Но не в контексте жизни Елены по крайней мере.
Что-то стало грызть, вновь порождая тоску и тянущее чувство осознания собственной ничтожности.
Ты можешь бежать куда угодно и от кого угодно. Но в любой точке мира в любой отрезок времени прошлое тебя все равно настигает. И побег из одной реальности в другую не позволит сбежать от самого себя. Третья аксиома.
Гилберт слушала Форбс еще в течение получаса, немного расстраиваясь, что встретила ее здесь. Полная изоляция — вот что бы порадовало. Потом девушка поднялась, сказав, что ей надо позвонить домой и рассказать о первом учебном днем. Кэролайн вызвалась проводить, Елена не стала отказываться. В конце концов, разговоры — это самое меньшее из всех зол, которые навалились на плечи Мальвины.
Подруги пошли вдоль по улицам. Елена слышала, но не слушала. Она медленно шла по тротуару, вновь копируя чьи-то повадки и замашки, совершенно не замечая, что привлекает внимание случайных прохожих, что становится вновь роковой и остервенелой.
Прошлое нагнало.
6.
Бонни сплюнула кровь в раковину, а потом быстро включила воду и смыла ее. При таком раскладе обстоятельств сигареты — не очень-то хорошая идея, но Беннет уже даже не задумывалась, когда нарушала правила. Если сгорать, так сгорать дотла.
Дверь распахнулась. Бонни даже не реагировала. Оперевшись о подоконник, она продолжала курить в этом дрянном туалете и отклонять звонки отца. Проще было бы совсем вырубить сотовый, но тогда Беннет окончательно потеряет ход времени. Сегодняшний день и так пролетел слишком быстро.
Дверь распахнулась. Бонни даже не оборачивалась. К тому же, она уже виделась сегодня с Ребеккой. Впервые с момента их последнего общения. Даже не екнуло в сердце. Екнуло бы, если бы Тайлер не уехал в Мексику. Если бы Елена простила и вернулась. Если бы этот долбанный туберкулез оказался лишь галлюцинацией.
Майклсон подошла и встала рядом. Она без спроса взяла пачку сигарет Бонни, опираясь о подоконник и вертя в руках эту треклятую упаковку. Беннет курила… Она проторчала здесь весь день, пока полицейские составляли протоколы, пока журналисты задавали бесконечные вопросы, пока оперировали Клауса. Девочка Бонни устала. Девочка Бонни хотела бы убежать тоже, если бы имела хоть малейшее понятие о пункте своего назначения.
— Журналисты разошлись более или менее, — нарушила тишину Ребекка. В ее голосе не было вины или сожаления. Ребекка, ровно как и ее ударенный на всю голову брат, была из тех людей, которые никогда не оборачиваются. И как бы дико это не звучало, но иногда подобный эгоизм и помогает выжить. — Я вызвала тебе такси, — дополнила она. — Машина подъедет к черному входу.
— Я выйду через парадные двери, — ответила Бонни, зажимая сигарету между пальцами. Она сказала это не из-за своей вредности или своей напыщенности. Просто Беннет остоебенело прятаться от всех. Пора было бы выпускать наружу всех своих демонов. Пора было бы учиться не оглядываться.
— Как скажешь, — пожала плечами Ребекка. — Попрошу подогнать машину к парадному…
— У меня своя машина.
Бонни провела в этой больнице целый день, снова не пошла в колледж, и теперь ей названивает отец, а иногда — деканат. Беннет плевать, лишат ее стипендии или нет. Она просто хочет докурить и смыться домой.
— Почему? — Макйлсон достала сигарету, но по какой-то причине не решалась закурить. Теперь, когда все карты были раскрыты, когда не осталось тайн и секретов, теперь голос этой псевдофеминистки был не так уж сладок. Теперь Ребекка не казалось такой уж властной и сильной, высокой и красивой. — Его ублюдки ведь отделали тебя как боксерскую грушу. Так, почему?
Беннет затушила окурок и выпрямилась. Уставившись на Ребекку, она поняла, что устала идти на поводу у кого-то. На поводу у Ребекки, Елены, Тайлера, Деймона, своих родителей, своих принципов. Хотелось разорвать эти цепи, и начать стоило с элементарного — нужно было послать все, что не сложилось и тревожило.
— Может потому, что не стоит всех судить со своей точки зрения? — теперь Бонни глаголила истину. И если уж хотите всю правду-матку, Ребекка слушала эту истину.
— То, что я тебе говорила — это правда.
— Наплевать, — девушка отрицательно покачала головой, усмехнулась, и прошептала, вглядываясь в глаза своего палача: — Наплевать на то, что ты говорила и что ты думаешь на какой-либо счет. Я сделала это только потому, что устала чувствовать вину. Потому, что мне надоело думать о ком-то, кого я не смогла остановить. Я спасла твоего ебанного братца не потому, что мне стало его жаль. Я спасла его ради себя, понимаешь? Ради себя. На остальное мне на-пле-вать.
Бонни отстранилась от Майклсон и, развернувшись, пошла к выходу. Ее, — всего лишь на пару мгновений, надо отметить, — задержали слова Ребекки, брошенные в спину:
— Ты ведь уже не та наивная девочка, которую я встретила в клубе, да? А ты не думала о том, что мой урок, возможно, пошел тебе на пользу?
Ее урок разрушил жизнь четырех людей, и это вряд ли можно назвать пользой. Преподносимые уроки, возможно, и заставляют нас зубрить новые аксиомы и забывать старые, но только не приносят ничуть тепла или успокоения. Тепло и успокоения востребованы в нашей жизни.
Бонни ничего не ответила. Она вышла, даже не закрывая за собой дверь, даже не произнося банальное: «Пока», или что-то в этом роде. Бонни тоже выучивала новые уроки. И она точно знала, что надо уходить не оглядываясь.
Девушка вышла на улицу, быстро добежала до машины и, сев в салон, завела мотор. Пока тот прогревался, Беннет нашла в списке контактов то имя, которое единственное не было укутано холодом в ее душе.
— Как насчет ужина? — произнесла Бонни, как только гудки оборвались родным: «Алло?», — У меня день сложился не очень удачно.
— Хорошо, — с теплотой в голосе и некой усталостью ответил Деймон. — Приезжай.
====== Глава 32. Иные оттенки ======
1.
Операция была не такой уж и сложной. Просто починили, зашили пару рваных ран, но не более. Максимум Клаус мог пролежать неделю в больничной койке, но он не собирался тратить столько времени. Уже на завтра у него масса проблем, которые необходимо решить. И самая главная — это разобраться с теми уебками, которые подстроили аварию. Клаус не привык прощать своим должникам — это его правило.
Он очнулся на следующие сутки, очнулся даже не в реанимации, а в палате общего содержания. Соседей не было. Бекка решила потратить его деньги на него же. Что ж, вполне разумно. И вообще Майклслон не очень-то был рад увидеть свою сестрицу первой после такого события. Когда он открыл глаза, был уже вечер. На улице начинало темнеть. В комнате горела тусклая лампочка. Ребекка сидела в кресле и читала какую-то книгу.
— Врачи говорят, что тебя выпишут через неделю, — она сказала это, даже не отрывая взгляда от книги. Ребекка перевернула страницу. Она сидела в палате своего брата, которого хотела посадить в тюрьму чужими руками, который перед этим лишил ее возможности видеться с ребенком. Ну, собственно говоря, какие тут могут быть еще чувства?
— Я выйду раньше, — он закрыл глаза. Лицезреть сестрицу ему не хотелось. Тело немного побаливало от аварии. Да и головная боль тоже как-то не радовала. Грела только та мысль, что он все-таки остался жить. — Можешь идти.
Девушка закрыла книгу, спрятала ее в сумку и, поднявшись, подошла к постели брата. Она действительно не собиралась вторую ночь здесь проводить. Родственные чувства — это не про них. Максимум — выполнение долга, не более.
— Ты помнишь, кто тебя спас? — она криво усмехнулась, склонив голову на бок. Клаус нехотя открыл глаза и тихо прошипел:
— Какого хрена тебе еще надо?
— Помнишь маленькую девочку Бонни Беннет? Эту феминисточку, которую ты метелил под первое число? — она присела на край кровати, не сводя своего пронзительного взгляда с Клауса. И быть может, слова Ребекки не стоили и цента, но ее слова привлекали внимание. Словом, эта блондиночка была бы неплохим оратором, если бы она все-таки лучше организовала работу «NCF».
