Сальваторе вышел из автомобиля, предварительно заглушив мотор и вытащив ключи. Детали пазла становились на свои места. И если быть уж совсем откровенным — складывающаяся картинка Деймону не очень нравилась. Он шел вдоль по трассе быстрым шагом, сжимая ключи так, что белели костяшки пальцев. Распахнутая куртка пропускала заряды холода, а жар души разрывал любые намеки спокойствие и умиротворение.

Конечно! Джоанна Херстедт — как маленькая ранка, как чертов стоматит, не могла исчезнуть не оставив после себя последствий. Джоанна Хэрестедт из маленькой ранки разрослась в язву, гниющую, пульсирующую, причиняющую безумную боль. Эта чертова сука слила адреса для легкой прибыли дружкам Сальваторе, чтобы те, получив такую вот подачку, отвлеклись от своего вожака и не заметили его контаминацию с красивой девушкой, с которой прибыль у Сальваторе оказалась намного больше. Эта чертова сука самую золотую жилу бросила своего бывшему возлюбленному, как бы говоря: «Ты зависим от меня, даже когда нас отделяет целый океан».

— Деймон! — дверь хлопнула, Викки помчалась следом за Сальваторе. — Деймон, постой!

Тот мчался в пустоту, желая стать ее неотъемлемой частью. Фонари, как искусственные луны, смотрели сверху вниз, освещая пространство и убивая возможность даже на такое банальное желание.

Стефана ударили. Яркая кровь брызнула на асфальт, а смех Елены отражался от стен. Парень недолго думал — сразу ринулся в бой. Гилберт оперлась о стену, о холодную стену, закинула голову вверх и продолжила смеяться, пока по ее лицу начинали скатываться слезы. Обезумевшая кукла снова начинала танцевать в ритме транса.

— Ты просто ее чертова должница, — он отмахнулся от нее, когда Викки попыталась прикоснуться. Деймон обернулся. Он снял куртку с плеч, бросил ее на асфальт. — Ты просто ее очередная марионетка!

— И какой это имеет смысл?! — Викки закричала впервые со дня их знакомства. Викки, эта девушка, отличающая редкими дипломатическими способностями, кричала наравне со своим напарником. Ночь обнажала души и срывала маски. Хотя, они ужи давно были сорваны.

Сальваторе стиснул зубы, подошел к девушке, схватил ее за плечи и прошипел сквозь зубы:

— Я хочу просто забыть о ней! О ней! О Елене, о чертовом Локвуде — о всех них! А тут появляешься ты, этакая куколка, этакое существо, с закосами под богиню и рушишь все мои желания.

Викки стиснула зубы, скинула руки Сальваторе со своих плеч, а потом со всей силы влепила мужчине пощечину. Не дав ему опомниться, она толкнула его в грудь, а потом ударила еще раз, и на этот раз — кулаком. Методы Сальваторе начинали действовать против него.

Как электрический разряд по всему телу, как выход из клинической смерти.

— Прекрати вести себя как баба, Сальваторе!

Завязалась драка. Эйприл как-то умудрилась вытащить Стефана за руку, схватить Елену и помчаться в сторону переулков. Гилберт бежала вперед, по голому и грязному асфальту, не в состоянии прекратить смеяться. Еще вчера она была пародией на примерную девочку, а сегодня снова становилась собой.

Нас воспитывает среда, в которой мы вынуждены существовать.

Они мчались вперед, не оглядываясь и не слыша криков преследователей. Разбитое лицо Стефана, неконтролируемый обезумевший хохот Гилберт, ароматы алкоголя и сигарет — все смешивалось в единую картинку, все побуждало бежать еще быстрее и быстрее. Пьяные, остервенелые и подстреленные птицы мчались в самую темноту, укрываясь в ней (несбывшееся желание Сальваторе воплотилось в действительность его подопечной).

— Не надо думать о них! Не надо терзать себя! — она сама подошла к нему, схватила его за шею обеими руками словно пыталась задушить и продолжила шептать сквозь зубы: — Просто позволь нам работать вместе, вот и все! Это приносит нам обоим неплохой достаток, а на остальное наплюй! Наплюй, разорви, забей, зачеркни, вырви, уничтожь, сожги — да сделай что хочешь, главное — не зацикливайся, потому что если бы мы все зацикливались на наших демонах — передохли бы как мухи еще пару столетий назад!

Снова оттолкнула, нагнулась, схватила куртку и швырнула ее в Добермана. Тот словил вещь чисто рефлекторно. Викки взяла, — схватила, вернее, — Деймона за руку и повела в сторону машины, больше не обороняя ни слова. Лишь у самого автомобиля она сказала, что поведет теперь сама.

3.

В библиотечном зале было пусто. Приглушенный свет, запах старых книг, чуть притупленные чувства — все действовало успокаивающе. В наушниках играла приятная музыка. Погода за окном портилась. По прогнозам, после дня благодарения должен пойти снег. Елена была бы рада, если бы он выпал раньше — замел бы следы предыдущих преступлений.

Было прохладно. Девушка отвлеклась от конспектов, взяла кофту с соседнего сиденья, невольно обращая внимание на вошедшего. Вошедший тоже обратил внимание на Елену, которая натягивала на себя кофту. Ее кошачий взгляд стал ядовитее прежнего. И завитые волосы, спадающие на плечи, привлекали внимание не меньше, чем стройные ноги.

Он подошел к ее столу, бросил какую-то папку Гилберт на стол и, отодвинув стул, сел рядом.

Одно плечо было оголено — нарочно его Елена оставила обнаженным или нет значения не имело. Десмонду просто нравилась эта как бы невзначай брошенная кость дозволенности.

— Посмотри, — он указал на папку. Гилберт оперлась о спинку стула, открыла папку, стала лениво переворачивать страницы, словно преодолевая дикое нежелание.

Ее крошила тоска — это правда. Каждый вечер, стоя перед зеркалом, она думала, что побег из дома — просто очередной каприз ее дьявольской сущности, просто еще одно детское желание. Каждую ночь, когда она просыпалась от кошмаров (они вновь вернулись, да), она приходила к выводу, что ее детские страхи вырвались наружу. Что лучше пусть бы они мучили ее в снах, чем теперь мучают в действительности. Каждое утро, входя в задние колледжа и натянуто улыбаясь Кэролайн, она думала, что ничего серьезного не произошло. Как говорят: «Не сошлись характерами», как утверждают: «У них по гороскопам полная несовместимость». Каждый день и последующий вечер, которые Гилберт проводила в компании своих новых друзей, она думала, что все случившееся — просто очередной жизненный этап, который уйдет в прошлое и забудется. Ее день был поделен на циклы, а ее сущность — раздроблена на фрагменты, поэтому ближе к вечеру Гилберт становилась тоскующим ребенком, а ближе к утру — циничной сукой. Хотя иногда все перемешивалось.

— Зачем это мне? — она скрестила руки на груди, обращая взор своих дьявольских глаз на мистера Харрингтона, ее преподавателя по психологии искусства.

— Ты подкинула мне очень хорошую информацию, — он оперся локтями о столешницу, ближе подвергаясь к своей студентке. Та в полумраке вечера казалось воплощением самого Дьявола. — И я думаю, что твоя фамилия в какой-нибудь научной статье обеспечит тебе повышенную стипендию. Хотя бы на пару месяцев.

На миг Елена сняла маски, недоуменно уставившись на мужчину. Еще в том злосчастном октябре, когда на нее нападали какие-то ублюдки в парке, когда она впервые пробовала на вкус мужское внимание, она и подумать не могла, что в злосчастном ноябре будет настолько раскрепощенной. Совесть пробудилась на какие-то жалкие пару секунд начала вгрызаться в артерии замершей человечности.

— Будешь моей ассистенткой. Мне будет легче сортировать информацию, тебе будет повышенная стипендия.

Она улыбнулась, застенчиво опуская глаза – так, как сделала бы это прежняя Елена. Та, в которую влюбился Тайлер Локвуд. На которую обратил внимание Деймон Сальваторе. Которую знала Бонни Беннет.

— Не обязательно, — ответила она, выпрямляя спину и пододвигаю папку Десу. Тот отметил, что у этой девочки длинные пальцы с длинными ногтями, которые наверняка процарапали ни одну спину. — Ну… делать меня ассистенткой, — она робко взглянула на него.

Лентами переплетались в ней святость и греховность: черный и белый, ярко-алый и мертвенно-синий, насыщенный голубой и бледный зеленый. Контраст чувств, настроений и повадок создавал образ некой куклы, которой управляет сначала один, а потом другой человек.