И, в некотором смысле, Курт знал, что Хантер был прав. Себастиан, например, никогда не ублажал его на словах, и всё же заставлял чувствовать себя особенным каждым своим жестом.

Он не обращался с ним, как с девушкой, нуждающейся в помощи, потому что знал, что внутри него скрывается лев, и уважал его. Он не забрасывал его комплиментами, если только они не были обращены к его заднице в определённые моменты, но был способен сделать так, чтобы он почувствовал себя сексуальным, красивым и желанным.

Курт возле Себастиана чувствовал себя красивым больше, чем, если бы тот твердил ему об этом каждые две секунды, потому что умел донести это своими прикосновениями и поцелуями.

– Однако… Ты неплохо разбираешься в этом, да? – спросил он, чтобы разорвать тишину, которая повисла между ними после замечания Кларингтона.

– Ах, да, есть такое… благодаря Консуэло, – согласился тот мечтательным тоном.

– И кто такая эта Консуэло? Певица? Известная писательница или актриса?

– Нет. Это женщина сорока лет, которая работала в мясной лавке рядом с моей старой военной школой. Она научила меня радостям секса и любви. Больше секса, чем любви.

– Ты был с женщиной старше тебя?

– Да, – ответил Хантер с похотливой ухмылкой, что встревожило Курта, и немало. – Знаешь, у неё были…

– Я НЕ хочу деталей, Кларингтон, – остановил его Курт, к очевидному разочарованию Хантера, уже готового пуститься в откровения.

– Так чего ты хочешь, Курт? Тебе следует понять вот что, если ты хочешь Себастиана, придётся иметь дело с тем, кто он есть в действительности.

– Он… не такой, каким кажется.

– Я знаю. Должна же быть причина, если ты влюбился в него, полагаю. И сомневаюсь, чтобы это была его наглая физиономия.

На самом деле, причин было больше чем одна.

И да, наглой физиономии среди них не было.

Среди всех, возможно, выделялся тот факт, что Себастиан заставлял выходить наружу его нечистую сторону, не осуждая.

Но это была не единственная причина. И даже не самая важная, если хорошенько разобраться.

Но говорить об этом Кларингтону в тот момент не казалось необходимым.

– Послушай, тебе просто нужно понять, стоит ли оно того. И если стоит, ты должен сделать шаг навстречу Себастиану. Конечно, если он сделает шаг навстречу тебе. Тебе придется проявить изобретательность, потому что Смайт – классический трусливый заяц в том, что касается сантиментов: стоит ему почуять запах чувств и признаний, бросается прочь, только пятки сверкают. Но если ты достаточно хитёр, то сможешь загнать его в ловушку и дать ему понять, какую его часть ты хочешь действительно иметь рядом. При условии, что ты понимаешь, что это не будет на сто процентов то, чего хочешь, можно сказать, это приемлемо. У тебя есть план действий?

– Мы не в армии, Хантер, – усмехнулся Курт, который, на самом деле, имел весьма точный план, и состоял он в том, чтобы проглотить гордость, заслужить прощение за пощечину, и вновь приняться дразнить его, пытаясь заставить уступить.

Потом у него будет время, чтобы хорошенько поработать над характером Себастиана.

Потом он постарается сгладить все углы и исправить ошибки.

Потом. Сперва он должен добиться, чтобы у него был парень. По имени Себастиан.

Но об этом он уж точно не собирался рассказывать Хантеру.

В любом случае, этого, похоже, и не требовалось, потому что с понимающей улыбкой тот подмигнул ему и сказал:

– Любовь это тоже поле битвы, Хаммел. И что-то мне подсказывает, что ты бравый солдат. Ну, а если это не сработает… вперёд, с сексом. Это действует на всех. Геев, гетеросексуалов, бисекс и извращенцев. Особенно, на последних. И в Себастиане есть эта жилка.

Десять минут спустя, когда Харвуд втащил обратно слабо упирающегося Себастиана, Курт сделал так, как ему посоветовал Хантер. Он держался очень далеко от него, и не позволил себе поднять глаза, даже когда тот выступал перед всеми с одним из номеров, которые они собирались представить на региональных в том году.

Всё это время он продолжал думать о том, как бы приблизиться к нему во время праздничного ужина в честь Ника. Не зная, что Себастиан в другом конце комнаты, усмирённый Харвудом, занят тем же самым.

Ни одному из двоих, казалось, и в голову не приходило, что было бы достаточно одного искреннего «прости», чтобы разрешить эту ситуацию.

Их проблема, впрочем, была именно в этом.

Они делали простые вещи сложными.

XXXXX

Та праздничная вечеринка оказалась настоящим отстоем.

И в этом не могло быть никаких сомнений.

Даже если вокруг было множество пьяных парней, а не только девиц, сексуально ещё более неразборчивых из-за алкоголя, и потому готовых замутить даже с ним, Себастиану было на редкость скучно.

Обычно на подобных вечеринках, устраиваемых родителями, где пристойная атмосфера сохранялась только до тех пор, пока алкоголь, контрабандой привезённый из Далтона, не способствовал всеобщему раскрепощению, ему всегда удавалось оторваться.

Часто, издеваясь над в хлам упившимися приятелями.

Например, над Джеффом, который сейчас использовал одну из официанток в качестве опоры для лэп-дэнс. Хотя, судя по его телодвижениям, можно было, скорее, подумать, будто его в задницу оса ужалила.

Основным фактором, который убивал всё удовольствие от этого развлечения, было то, что, как правило, они делали это вместе с Куртом.

С Куртом, сидящим за противоположным концом стола, в обнимку с этой гнидой Кейлом, которого он решил притащить с собой, Бог знает, почему.

Существует ограниченное количество вещей, которые человек может вынести в своей жизни, прежде чем полностью спятит или объявит себя побеждённым. Себастиан опасно приближался к своему пределу. Каждый раз, когда Курт смеялся над каким-нибудь замечанием этого гнома, каждый раз, когда Чендлер приближался к нему, чтобы прошептать что-то на ухо, и каждый раз, когда Курт любезничал с ним, Смайт оказывался всё ближе к грани.

Себастиан был не из тех, кто становится жертвой подобных представлений. Как правило. Но даже если он знал, что Курт пригласил Кейла, вероятнее всего, чтобы разозлить его и расплатиться за вещи, сказанные им утром в классе, это не то чтобы сильно облегчало его состояние.

Он достиг пика, когда примерно через пару часов после начала этой нелепой вечеринки все собрались в центре зала, чтобы превратить её в импровизированную дискотеку. Зал, который Bread Sticks выделил им, был не слишком обширным, но столы расставили в круг возле стены так, чтобы оставить центр комнаты свободным, так что пространство было. Ограниченное, но было.

Танцевать приходилось в некоторой тесноте. И это означало, что, когда Чендлер пригласил Курта на танец, и тот принял приглашение, двое, в силу обстоятельств, оказались буквально склеенными.

Вот, это был его предел.

Вид тела Курта, тесно прижатого к раскрасневшемуся Кейлу, переполнил сосуд терпения.

Притворяясь, будто не заметил сострадательный взгляд Тэда, он отвернулся от этого отвратительного зрелища и направился в другой зал к небольшой барной стойке, чтобы выпить кофе.

По всем правилам игры, сейчас ему следовало прилюдно устроить сцену ревности Курту. Он это отлично знал. Он должен был пробиться сквозь толпу на танцполе и заявить права на того, в правах на которого он и сам-то не был уже уверен.

Однако, для такого он был совершенно не в настроении.

Он определенно не чувствовал себя в форме для подобных жестов, более того, какая-то часть его, часть, немного капризная и слезливая, часть, которая редко проявлялась, но, тем не менее, существовала, в этот момент предавалась жалости к себе и громогласно заявляла, что Хаммел не заслуживает видеть его поражение.

Единственное, в чём ему повезло, было то, что все уже успели настолько набраться, что забыли о песнях, подготовленных для Ника. Обычный финал. Для каждого дня рождения. Позже торжество переносилось в какую-нибудь пустующую виллу, взятую в аренду или на дискотеку в центре, и всё деградировало ещё больше, как всегда.