Это может быть столь медленным процессом, что ты не поймёшь, что твоя жизнь стала лучше или хуже, пока всё в ней не окажется иным.

Или изменения могут быть настолько радикальны, что всё переворачивается с ног на голову в одно мгновение***.

Мгновение, которое зачастую даже трудно определить потом.

Курт изменился.

Он знал это.

Но не мог бы сказать точно, в чём именно.

То, что произошло между ним и Себастианом, ему понравилось и принесло удовлетворение и ему тоже, разумеется.

В тот момент он не думал ни о чём другом, кроме них двоих.

И всё же, сейчас он лежал рядом со своим мужчиной, и ему не хватало тепла Блейна.

Если он закрывал глаза, чтобы заснуть, видел лишь взгляд цвета карамели, который занимал все его мысли.

И сознание того, что всё то тепло и любовь, которые дарили ему эти прекрасные глаза, способные заглянуть ему в самую душу, были всего в нескольких метрах от него, совсем не помогало.

Но всё равно, он не хотел, чтобы Блейн был где-то в другом месте, не рядом с ним.

Эгоист.

Курт не сделал свой выбор.

Он всё ещё его не сделал, потому что не мог.

И не хотел.

Но настал час, когда ему следовало задаться вопросом, кого он выберет.

Настал час, когда ему придётся решить.

Так или иначе.

– Мне одиноко, – сказал Курт той ночью, войдя в гостиную.

Это были в точности те же слова, которые он произносил каждую ночь, приходя к нему, в течение всего этого месяца.

В эту ночь он добавил также:

– Себастиан спит, – будто это объясняло необъяснимое между ними.

Обычно Блейн не произносил ни слова.

Лишь смотрел на него и поднимал край одеяла, чтобы он мог лечь рядом.

Он знал, что не мог позволить себе большего. Как бы его аромат ни кружил ему голову, они заключили нечто вроде молчаливого соглашения, и с самой ночи пробуждения Себастиана между ними ничего больше не произошло.

Или точнее, они не доходили до конца.

Потому что, помимо этого, они всё равно продолжали любить друг друга и доставить удовольствие сотней других способов.

Кроме одного.

Того, которого Блейн жаждал больше всего.

Но он знал, что Курт не мог сделать этого Бастиану.

Даже если каждую ночь Хаммел забирался в его постель, чтобы прижаться к нему, он не мог зайти дальше.

Проходили дни, и всё конкретней становилось возвращения его друга.

Реальнее и ощутимее.

И Блейн тоже не мог сделать подобного.

Несмотря ни на что.

Не мог.

Не в этот момент.

Потому что, даже если он хотел бы ненавидеть его возвращение, которое отнимало у него любую возможность, даже если он действительно хотел в этот раз быть эгоистом...

Он просто не мог.

Не в этом.

Он был чертовски счастлив, что его друг вернулся, и что, в целом, чувствовал себя неплохо.

Однако, он не мог и продолжать исполнять роль мальчика для битья во всей этой ситуации.

Как однажды сказал Тэд, возможно, он считал, будто ему нечего больше терять только потому, что не сознавал – у него по-прежнему оставалось то единственное, что действительно стоило защищать.

Он сам и его сердце.

Поэтому той ночью он нарушил традиционное молчание решительным и прочувствованным:

– Ты не можешь так поступать со мной, Курт.

– Поступать с тобой как, Блейн?

– Игнорировать меня в течение всего дня, заставить слушать, как ты занимаешься сексом с твоим парнем, а затем как ни в чём не бывало пробираться ко мне в постель ночью тайком, чтобы и я тоже тебя трахнул.

– Я не хочу, чтобы ты меня трахнул, Блейн. Я просто хочу, чтобы ты обнял меня. Мне нужно только почувствовать на себе твои руки, пожалуйста…

– Почему?

– Потому что я скучал по тебе сегодня.

– И это потому, что ты скучал по мне, у тебя только что был секс с ним?

– Не... у меня не было секса с Себастианом… он и я, мы только…

– Я не хочу знать! Меня ведь, в сущности, это не касается, не так ли?

– Он мой парень, и я люблю его, Блейн. Я никогда этого от тебя не скрывал. Я никогда не делал вид, будто это не так. Он вышел из комы после девяти месяцев, и ему необходимо чувствовать меня рядом, он нуждается во мне. Почти так же, как я нуждаюсь в тебе, Блейн.

И, ради Бога, нет! Курт не мог делать ему этого!

Он понял, что руководило им, хотя и знал, что сам Курт этого не понимал.

Чувство вины.

Чувство вины – это мощнейшее чувство, с которым Блейн был знаком даже чересчур близко.

Можешь пытаться игнорировать его, но именно тогда оно атакует с тыла и способно сожрать тебя живьём.

Некоторым людям, вроде Себастиана, трудно осознать свою вину, потому что, как он, они не желают или не умеют разглядеть собственную роль, которую сыграли в полной катастрофе.

Другие, такие, как Курт, избегают чувства вины, договариваясь со своей совестью и, иногда, полностью перекладывая всё на других людей.

И потом, есть такие люди, как тот же Блейн, что бросаются навстречу своему чувству вины.

Оно подпитывает их, становясь чем-то почти необходимым, чтобы продолжать ощущать себя живым.

И иногда взваливают на плечи ещё и чужую вину.

Когда они были только вдвоём, только Курт и Блейн, всё казалось правильным и совершенным.

Они были на одной волне.

Но вне этой постели и вне этого дома они не были одни, и перед лицом реальной жизни оказывались порознь.

В большинстве случаев, по их же собственному выбору.

– Да, всё верно. Ты ничего мне не обещал, и всегда повторял, что он в твоём сердце. Но ты также говорил, что хочешь меня и что, возможно, мог бы любить меня. Возможно. Но, знаешь, что нужно мне сейчас? Немного ясности, для начала. Какого-то определённого решения. Было бы неплохо. Мне нужен кто-то, кто поставит меня на первое место хоть раз. Поэтому нет, ты не можешь, Курт. Ты не можешь находиться в этой постели, и не сможешь до тех пор, пока будешь разделять постель с ним, – повторил с ещё большим убеждением Блейн.

И немножко умер, когда увидел, как Курт печально кивнул и, не произнося больше ни слова и не настаивая, развернулся, возвращаясь в их с Себастианом комнату.

Блейн продолжал надеяться, что он вспомнит.

И в то же время не хотел, чтобы это случилось.

Он продолжал надеяться, что Курт выберет то, чем они были когда-то.

Даже не помня, чем они были.

И это было так абсурдно.

Он ведь не мог быть уверен, что всё снова было бы как раньше даже в случае, если бы воспоминания вернулись к Курту, так?

Кто сказал, что тогда он любил бы его? Он мог его возненавидеть и даже счесть ответственным за произошедшее.

Не этого ли Блейн боялся почти сильнее, чем вернуть страшные воспоминания Курту?

Но проблемы, в сущности, не существовало.

Курт думал о чём угодно в тот период, кроме как о своём прошлом.

И… хотим говорить честно?

Блейн любил его.

Он проник ему внутрь – в прямом и переносном смысле.

Он вручил ему с открытым сердцем не только тело, но и душу, ту самую, что Курт уже держал в руках восемь лет тому назад.

И, тем не менее, он продолжал ничего не помнить.

И Блейн больше не мог довольствоваться крохами.

Он хотел всё.

И если он не мог иметь всего, что ж, тогда пусть будет абсолютное ничто.

Потому что он не мог позволить себе оказаться снова сломленным.

Не так уж много в нём оставалось целого.

И это немногое следовало защищать и оберегать.

Блейн уже отдал всё, что имел.

Теперь Курт должен был сделать свой выбор.

Потому что теперь…

Теперь настала пора и Блейну перестать страдать.

Кое-что, чего никто ещё не узнал об этом новом Себастиане без секретов?

Вот оно: ночью он не спал.

Он отключался, когда был измождён, и усталость побеждала, да, но не спал, не по доброй воле, по крайней мере.

Он боялся.