Спокойствие в безумии.
Доберман подошел к подъезду, остановился возле входа, докурил и бросил сигарету на асфальт, тут же затоптав ее ногой. Он засунул руки в карманы, огляделся, не сразу заметив на себе внимательный взгляд. Когда Сальваторе все же наткнулся взглядом на глаза Дженны, то лишь усмехнулся. Эти дни были слишком хороши, чтобы так легко закончиться. Деймон вытащил руки из карманов, раскинул их, мол: «Какие люди!», а потом медленно подошел к Соммерс, которая медленно поднялась со скамейки.
— Надо менять квартиру, — мужчина остановился в метре от женщины. Он вытянул один наушник. Ее передернуло от внешнего вида «опекуна» своей племянницы. Наверное, она ужаснулась, как могла оставить с ним Елену. Наверное, она подумала что в переменах и желании Гилберт уехать виноват именно Доберман — этот пьяный и пойманный в ловушку зверь. Но во всем, что случилось, виновата лишь слепота ее фальшивой Мальвины — в этом оба в глубине души не сомневались.
— Я вас жду тут третий день, — она выше подняла подбородок. В ее взгляде было что-то похожее на то, что было в глазах Елены. Какая-то неподкупная строптивость. Какое-то бессмысленное и исступленное бесстрашие.
— Я не буду вытаскивать вашу Елену из задницы снова. Пусть сама разбирается.
Он ухмыльнулся. В наушнике играла та же песня, и она служила своего рода саундтреком этой наивной и глупой встречи. Раньше Деймон уговаривал Дженну оставить Елену с ним. Он хотел ее растоптать. Он растоптал, но и Елена в долгу не осталась. Теперь он готов был подписать контракт с дьяволом, лишь бы эта маленькая дешевая дрянь исчезла из его жизни навсегда.
— И не надо, — Дженна что-то протянула Сальваторе. — Я хотела поблагодарить вас за помощь. Знаю, что ни денги, ни подарки вы бы не взяли. Осталось только это.
Деймон вырвал из ее рук какую-то бумагу. Это был рисунок — банальнее не придумаешь. Это был рисунок, выполненный карандашом. Буквально набросок. Гилберт не тратила время на проработку деталей.
— Зачем это? — он вглядывался в контуры и точную, словно выверенную, штриховку. Сюжет был понятен, ровно как и посыл.
— У нее подобными рисунками вся спальня завалена. Это то, что меня впечатлило сильнее остального.
Деймон быстро взглянул на Дженну, словно убеждаясь, не блефует ли она. Ну, мало ли, очередная уловка Гилберт — этой же дряни спокойно не сидится на месте. Однако Соммерс, может, и была некой пародией на Мальвину, но даже близко не походила на Гилберт.
Потом Сальваторе перевел взгляд снова на рисунок: человек стоял среди трупов, как возвышающийся победитель. Стоял в полуобороте. Полы куртки развевались от ветра. Волосы развевались. И хоть цветной колорит был небогат, Деймон прочувствовал всю яркость этого наброска. Ночь, лишь поблескивающие звезды на сине-черном небосводе. Лишь далеко-далеко там, среди звезд, видны очертания ядовито-умертвляющей Венеры. Этот человек, возвышающийся среди трупов и стоящий полуоборотом, он словно смотрел на ту самую Венеру, наслаждаясь тишиной. После подобных боев тишина всегда громкая и воспринимается как нечто новое — это Деймон знал и без рисунков.
Но даже не этот удушающий индивидуализм, эти безумное одиночество и низменность чувств поразили Сальваторе. Его сразило то, что в руке этого человека был поводок. На цепи сидела собака. Она была грациозна, мускулиста и мощна. Она смотрела на ту же Венеру.
Это был доберман.
— Вот же черт, — он усмехнулся, — блядь!
Сальваторе смял рисунок и, внимательно посмотрев на Джену, демонстративно выбросил этот листок на асфальт. Он угодил прямо в лужу.
— Передайте своей племяннице, что все кончено, ясно?! Мне наплевать на ее гребанные чувства, и если она не перестанет заниматься подобной мудистикой, я выбью эту дурь из нее. Найду в считанные секунды.
— Не найдешь, — Дженна, казалось, не была удивлена такой негостеприимности. Словно она знала про их странные и сумасшедшие отношения. Словно Елена передавала ей всю информацию телепатически. Словно Елена перевоплотилась в Дженну. — Она уехала.
— Не прокатит, ясно? — в его взгляд осколки становились острее. Если Елена была опасным игроком, то Деймон — отчаянным.
— Учеба по обмену. Пару дней назад улетела. Не знаю, сколько она там пробудет, но я даже рада этому.
Сальваторе усмехнулся. В свете уличных фонарей и тусклых звезд его избитое лицо не внушало доверия, даже становилось причиной мурашек вдоль позвоночника. Деймон улыбнулся еще шире. Эта кривая и мертвая улыбка появлялась редко, но если она и появилась, то увидеть ее было не в радость. Шрам на шее словно ожил, словно стал происходить процесс обратный заживлению.
— Ох, да это карма, — он сделал глубокий вдох, вскинул голову вверх, обращая внимание в Космос — Венеры не было видно. — Джоа прокляла меня, — он чему-то рассмеялся, словно это было правда забавно. Смех — тихий и недолгий, но не такой, какой должен быть у обычных людей.
Что-то надрывное. Что-то смиренное и горькое.
Деймон медленно повернул голову в сторону Дженны, впился в нее взглядом, одновременно доставая пачку сигарет.
— Я надеюсь, она будет счастлива, — он достал сигарету, медленно закурил. Огонек вспыхнул, стал оранжевым, а потом померк, как хамелеон слившись с пейзажем. Сальваторе спрятал пачку и зажигалку в карман. — Счастлива настолько, чтобы не возвращаться сюда.
Он затянулся, а потом прошел мимо Дженны, позволяя той вдохнуть истинный аромат ночной жизни, и скрылся где-то в темноте переулков, будто растворившись в пресности этой жизни. Словно призрак.
4.
Елена опоздала. Она до четырех утра читала книгу (тоже возвращалась в прежний ритм жизни, да), и когда прозвенел будильник — Гилберт вырубила его чисто на автомате, а потом снова отключилась. К счастью, жила девушка рядом, к счастью, она собралась за каких-то десять минут, долетела за пять минут и поэтому опоздала лишь на полпары. Это не так уж страшно.
Четыреста двадцатая аудитория была на четвертом этаже. Елена быстро поднялась, на ходу снимая куртку и развязывая шарф. Ей было стыдно опаздывать в заведение, в котором она казалась лишь благодаря щедрости Мэтта. Уехать отсюда с дурной репутацией не хотелось тем более. Совесть грызла как крыса, ноги болели от утренней внеплановой разминки, а сердце выпрыгивало (как на первом курсе, да, все циклично). Но Елена умела бороться с подобными слабостями.
Девушка наконец добежала до аудитории, распахнула дверь и влетела внутрь. В помещении стало сразу тихо. Все уставились на опоздавшую.
— Извините, — она нагнулась, чтобы поднять упавший шарф. — Можно войти?
Она подняла шарф и взглянула на преподавателя. Ее сердце пропустило болезненный удар, а потом затихло. В мертвых глазах впервые за долгое время отразился испуг. Дыхание стало глубоким и медленным — доступ к воздуху медленно перекрывали.
— Эм, эта девушка, которая приехала учиться по обмену. Она еще не очень хорошо ориентируется в городе, — Эйприл вступилась, это радовало. Но не радовал взгляд преподавателя. Гилберт пожалела, что в тот вечер снова решила поиграть в стерву — издержки общения с Сальваторе. Инерция, если хотите.
Гилберт, тем не менее, расправила плечи и выше подняла подбородок. Да, пофлиртовала со своим преподавателем позавчера, ну и что теперь? Он тоже ведь не святой. Да и потом, смысл теперь сожалеть?
— Могу я войти? — повторила Елена свой вопрос уже более уверенно. Так даже забавно — психология искусства теперь будет интереснее. Сальваторе исчезнет из мыслей. Незаменимых действительно не бывает.
— Можете, — он снова обернулся к студентам, кажется, тоже не смутившись, что имел неосторожность позволить флирт с ученицей. Незнание ведь не освобождает от ответственности.
— Меня зову…
— Через месяц вы уедите, — мужчина взглянул на девушку, словно наслаждаясь, что мог отыграться. Он даже не подозревал, с кем связался. Он, как и Тайлер, решив потанцевать с Дьяволом, перестал слушать музыку. — Давайте не будем отвлекаться?