутри и облупившейся снаружи. Но зато с балконами и видом на море! В былые времена этот дом был достаточно элитным, даже можно с уверенностью сказать – образцовым, о чём свидетельствовала каким-то чудом сохранившаяся старая табличка, прикреплённая на углу дома. Табличка свидетельствовала о том, что это строение является образцом советской культуры и быта. Сколько десятков лет прошло с того периода, когда на дом повесили эту табличку? Наверное, сейчас никто и не припомнит. Из старых жильцов, которые жили в доме в те времена, почитай, никого и не осталось, а те, кто остался, шибко дружат с зелёным змием. Общаться с ними для выяснения сей исторической тайны почему-то совсем не хочется.

Ещё в прошлом году на первом этаже в отдельно построенной каморке сидели донельзя вредные и принципиальные пенсионеры-вахтёры, как говорится, старой, сталинской закалки. Они, по умолчанию являясь серыми кардиналами дома, заметив нынешний вид Николая, непременно сделали бы ему строгий выговор с занесением в личное дело. И с последующим строгим осуждением на партсобрании! Вахтёры его и так не особо любили, а тут такая оказия. Хотя, если вспомнить, они никого особо не любили, поэтому местные алкаши со временем перестали оплачивать их услуги. Следом за алкашами перестали платить и пенсионеры, которые считали себя «кардиналами», а вахтёров – недостойными своих денег. Затем лавина неплатежей достигла того уровня, что «ночные директора» в итоге собрались и покинули свой бессменный пост.

Стоит отметить, что, в принципе, дом был совсем не загажен. Кое-где на подоконниках даже стояли настоящие живые цветы в горшочках. Стены были облупленными и грязными от времени, но никто специально их не портил, не покрывал неприличными надписями, поэтому о вахтёрах особо и не вспоминали. И уж тем более – не звали обратно.

Осторожно ступая по гулкой лестнице, не дыша, чтобы случайно не привлечь внимание соседей, Николай дошагал до четвёртого этажа и наконец-то очутился в своём собственном мире, с родными умывальными принадлежностями и ещё белоснежной на днях купленной простынёй, так кстати постеленной на кровати.

Взгляд сам собой упал на пульт от телевизора, и палец по привычке очутился на кнопке «вкл». По одному из каналов началась реклама, которую Коля до этого не видел. В каминном зале во главе огромного стола, уставленного старинного вида серебряными столовыми принадлежностями, восседал чопорный английский лорд с лимонно-кислым выражением на лице. Напротив лорда за кухонной плитой, стилизованной под жаровню, стоял не менее чопорный лакей в ливрее и начищенных до блеска туфлях. Его мимика на сто процентов копировала мимику лорда. Лакей варил кофе в серебряной турке. Камера мельком скользнула по откупоренной пачке с ямайским «Blue mountain». Через секунду в турке начала образовываться аппетитная кофейная пенка.

Николая этот момент очень заинтриговал. Что будет дальше? Неужели наши телевизионщики научились снимать нормальную рекламу? Вдруг со страшным шумом и грохотом, пинком распахнув дубовую дверь зала, в помещение врываются три ополоумевшие девицы в одеяниях восточных наложниц, весь вид которых так и кричит, что они готовы и за чечевичную похлёбку продаться, следом за ними чинно ступает «альфа-самец» в снежно-белой рубашке и с жёлтым тюрбаном на голове. «Самец» начинает с порога орать на лакея: «Вы всё ещё кипятите? Тогда мы идём к вам!» и при этом достаёт из-за спины пачку с растворимым кофе «Чёрный Визирь».

С лица лорда тут же исчезают лимонные нотки, вместо них возникает блаженно-дебильная улыбка. Он вскакивает с места и как угорелый бежит к лакею. Подбежав, выхватывает у него из рук турку и выливает всё её содержимое в раковину. После этого крупным планом показывают торжествующих девиц и лоснящегося от собственной значимости их предводителя. Завершается эта монументальная постановка тем, что на своём законном месте за столом сидит лорд и блаженно потягивает тёмную жидкость из чашечки. Рядом, за спиной, стоит лакей и, по-собачьи принюхиваясь, смотрит из-за плеча лорда. Крупный план теперь показывает пачку «Чёрного Визиря». The end.

«Эээ… Дааа-с… Прекрасное, интеллектуальное зрелище. Хорошо ещё, что у меня желудок пустой, а то так и стошнить недолго. После такого мозгозашлаковывания, пожалуй, не буду терять время на приём пищи, а просто помывшись и почистив клыки полежу и подумаю над тем, что произошло. Надо будет в интернет залезть, почитать на специализированных сайтах. Про этот шарик надо будет попытаться информацию найти, наверняка, где-то подобный уже находили археологи. В нашем крае не так уж и много было археологических находок. Не в Египте живём».

Позже, всё-таки впихнув в себя бутерброд с сыром и колбасой, Николай открыл кухонный шкафчик и обнаружил стоявшую на полке нетронутую пачку «Чёрного Визиря», приобретённую намедни по случаю распродажи. «Проверять что-то не хочется, да ладно. Выпить чашечку кофе нужно».

Открыв пачку и разведя в стакане с кипятком пару ложек «божественной амброзии» он, сделав пару глотков, по примеру лорда вылил всё в раковину: «Как будто отходы химической промышленности им некуда складировать, вот они их и продавать решили». После этого, выпив стакан минералки, прилёг на кровать: «Буквально на двадцать минут прилягу, а то дел много…»

***

Очнулся Николай в какой-то сказочной изумрудно-зелёной долине без понятия о том, где он находится.

На горизонте поднималось огромное оранжевое солнце, и вся местность начинала своё утреннее преображение. Оглядевшись по сторонам, Коля увидел, что долина лежит между двумя цепями изумрудных сопок, покрытых смешанным лесом. На склонах видны были как разлапистые ели, так и лиственные деревья вроде дубов и ясеней.

Среди заливных лугов протекала живописная река с кристально чистой водой. Река была не слишком широкая, но и ручьём её уже было не назвать. Классическая горная речка, которая, насколько хватало взгляда, вилась и петляла, неся вдаль свои хрустальные воды по этой прекрасной местности. Унося свои воды вдаль, она в дальнейшем, возможно, впадала в озеро или даже в море. Но в данный момент это было не так уж и важно.

Со всех сторон доносились различные звуки, приятные уху уставшего от техногенного шума улиц городского жителя. «Например, слева что слышится? Там явно водятся лягушки, значит, там находится болотце или прудик. Без вариантов. Уж больно сочно и ярко они выводят свои нестройные, но очень громкие дифирамбы», – восторгался новыми звуками Коля. – «А справа что мы имеем? Там, в непролазной с виду рощице, опутанной лианами винограда и кишмиша, видимо, просыпаются птицы и начинают свою утреннюю концертную программу. Это очень приятно слышать».

Странно было ощущать, как пахли деревья и остальная растительность, не зная даже, как можно её правильно назвать. Оказывается, не только цветы могут пахнуть, но и деревья, кусты и трава имеют свои собственные непередаваемые запахи.

«Интересно, какое сейчас время года? Поздняя весна, лето или ранняя осень? Почему-то кажется, что здесь может быть только вечная весна. Не ранняя, не поздняя, а именно вечная. Здесь не может быть зимы».

Память лихорадочно стремилась впитать в себя всё видимое и ощущаемое. Сохранить как можно дольше это множество запахов и внезапно нахлынувших чувств.

Коля вдруг обнаружил себя очень легко, с невероятной эйфорией бегущим вверх по живописной тропе, простиравшейся ввысь по одной из гор, обступавших долину с востока. Почему с востока? Непонятная уверенность подсказывала, что это точно восток долины.

Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь густую арку тропической растительности, окружавшей со всех сторон тропу. Они словно пронзали всё тело, как энергетические копья. Втыкались в плоть и разрывались миллиардами бомб, несущих в себе заряд самой жизни. Они как будто звали: «Скорее, скорее заберись к нам повыше, на тёплые склоны, к нам, на самую вершину!»