Девушка кивнула, как-то печально улыбнувшись. На уроках социологии учителя часто вещали о семье, о ее роли в социализации и становлении личности, о том, что семья всегда определяет кем мы станем и так далее… Слушая эту муторную речь толстой тети в очках, считающей себя специалистом в области человеческих взаимоотношений, Елена мучилась лишь одним вопросом: она сама верит в то, что говорит? Человек, обладающий силой воли и упрямством, может выбраться из князи в грязи, даже имея родителей-алкоголиков. И никакая социализация тут роли не играет. А вот взрослые мужики, вроде ее отца, пребывающие вечно в поисках пятой горы, ведутся на поводу у своих матерей, ведутся на поводу у своих псевдодрузей и могут запросто бросать свои семьи. Елена получила важный урок: не доверяй взрослым, даже если они имеют седину, даже если им перевалило за полтинник. Ее отец мог справиться со своими эмоциями, узнать, в чем дело и поговорить с женой, а не вестись на поводу у своей матери. Следовательно, семья не социализирует человека, а тащит его на дно, так как большинство не имеет ни упрямства, ни силы духа.

И вот теперь, когда Елена смирилась с тем, что ответов на ее вопросы никто ей не даст, что отец навсегда остался лишь воспоминанием и был в жизни скорее случайным попутчиком, а не спутником, появляется какой-то там Тайлер, взрывающий привычный уклад жизни и превращающий серые будни в яркие и незабываемые. Оглядываясь назад, Елена ни о чем не сожалела, и, быть может, если бы не урок, преподнесенный отцом, она бы никогда и не смогла решиться на некоторые свои поступки. Раньше ей было досадно мириться с той мыслью, что все важные события происходят без его присутствия, что ей просто невозможно поделиться с ним какими-то своими важными новостями.

А сейчас Елена перешла на новую стадию: рассказывать ничего не хотелось, жизнь продолжалась, и отец превращался в пустоту. Девушка не желала этого, ведь он все-таки был частью ей семьи… когда-то.

— Ты только Дженне пока не рассказывай ничего, ладно? — произнесла Елена, нарушая тишину и прерывая паузу, так неожиданно появившуюся в воздухе. — Это личное, пока я не готова к ее расспросам.

Миранда улыбнулась, кивнула и вновь принялась за свое рукоделие. Елена решила больше не нагружать себя и мать мрачными мыслями. Поднявшись, она поинтересовалась, что мать будет: чай или кофе и решительно отправилась на кухню.

Девушка поставила чайник на газовую плиту, достала сотовый и в своей телефонной книге, состоящий из четырех номеров (Дженна, мать, Тайлер и Бонни) нашла номер подруги. Долгие гудки все-таки оборвались сонным и немного хриплым: «Алло?».

— Я тебя разбудила, да? — спросила девушка с неким сожалением в голосе. Но Беннет уже которые сутки бодрствовала. На том конце провода были слышны чьи-то разговоры.

— Слушай, давай встретимся завтра, ладно? Давно не виделись, ты в колледже не появляешься практически.

— Отлично, — поспешно ответила подруга. — Давай завтра в шесть возле свадебного салона «Невеста», там кафешка неподалеку. Это за парком. Знаешь?

— Да, — ответила девушка. — Хорошо. До встречи.

Она отключилась. Теперь Елена не могла дождаться завтрашнего дня, чтобы поделиться новыми впечатлениями с единственной подругой.

3.

Поделиться не получилось. Бонни вообще сильно изменилась за последние дни. Перед Еленой стояла непросто цветная девочка, на досуге увлекающаяся феминизмом и сигаретами. Это была статная, привлекательная и… богатая девушка. То, что Беннет была при деньгах вряд ли осталось бы незамеченным. Во-первых, сама девушка выглядела на все сто. Синие, обтягивающие джинсы с заниженной талией, полусапожки на невысоком ходу, вязаная кофта, оголяющая одно плечо и кожаная куртка, накинутая на плечи. Пока Елена внимательно разглядывала внешность подруги, она вспомнила, что видела рекламу этой куртки по телевизору, когда на местных каналах сообщала о распродажах последних брендов от какого-то модного популярного и дорогого дизайнера. Елена уже и не помнила, сколько нулей было за единичкой на цене, но то, что остальные вещи не на рынке купленные — это точно. И нельзя было не учитывать французский маникюр и безупречную укладку. Вряд ли так уложить волосы можно в обычных условиях…

Но даже на это можно было закрыть глаза. Все-таки, может, родители (Бонни была не из бедной семьи) решили приодеть дочку и купить побольше осенних вещей. Елену смутило кафе с названием «Каприз», расположенное возле свадебного салона. Это кафе даже кафе было трудно назвать. По размерам оно намного превышало богатый загородный двухэтажный дом, а судя по внешности людей, которые туда захотели, вообще являлась местом для посещения только золотой молодежи.

— Слушай, может, в «Стрелу» сгоняем, а? — неуверенно произнесла Елена. Бонни остановилась на порожках, развернулась и спустилась обратно к подруге, схватив Гилберт за руку, Беннет повела ее к дверям.

— Расслабься. Я угощаю.

Елене совершенно не понравилась последняя фраза. Ей вообще не нравились изменения в своей подруге. Увлечение «NCF», синяки, пропуски занятий, деньги — все это настораживало и отпугивало. Конечно, Гилберт не собиралась предъявлять претензии и прочищать мозги, но и не могла примириться с переменами подруги. Сама девушка уже привыкла к их странному общению: не лезть в душу без надобности и не усложнять. Главное в отношениях — свобода, и Елена ценила ее…

До сегодняшнего момента. Теперь Гилберт просто до жути хотелось выпытать, что же произошло с молчаливой и строгой подругой. Откуда у нее деньги на подобные заведения? На шмотки? Что за вечеринки, и почему голос стал хриплым?

Девушки заняли столик у окна. Официант не заставил себя долго ждать. И Елена была поражена в очередной раз. Бонни непринужденно, даже не открывая меню, заказала два «Каре барашка с малиновым соусом», два коктейля «Королевский кир» и два десерта «Льежские вафли». Официант спросил, будут ли они еще какие-то блюда, названий которых Елена даже прочесть не смогла бы, но Беннет отрицательно покачала головой и сказала, что этого достаточно.

Теперь Елена была обескуражена окончательно. От ее прежней подруги ничего не осталось. Сейчас это был иной человек.

— Ты отлично выглядишь, — искренне произнесла Елена, решив оставить свои эмоции при себе. Вообще Гилберт вновь ощущала метаморфозу мира вокруг себя: отсутствие тоски по отцу, влюбленность в Тайлера, неприязнь к Доберману, — и его взаимность, — теперь еще и Бонни. Да что за осень, в самом деле?

— Спасибо, — улыбнувшись, ответила Бонни. Сейчас Гилберт показалась, что перед ней стоит та же Бонни.

Заведение полностью соответствовало уровню цен. Играла приятная ненавязчивая музыка, никто не кричал, не курил и не дебоширил, как это часто бывает в пиццериях. Елена вообще перестала их посещать, ее жутко злил сервис, вечно голодные люди и долбящий клубняк из колонок.

— Ты изменилась, — произнесла Елена, не выдержав. Все-таки женское любопытство — самая неудержимая в мире сила… Бонни странно улыбнулась и, откинувшись на спинку сиденья, смерила взглядом Елену. В Гилберт особо ничего не поменялась… Разве что только теперь девушка стала чаще пользоваться косметикой и плойкой. Беннет эту мелочь заметила, но решила пока не переводить тему и не набрасываться с вопросами.

— Да, я давно хотела тебе кое-что рассказать…

По периметру довольно просторного зала на стенах висели плоские телевизоры, все они показывали одно и то же: концерт Лары Фабиан. Елене нравился мелодичный, проникающий в глубины души голос Лары, нравилась обстановка…

Но совершенно не нравилась Бонни.

— Ты ведь слышала о «Новых детях свободы»?

Елена кивнула. Она не только слышала о них. Она знала, что Бонни входит в это движение, и, судя по всему, оно и является первоосновой коренных изменений самой Беннет.

— И ты знаешь, что я вступила в ряды феминисток, верно?

Елена почувствовала себя подсудимой на допросе. И проницательный прокурор знает все подводные камни, знает, как навести преступника на чистосердечное…