- Нет, – продолжал мужчина, глотая бурбон. – Не тех, о которых ты подумал! Нет! Настоящих. Их тела великолепны. Они как кошки. Так и трутся о твои ноги, но когда ты хочешь коснуться их, так сразу выпускают когти!

- Нравится экзотика? – усмехнулся мужчина, глядя на стакан с выпивкой.

- Это что-то особенное… Но души! Цыганская любовь – жаркая. Никто не способен так любить, как они. Они дарят себя, они дарят весь спектр своих чувств!

- Красиво говоришь.

- Я любил одну цыганку. Ох, как и она любила… Нет никого страстнее этих девушек! И нет никого несчастнее молодых цыганок.

Вновь затянули какую-то песню. Она была пропитана тоской и некой обреченностью. Трагизма придавало еще и то, что голоса исполнителей были жалки и ужасны. Такие люди лишены каких-либо талантов. Ну, одарены все же одним – пить. Все подхватили слова песни, будто молитву в церкви. Деймон наблюдал за этими людьми-бродягами, держа в руках грязный, надбитый бокал виски.

В маленькие, пыльные окна пробивался лунный свет. Полотно неба было без единой звезды, как и жизнь этих людей без единого намека на какую-либо надежду в то, что их бедность однажды прекратится.

Но вскоре и эта временная тоска прекратилась. Вновь загорланили, вновь стали материться, ссориться, пить, танцевать и ругаться. Да… народ мало чем сломишь. Их желание заливать тоску водкой или виски не погасишь, не извлечешь.

- Да, – наконец произнес сидевший подле Деймона парень. – Быть может, мы все отшельники-бродяги, вынужденные терпеть реалии мира и мириться с действительностью.

Сальваторе взглянул на своего собеседника, который решительно поднялся.

- Быть может, все цыганские девушки самые страстные и несчастные, но они самые хитрые… Довелось мне общаться с одной из них. Все сердце мне изранила… От несчастья своего она мою жизнь в пепел превращала? Или от удовольствия? Не знаю. В одном точно уверен…

Он взглянул на бедную официантку, которая бегала по этому маленькому бару, терпя шлепки похотливых, обрюзгших мужиков и насмешки каких-то блудливых девок.

- В чем же?

- Да неважно, – он махнул рукой и направился к официантке.

Воспоминания об этом диалоге стерлись в ту же секунду, как загадочный гость покинул заведение. Деймон пожал плечами и, подперев лицо рукой, уставился на исполнительницу.

На душе мужчины скребли кошки, заставляя чувствовать ту невыносимую беспочвенную тоску, способную нас довести до нервного срыва. Сегодня Деймон завершил свою работу офтальмолога. Больше никаких слепых, плохо видящих и прочих. Теперь – отдых, отрешение от мира и полное одиночество. Сознательный выбор одиночества – тоже дорогой напиток и позволить выпить себе его способен не каждый.

Работы нет. Следовательно, проблем, проверок и операций – тоже. Так, почему же на душе все равно паршиво?

Почему в наших сердцах возникает беспочвенная, необоснованная тоска? Почему мы так тщательно копаемся в себе, но не находим объяснения возникшей меланхолии? Может, и мы не помним того, что было пару секунд назад? Что было пару часов назад в наших жизнях? Может, мы тоже совершаем одну и ту же ошибку, падаем, раскаиваемся и просим очередной шанс, чтобы доказать свою преданность небесам? В наших сердцах ведь тоже время от времени возникает эта сука, которая заставляет погрузиться в себя, слушать пение потерянных душ и беседовать со странными людьми, не узнавая в них себя. Мы, и правда, слепы. Правильно говорят: хочешь найти что-нибудь – поищи на поверхности.

К столу подходит официантка, но Деймон, в отличие от своего собеседника, даже не одаривает девушку взглядом. Он просто кладет чуть больше положенной суммы и направляется к выходу.

Деймон идет вдоль берега моря с бутылкой виски. Море тихое и спокойное. Крики чаек и шум волн – потрясающая музыка. Она затмевает отчаянные крики души, сходящей с ума от тоски. Деймон засмотрелся на эту синюю гладь, символизирующую собой вечность. Смотришь на волны, слушаешь чаек и понимаешь, что все в мире тленно. Вечна лишь природа. А ночной купол неба, усеянный плеядой звезд, завораживает, заставляет позабыть обо все на свете.

Сердце бьется спокойно.

Тишину разорвал чей-то смех. Деймон увидел неподалеку костер. И почему огонь не тух, ведь тут был ветер? Интересный вопрос, ведь иногда и души не тухнут, несмотря на то, что дует ветер жизни, который нельзя остановить по собственному желанию.

Возле костра был иной контингент. Эти молодые люди веселились без спиртного, но по-своему. Длинные платья девушек и распахнутые рубашки парней. Кожа их была загорелой. Волосы темные и густые. В глазах – огонь, которого были лишены те посетители бара. Деймон остановился поодаль, наблюдая за тем, как они отдаются пляскам. Да, все-таки тот незнакомец был прав… Этот народ наиболее буйно отдается порыву своей страсти, отдается всей рьяности чувств.

- Дрина! – закричал кто-то. – Дрина, хватит сидеть!

Деймон вновь перевел взгляд на море. Незачем смотреть на тех, кто жив и кто счастлив. Себе дороже. Сальваторе развернулся и медленно направился в противоположную сторону от моря. Что-то велит ему сегодня полюбоваться пустынным пляжем, а не красивым танцем молодой цыганской девушки.

Сальваторе шел медленно, иногда останавливаясь для того, чтобы полюбоваться красотами уснувшего мира. Мужчина услышал лай собаки за спиной, но не обратил никакого внимания на это и пошел дальше.

Чувство голода заставляло прибавить шаг, хоть домой вовсе и не хотелось. Мимо прошла какая-то девушка. От нее пахло яблочными духами. Деймон усмехнулся и пошел следом. Но цыганка лишь ускорила шаг. С ее запястья что-то слетело. Сальваторе поднял вещицу. Синий камешек на черной веревочке. Деймон нагнал девушку.

- Вы обронили, – сказал он, едва коснувшись плеча.

Она обернулись. В ее глазах не было эмоций и чувств. Будто сделана из фарфора. Высокомерна, немногословна, цинична, а еще очень красива… Слишком красива, чтобы быть счастливой. Девушка протянула руку, но не смогла коснуться руки мужчины. По ее взгляду и поведению Сальваторе вмиг понял ее проблему. Он взял ее запястье и вложил в ладонь оберег.

- Спасибо, – с сильным акцентом промолвила цыганка и медленно направилась к городу.

- Можно вас проводить? – крикнул Сальваторе вслед шатенке.

И так из раза в раз, из года в год, из вечности в вечность меняются лишь детали… Но суть остается та же. Иронично, не правда ли?

Та остановилась всего на секунду, а потом вновь пошла, так ничего и не ответив. Но пошла гораздо медленнее. Деймон улыбнулся и нагнал ее. За спиной снова послышался лай собаки, как сигнал водителя, который видит непутевого пешехода. Но Сальваторе не обратил никакого внимания на гавканье собаки. Он аккуратно взял девушку за руку, пояснив это тем, что здесь много камней и можно легко упасть. Елена сжала руку мужчины, и пара двинулась вперед. Их видели лишь ночные звезды, строгая луна и девушка, стоящая позади. Кэролайн курила и держала в руке поводок. Шива сидел рядом и все еще лаял в след ушедшим хозяевам. Но те уже не слышали. Они уже разговорились друг с другом, хоть еще и строили из себя серьезных и недоступных людей. Они уходили вперед, и Кэролайн уже не сомневалась, что и эта попытка будет правильной.

Форбс грустно улыбнулась, опуская взгляд. Теплый песок грел ноги. Но кто бы согрел души? Еще одна безумная жизнь, которая закончится провалом. А этой одинокой девушке так и не дано познать любовь. Блондинка слышит шаги за спиной, натягивает привычную холодную и циничную улыбку и оборачивается к подошедшей женщине.

- Вот видишь, я оказалась права. Любовь – это та ошибка, которую мы никогда не устанем повторять.

София кивнула, признавая правоту давней знакомой. Она зашагала вперед, напевая «Солнышко». Ее голос был красив и крепок. Старая цыганка отправилась в город, а следом за ней пошла Кэролайн, докуривая свою сигарету.

Птица, что так заливисто поет в терновнике, что погибает от боли, исполняя первое и последнее соло, тобой руководит инстинкт. Ты, не зная, что тобою движет, бросаешься на тернии и умираешь и поешь, словно живешь…