Занималась заря. Солнце скоро осветит и быть может даже согреет грешную землю... А души? Кто согреет души? Елена хотела спать, и ей сейчас было не до диалогов. Обработав руки, шатенка обернулась к тазу и намочила тряпку в теплой воде. Она вспомнила как за ней ухаживал Деймон после того избиения, и сейчас понимала, что должна ответить тем же…
Оба они знали, что никогда не наладят тех обычных отношений, которые существуют между отцом и дочерью. Всегда будет эта напряженность, недоговоренность, быть может, молчание… Быть может…
Девушка отжала тряпку и обернулась к Деймону. Угораздило же ее взглянуть в его глаза! Нет, не было в этом взгляде ничего родственного! Они были вместе всего лишь один раз! Один гребанный раз, который перевернул все с ног на голову! Она смотрела на него, как женщина на мужчину, как жертва на своего обольстителя, как падший ангел на… Словом, в этом взгляде было больше, чем в прикосновении.
Тряпка выпала из рук, и девушка, не помня себя, обняла мужчину, крепко прижавшись к нему. Он ответил таким же крепким, сильным объятием. Они очень соскучились, очень сильно. Им было невтерпеж наговориться друг с другом, невтерпеж было высказать друг другу кучу обвинений. Да, грешники! Да, падшие. Но им нельзя друг без друга. Они никогда не смогут полюбить друг друга, но и порознь быть невыносимо… Общаться! Общаться им ведь не запрещено? А даже если и запрещено…
<Дышать становится легче. Девушка обнимает отца. И какую ужасную ночь им удалось пережить вместе! Но они ведь справились… вместе.
Елена отстранилась, но все еще крепко сжимала его оголенные плечи. По лицу потекли слезы. После напряжения и такого огромного стресса хотелось дать волю эмоциям. И лед вновь треснул. Живительные воды, скрывавшиеся под ним, придавали огромной силы, заставляя чувствовать тонкость жизни, касаться ее острых граней. И пусть…
- Тебе надо отдохнуть, – произнес он. – Ты сама еле на ногах стоишь.
Девушка вдруг резко отстранилась от мужчины. Вновь этот барьер, вновь эта стена. И прежня нежность тонула в пучине запретов и правил. Шатенка бросилась на второй этаж, и спустя несколько секунд мужчина услышал хлопок дверью.
Что ж, поговорят они позже. А пока надо просто встретить это утро и постараться больше не думать о минувшей ночи.
====== Глава 24. Грязь. ======
Виниловые пластинки – это самое потрясающее, что изобрело человечество. Девушка поставилу одну, и легкий джаз с хрипами стал разноситься по дому. Елена закрыла дверь на кухню, чтобы не разбудить Деймона; она распахнула окна, и комнату наполнил поток свежего, холодного воздуха. На душе по-прежнему все еще царило угнетение, но Гилберт понимала, что от него не удастся избавиться, как не удастся избавиться от прошлого. Бесполезно. Пора сдаться, подняв белый флаг. Пора остепениться, оглянуться и, увидев, сколько всего произошло, больше не бояться будущего.
Глупо. Девушка отрицательно покачала головой. Так можно рассуждать, если тебе за сорок и у тебя есть какой-то жизненный опыт. А ей всего двадцать, она молода, и Клаус был прав, когда говорил, что сейчас ее сердце подвержено страстям. Она будет совершать множество ошибок, она будет отдаваться опиуму страсти снова и снова. Только когда мы молодые – в нас бьет этот клокочущий фонтан живительной энергии, только когда мы молоды, не взирая на шрамы, мы желаем любить еще неистовей и сильней, чем в прошлый раз. Бесполезно бороться против самого же себя, бесполезно окружать себя выдуманными правилами, никому не нужной философией и нравственностью. Елена понимает, что в таких ситуациях никогда не удастся вернуться к былым отношения, никогда не удастся взглянуть на него как на отца и рассказать ему о своих сердечных делах… Не удастся быть с ним физически, но неужели все в этом мире меряется сексом?
Она будет на расстоянии. Сейчас выходит его после боя, потом уедет… Будет звонить периодически, воровать секунды для болезненных поцелуев и получать взамен бесконечные часы боли и отчаянья. Но в жизни не отделить любовь от ненависти, счастье от боли… Нет любви без боли, нет правда без лжи, нет счастья без…
Зазвонил телефон. Так не вовремя. Девушка выключила джаз, который заставлял не погружаться в глубины своей души и боли. Шатенка взяла мобильный и взглянула на дисплей. Макс. Стоило объясниться после вчерашнего. Выдохнув, шатенка подошла к окну и ответила на звонок, стараясь придать своему голосу больше радужности и спокойствия.
- Елена? – послышалось на том конце провода. – С тобой все в порядке?
Девушка закрыла глаза рукой, понимая что сейчас придется врать. Шатенка выдохнула и устремила взор на кукурузное поле, чьи плоды уже поспевали, но из-за недосмотра, поклевались воронами. Небо было грозным, предвещало, видать, очередную катастрофу.
- Да, я в порядке, – ответила она, наконец.
- Послушай, я не хочу лезть в твою личную жизнь, но вчера ты была…
Он что-то говорил, а шатенка старалась подобрать слова для последующего монолога. Нет, она никогда не полюбит Аттума, она никогда не сможет отвечать ему взаимностью.
- Прости, но ничего не получится, – перебила Гилберт. – Ни завтра, ни сегодня, ни сейчас… Мне пора.
Девушка отклонила вызов и обернулась, чтобы вновь поставить пластинку, но увидела Сальваторе, который застыл в проходе. Он чувствовал себя неловко из-за того, что подслушивал разговор. Правда, Елена миновала тот возраст, когда выставляют претензии насчет подслушанных разговоров. У них был грешок потяжелее…
Девушка приблизилась к мужчине. Под глазом был мощный кровоподтек сине-лилового цвета. Лицо в царапинах и ссадинах, губа подбита, да и все тело покрыто увечьями. Н-да, сильно же ему досталось.
- Ты ужасно выглядишь, – произнесла девушка, подходя к холодильнику. – Тебе надо поесть.
Мужчина сел за стол, наблюдая за движениями своей дочери, которая так искусно расправлялась с продуктами. Сейчас, когда на ней не было напущенной дороговизны, цыганской атрибутики, а красовался сарафанчик средней длины, Елена стала казаться ему давнишней подругой, какой когда-то была Розали… Теперь в Елене не было магии и чего-то сакрального. Она казалась обычной представительницей прекрасного пола, и создавалось чувство, что и не было этой разлуки, того грешного полового акта и прочих обстоятельств, будто они и не покидали эту ферму.
Свежий поток воздуха и раскат грома заставили его быть более смелым.
- Нам не избежать разговора.
Девушка дернулась, из-за чего часть посуды повалилась на пол. Шатенка быстро взяла себя в руки и достала чистую посуду, не удосужившись поднять упавшей.
Елена поставила сковородку на газ и, обернувшись к мужчине, уцепилась руками за столешницу.
- Хорошо. Давай поговорим.
Гилберт выглядела сногсшибательно в этом джинсовом сарафане, а двухмесячное воздержание от половых связей заставило мужчину испытать вожделение, сопровождаемое боль и презрением. Ведь ему нельзя ее желать.
И эта красавица – его дочь. Если бы все ложилось иначе, если бы их семья была полноценной, Деймон бы не допустил, чтобы его девочка потеряла зрение, чтобы так поздно сделала операцию, чтобы вляпалась во всю эту ситуацию с Локвудом. Сальваторе бы ссорился с неугомонной цыганкой, но оберегал.
Однако в сегодняшней вариации их жизни все складывалось иначе. Деймон, к вышеперечисленному списку добавил и то, что он желает ее, как любой мужчина может желать страстную, полную великолепия и загадочности женщину. Мужчина понимал, что с ней рядом будет сложно. Нельзя было теперь заглядываться, нельзя было просто мечтать… Но он, как и Елена, понимал, что им вряд ли удастся существовать порознь.
- Что было прошлой ночью? Как ты нашла меня?
Девушка принялась поднимать посуду, тем самым пряча взгляд. Ему не следует знать истинную правду. Но Деймон, потерявший к жизни любой малейший интерес, научился видеть людей, плененных страстями, и сейчас понимал этот тонкий психологический мотив.
На самом деле, Елена ожидала разговора на тему их порочной связи. Шатенка выдохнула и поставила посуду в раковину, а потом вернулась к сковородке и перевернула мясо.
