– Ты чё-то борзая какая-то! – произнёс бритоголовый.

 А какой мне быть? Вы ни за что ни про что избиваете моего парня. Шарф им не понравился! Хотите проверьте – на шарфе ближе к краю есть коричневый след от утюга. Я его припалила прошлой зимой, когда сдуру пыталась его высушить таким способом.

– А ну покажи, – ухмыльнулся парень в дутой куртке, стоящий справа от меня.

Я медленно сняла с Жени шарф. Достала из сумки фонарик-шокер и, подсвечивая себе, стала искать след от утюга. Найдя его, я воскликнула:

– Ну вот! Подходите, смотрите.

Двое в дутых куртках и бритоголовый и вправду подошли, посмотрели и, пожав плечами, отошли. Мелкий в кепке так и стоял на своем месте и лыбился, его забавляло происходящее. Что-то в нём было знакомым. Я сунула фонарик в руки Жени. Я ему хвасталась как-то, что таскаю с собой шокер и показывала, как он действует. Надеюсь, он вспомнит, как им пользоваться. Главное, чтоб этот малахольный сам себя током не шибанул.

– Вопросы есть еще? Или нам можно идти?

– Есть, – ответил мелкий. – А меня так засосать сможешь?

Ситуация менялась, но не в лучшую сторону. На всякий случай я нащупала в сумочке травмат. Но я вообще не представляла, чем это всё может обернуться.

Не убирая руку с оружия, я разглядывала подходившего ко мне мелкого. Миндалевидные карие глаза, чуть вздёрнутый нос… И тут у меня в мозгу щёлкнуло:

– Блоха!

Тут уже он стал внимательно всматриваться в моё лицо. Он прищурился, а потом расплылся в широкой улыбке:

– Томка! Ты, что ли? Такая же шибанутая! – он сгрёб меня в охапку своими крепкими ручищами, приподнял и начал кружить.

Потом, поставив меня на землю, спросил:

– Чё это на тебе одето? Никогда б тебя не узнал!

Ещё один! Да я просто гений маскировки!

– Считай, что это моя униформа.

– Пацаны, всё нормально! Это Томка! Помогите этому… – он запнулся.

– Женя. Его зовут Женя.

Блоху я знала с пятнадцати лет. Мы с ним познакомились на концерте «КиШа» на летней эстраде, где я умудрилась вступить в перепалку с капитаном милиции, стоявшим в оцеплении, из-за того, что он грубо толкнул девчонку-неформалку и обозвал всех фанатов малолетними дегенератами. В юности у меня было обострённое чувство справедливости и совсем не было тормозов. Мне светило провести ночь в отделении милиции, но произошедшее не осталось незамеченным фанатами, и в бедного капитана полетели пластиковые бутылки с недопитой дрянью, которую в приморских городах гордо величают вином, мусор, фрукты. А меня за руку схватил какой-то парень и увлёк в толпу. Он вытащил меня за ограду и потянул вдоль неё в гущу деревьев. Там стояла небольшая группа ребят.

– Это она замутила, – гордо сообщил он своей компании. – Как тебя зовут?

– Тома.

– А я Блоха.

Он познакомил меня со своими друзьями, мы распили вино. На последний автобус в свою деревню я опоздала, и Блоха предложил переночевать у него. Я позвонила родителям и сообщила, что останусь у друзей. Родители мне доверяли, поводов для сомнений во мне я им не давала.

Блоха снимал времянку вместе со своими друзьями, Стерлядью и Прохой, у одного старого деда. Времянка состояла из двух комнат и кухни. Все стены комнат были увешаны дорожными знаками. Не знаю, зачем эти идиоты скручивали их в городе по ночам. У входной двери стояли биты, дубинки и огромные деревянные молотки. С ними они ездили по ближайшим деревням на дискотеки и гасили местных. Несмотря на то, что они были больными на всю голову, с ними было довольно весело, если не считать моментов, когда Блоха после шмали поднимал философские темы о жизни и смерти, но это случалось нечасто.

И теперь он стоял передо мной, не веря в возможность встречи, тем более при таких обстоятельствах. Он покачал головой, засунул руку в карман и вытащил семечки.

– Будешь? – спросил он у меня.

– Буду, – он насыпал мне щедрую горсть.

– Том, это Череп, Витос, Кот, – он показывал на своих товарищей рукой, называя их. – Ты прости, что так вышло. Я ж этих пидоров за версту чую, а тут такой прокол. Кстати, что ты в этом хмыре нашла? – это он произнёс совсем тихо, наклонясь к моему уху.

– Блоха, любовь зла! Тебе ли не знать.

Он знал. Он вечно путался с какими-то непонятными бабами: то старше его лет на двадцать с выводком детей, то алкоголичками, то просто дурами.

– А ты кем работаешь?

– Юристом.

– Отмазывать нас будешь?

– Нет, я по недвижимости.

– А-а-а, – разочарованно потянул Блоха, – ну, чего нет, того нет.

– А ты?

– А я то там, то тут, – уклончиво ответил Блоха, – без работы не сижу. Я ж там же и живу. Дед помёр уже, правда. Так я у сына его снимаю. Так что заходи, если что. Том, прости ещё раз, что так вышло.

– Да ладно уже. Вышло и вышло. Пиво с тебя. Ящик.

Я подошла к Жене, которого поддерживал под руку бритоголовый, сдавший его в мои руки, и мы тихо поковыляли на остановку.

Когда мы отошли метров пятьдесят от того места, где всё это произошло, Женя вырвал руку и прошипел:

– Противно…

– Что противно? – я, правда, не поняла, что он имеет в виду.

– Целоваться с тобой противно. Я сам пойду.

Он медленно, пошатываясь, пошёл вперед. А я осталась стоять, как оглушённая.

– Не бла-го-да-ри, – шёпотом произнесла я ему вслед.

Две недели Женя в офисе не появлялся. Он был на больничном. Видимо, ждал, пока сойдут гематомы. Я зашивалась, и поэтому на работе у меня не было времени раздумывать о странном поведении Жени. Зато, когда я возвращалась домой и ложилась в постель с острым желанием уснуть и наконец-то выспаться, в голову начинали лезть всякие странные мысли. Я думала, что ему было неудобно передо мной, ведь на моих глазах – глазах человека, стебущего его при каждом удобном случае за его голубизну, его избили, унизили, в принципе, по тому же самому поводу. Может, ему и, правда, был настолько отвратителен мой поцелуй, что он предпочёл бы умереть на месте, лишь бы его никогда не было. А, может, ему было неприятно, что один из людей, принимающих участие в его избиении, оказался моим знакомым из прошлого. Как бы там ни было, чужая душа – потёмки, и только Женя мог знать об истинных причинах своего поведения.

Когда он приступил к исполнению своих обязанностей, у меня было такое ощущение, что наши отношения откатились к первым дням знакомства. Он опять молчал либо отвечал односложно, а о посиделках в кафе и думать было нечего.

Сегодня день вообще не задался. Утром пришёл тот самый упоротый шовинист, который считал, что я ни на что не гожусь. Он тряс Жене руку, говорил, что как только сменили юриста, сразу же его дело разрешилось положительно, обещал оплатить ему сауну с горячими девочками. А я, по его словам, должна как можно быстрее добровольно сложить полномочия начальника юридического отдела и стать начальницей поломоек, швабр и метёлок. Политика нашей компании заключается в том, что клиент при любых обстоятельствах должен остаться доволен. Поэтому я преспокойно пила кофе со сливками и молча наблюдала за ними, пытаясь не улыбаться.

После работы я покаталась по городу, хотя кататься в пятницу – удовольствие сомнительное. Весь город стоит в пробке. И даже на мотоцикле приходится несладко. Зато я заехала в тир и отвела душу. Нормальные люди в пятничный вечер едут с семьёй или друзьями развлекаться, но когда у тебя нет ни того, ни другого, отчего бы не пострелять в тире, представляя вместо мишеней некоторых клиентов.

Я вернулась домой ближе к одиннадцати. После душа я сразу же легла спать и уснула, как ни странно, довольно быстро. Неожиданно раздавшийся телефонный звонок, бесцеремонно ворвавшийся в мой сон, заставил меня подскочить в кровати. На электронном табло часов, висящих на стене, зелёным высвечивалось 3:15. Поздний звонок – это всегда страшно. Я сразу подумала о родителях. Не дай Бог дома что-то случилось! Я подлетела к своему письменному столу, где бросила вчера телефон. Я чувствовала, что меня начинает колотить. Я схватила телефон. Судя по надписи на дисплее, звонил… Женя. Какого чёрта? В такое время! Чувство тревоги сменилось злостью, я нажала на кнопку приёма вызова и рявкнула «алло». К моему удивлению, я услышала незнакомый мужской голос: