— Может, выпьем? — он указал на столик. Елена кивнула.

Она не взяла напиток, просто схватила сумку и направилась вслед за Локвудом.

Они оба не заметили взглядов в их сторону. Они оба будто боялись их заметить. Будто эти взгляды говорили: «Вы не имеете права быть вместе». Будто эти взгляды кричали: «Вам суждено быть с другими людьми».

Они разместились в самом углу, словно уединяясь и отстраняясь ото всех. Тайлер сидел слева от Елены, которая все еще боялась посмотреть на Локвуда, как в машине боялась посмотреть на Бонни. Так всегда — страшно возвращаться на места преступлений. Страшно вспоминать кошмары из прошлой жизни. Потому что они все еще реальны.

Локвуд подозвал официанта и заказал два бокала виски. Елене бы по вкусу абсент пришелся, но абсент ей пить не позволено. Ей вообще мало что должно было позволено после того, что она успела натворить. Что осмелилась не сделать.

Тайлер развернулся к девушке, улыбнувшись при этом. Словно то, что сними произошло, не имело никакой ценности. Словно то, что с ними случилось — было с другими людьми. По залу разносился мелодичный и нежный голос Мадонны. Елена никогда ее не слушала, но подметила, что напевы Мадонны будто соответствуют музыке в ее душе.

— И как ты? — решилась спросить Елена, переводя взгляд на парня. Она вспомнила: «Что ты чувствуешь?». Она вспомнила еще ярче: «Нет, Елена. Что ты чувствуешь?» и решила не задавать вопросов о Мексике. Решил сконцентрироваться на чем-то более конкретном.

— Я в порядке, — улыбнулся он. Мадонна растворялась в музыке. Народ все шастал — из угла в угол, из стороны в сторону. А Елене показалось будто она застряла в безвоздушном пространстве. — А ты? Ты помирилась с Бонни, да?

Елена вспомнила, как, сидя в машине Тайлера, она испугалась его выражения о том, что если теряется интерес, то зачем себя насиловать? Тогда Гилберт испугалась несерьезности их отношений. Тогда ей показалось это значимым и важным событием. А теперь она думала о том, что гораздо важнее — уметь сохранять диалог. Даже когда говорить сложно.

— Да, — она все еще смотрела в его глаза. — Бонни хорошая. Она бесценная…

— А что с Деймоном? — вопрос прозвучал спокойно и даже с интересом. Девушка опустила взгляд, молясь о том, чтобы сейчас появился официант, или подошел какой-нибудь другой человек. Но на некоторые вопросы требуют ответа. Так сама Судьба велит — поэтому в эти моменты никто не появляется.

— Я не знаю что с ним, — ответила Гилберт. — В последний раз я его встретила наутро после того как мы с тобой… ну… были вместе, в общем. Потом он навестил меня в больнице, но я все равно его не видела.

Она пожала плечами, снова осмеливаясь взглянуть на Локвуда. В его глазах был блеск, которого раньше не было. Блеск, за которым скрывается дикое отчаяние, о котором нельзя никому сказать.

— Он же выбрал тебя, Тайлер. У тебя хороший друг.

— Ты не знаешь, да? — в этот момент принесли напитки. Елена снова бегло оглядела помещение, но никого не обнаружила. После этого она отмахнулась от навязчивой мысли и решила сконцентрироваться только на Локвуде.

— О чем? — Тайлер протянул ей бокал, дождался пока она сделает глоток. Потом улыбнулся. Ему бы хотелось снова остаться с ней на ночь. Или просто остаться. Просто рядом. Без всяких «если» и «потому что». Ему не было жаль, что они расстались. Ему было жаль, что у него нет даже шанса все начать с начала. Ему жаль, что у нее не было к нему чувств.

Он тоже предал ее.

— Я люблю тебя, — внезапно, как выстрел в ясное небо. Елена подстреленной птицей спикировала вниз. В стеклянном ее взгляде возгорающееся пламя становилось причиной нового дыма.

Люди не меняются.

Они становятся собой.

— Я все еще люблю тебя, — уточнил он, потом взял бокал, залпом осушил его. Зажмурился, Елене показалось, что даже не столько от спиртного, сколько от нахлынувших чувств. Она подумала, что это грязно с ее стороны — думать о Деймоне, находясь рядом с Локвудом. Она подумала, что это стыдно, неправильно, нечестно. Она тоже схватила бокал, сделала два глубоких глотка и подвинулась к парню, преодолев расстояние за какие-то считанные секунды. Она прижалась к его плечу.

Тайлер отставил бокал и полуразвернулся к девушке. Они бы могли остаться вдвоем, на этих мягких диванчиках, могли бы попробовать сначала. Без Бонни. Без Деймона. Без Мексики. Без всего того, что было раньше.

— Мне жаль, — прошептала она.

— Эй, Мальвина, — он бережно коснулся ее плеч, аккуратно придвинул девушку к себе. — Ну мы ведь никого не хороним, да? Просто у нас не получилось, вот и все. Мы ведь не первые и не последние.

Она кивнула, потом приблизилась к нему. Ей хотелось поцеловать его не потому, что она испытывала жалость. Не потому, что это была своего рода подачка.

Она питала к нему чувства. Пусть едва ощутимые, но питала. И она бы принадлежала ему, если бы не… Впрочем, история не терпит сослагательных наклонений. История вообще редко что терпит.

Локвуд привлек девушку за талию к себе. Мадонна проникала в самое сердце. Бэт Харт — начало пьесы. Мадонна — завершение. У каждой сцены должен быть свой качественный саундтрек.

Елена обняла парня за плечи, прижимаясь к нему, отдавая себя всю, как в ту их ночь. На миг ей показалось, что духовно она навсегда останется принадлежать только Деймону, потому что он знает ее наизусть. Но физически — только Тайлеру. Но тактильно — только ему. Потому что с ним она не боялась, не испытывала удушающих эмоций, безумных чувств. Ее не посещали какие-то резкие и болезненные мысли.

Тайлер целовал ее и целовал, понимая, как сильно скучал. В его сердце зарождалась надежда, пусть мнимая, но надежда. А Елена растворялась в музыке, которая полностью соответствовала мелодиям ее души.

Он отстранился от нее нехотя. И он подумал о том, что с удовольствием забрал бы ее с собой.

— Прощай, Елена. Надо было сказать это давно.

Она уткнулась в его плечо, все еще обнимая его. И если бы он мог — он бы увез ее прямо сейчас. К себе.

— А тебе надо сказать все ему.

Она отстранилась. Она не могла заплакать. Хотела, но не могла. Ее будто иссушили.

— О чем ты?

Он кивнул вправо. Елена увидела, что рядом с барной стойкой стоял Деймон, держа какую-то девушку за талию. Он беседовал с Бонни, словно и не замечая Елену. Наверное, он и не видел ее с Тайлером поцелуй.

Девушка окончательно отстранилась от Локвуда. Их объятия потеряли былую значимость.

— Поговори с ним. Потанцуй, — улыбнулся он. — Вам это нужно.

Елена поймала на себе его взгляд. Его взгляд, который она видела во вторую их встречу. Взгляд бесчувственный, высокомерный. Взгляд пустой. Взгляд, которого она испугалась. И при котором впервые разгорелась ее душа.

— Я не думаю, что это нужно, — произнесла она. — Я, наверное, выйду подышать свежим воздухом.

Она поднялась, обошла столик. Тайлер тоже поднялся, взял ее за запястье, — и Елена остановилась. На мгновение ее охватило безумное желание — отплатить той же монетой. Сыграть на тех же чувствах. Но это было бы несправедливо по отношению к Тайлеру. Гилберт обернулась. А потом она подумала, что ей хочется сбежать с Локвудом просто так. Без всяких «потому что».

— Я буду рядом. Всегда.

Она подошла к нему, правда, поцеловать снова — почему-то не осмелилась. Не хотела использовать Локвуда. Она больше вообще не хотела использовать кого-либо. Хотела лишь… Ну да это не имеет значения.

— Спасибо, — кивнула она. — Я тоже хотела бы быть рядом.

Он улыбнулся, убрал руки, разводя их в стороны. В этом быстром и импульсивном жесте было смирение, смешанное с горьким и умело замаскированным отчаянием. В этом жесте было так много слов, так много чувств, так мало спокойствия, что сердце Гилберт защемило.

Она развернулась и направилась к выходу, быстро сказав Бонни по дороге, что ей хочется освежиться.

2.

На веранде не было народу. Елена все еще слышала доносящийся из кафе голос Мадонны.