Хотел, чтобы он был там.
Он любил его, и, в то же время, ненавидел.
Потому что Себастиан вернулся.
Вернулся к Курту.
А Курт? Курт вернётся к нему?
– Ты друг Себастиана? – спросила Мадлен парня, который стоял перед дверью её сына.
Он продолжал смотреть на эту дверь так пристально, будто от этого зависела его жизнь.
И, кто знает? Возможно, так оно и было.
Но, глядя на него, она почему-то начинала нервничать ещё больше, и это в настоящий момент было для неё совершенно лишним.
– Да, мэм, я учился с ним в Далтоне. Мы с Вами даже познакомились в те времена. Меня зовут Тэд Харвуд, – сказал он, протягивая ей руку.
Женщина, после недолгого колебания, приняла его дрожащую руку в свою, столь же дрожащую.
Она была растеряна, и даже не знала, что сказать.
В течение многих месяцев она думала найти его, чтобы познакомиться.
Сказать ему то, что сын доверил ей до аварии.
Но она так и не смогла решиться, потому что… к чему бы это привело?
И теперь, вот он, стоит прямо перед ней, и теперь это уже бесполезно.
Потому что теперь снова предстояло её сыну принимать решение.
У жизни странное чувство юмора...
Курт сделал первый неуверенный шаг к Себастиану, будто завороженный глубокой зеленью его глаз, как и в первый раз, когда он их увидел.
У ворот Далтона, он ещё помнил, как если бы это случилось вчера.
Его отправил туда Пак, чтобы шпионить за Warblers, группой, которая была их соперником на региональных в том году.
Он даже не успел добраться до лестницы, как был пойман, рассекречен и вежливо препровождён к выходу.
Где он буквально столкнулся с Себастианом.
Себастиан из настоящего, тем временем, лёжа на своей кровати, продолжал наблюдать, как Курт медленно приближается к нему.
И улыбался.
Улыбкой, которую Курт так любил.
Улыбкой, в которой он черпал силы пригоршнями.
Улыбкой, которая была только для него.
И тогда Курт отбросил всякий страх, потому что это был Бас, его Бас, и оставшееся расстояние, что разделяло их, он преодолел почти бегом.
Он бросился на него, ни о чём не беспокоясь, потому что было так много, слишком много счастья, которое он испытывал в тот момент.
– Ты вернулся ко мне, Бас... Ты вернулся, – твердил он сквозь слёзы.
– Ай, ты так меня раз… раздавишь, – сказал Себастиан слабым севшим голосом, как у того, кто не издавал звуков в течение длительного времени.
– Ох, извини! Прости… прости, – Курт поспешно отстранился, стыдясь такого проявления отсутствия самоконтроля.
– Кто ты? – спросил Себастиан, заставляя его сердце застыть мгновенно.
Курт боялся этого.
Он читал о таком в тысячах журналов и видел в сотнях фильмов.
Тот же доктор предупредил их о такой возможности.
Он знал, что это могло произойти.
Однако, надеялся, что...
– Б… боже, Ку... Курт. Твоё лицо! Провести тебя... слишком просто. Я знаю, кто ты, глупыш. Я мог бы забыть всех, кроме тебя, ты… ты знаешь, правда? – сказал вдруг Себастиан, и Курту захотелось убить его.
– Ты… ты притворялся? – спросил он, совершенно потрясённый.
– П… признаюсь. Не то, чтобы в моей г... голове не было путаницы… но ты… ты единственное, что в ней ясно. Курт, хватит болтать. Мне слишком ... что это за слово… когда чувствуешь себя усталым… сразу?
– Тяжело? – пришел ему на помощь Курт.
– Да... тяжело. Иди сюда, и по… поцелуй меня, пожалуйста. Не думаю, что мне приходилось часто мыть эти... которые во рту зу… зубы... в эти девять месяцев, но уверяю тебя, что Нэнси мне… мне… недавно подсунула мятный леденец.
– Идиот, – сказал Курт весело и в то же время с облегчением.
Это был Себастиан, его Себастиан.
Он вернулся и помнил его.
Всё остальное могло подождать.
– Курт, иди сюда… и всё, окей? – повторил Себастиан.
И Курт сделал это.
Он наклонился к нему и коснулся его губ своими.
Поцелуй был нежным и медленным вначале.
Затем Себастиан попросил языком разрешения войти, и Курт впустил его.
Стон и тихий шёпот «Да» Бастиана на его губах – и Курта увлёк вихрь.
В том поцелуе было каждое их воспоминание.
В нём были они.
Курт осознал, что ожидал этого поцелуя больше девяти месяцев.
И, несмотря ни на что, несмотря на Блейна, странные воспоминания, решения, принятые в Лайме, и его сердце, которое рыдало, разрываясь пополам ещё чуть больше… для Курта этот поцелуй был прекрасен.
====== Глава 17. Пробуждение. Часть 2. ======
Едва слышный вздох.
И новый поцелуй.
Объятие, что становится все более крепким.
И море воспоминаний – воспоминаний о жизни, проведённой вместе – которые заполняют сердце, разум и душу.
Не много разговаривали Курт и Себастиан, пока ночь превращалась в чудесное ясное утро.
Нет, они лишь целовались.
Пристально смотрели в глаза.
И заново учились прикасаться друг к другу.
Они делали всё то, что делают двое возлюбленных, двое друзей, которые долго ждали встречи.
И, хотя Курт знал, что о многом им следовало поговорить, что он имел право получить ответы на тысячу вопросов… всё же отложил это на потом.
Сейчас было не время.
В тот момент он мог и должен был просто наслаждаться счастьем.
Губы Себастиана были более прохладными и шершавыми, чем обычно.
Но это всё равно были те самые губы, которые он любил.
Те, которые ждал так долго.
И да, им многое придётся обсудить.
Слишком многое.
Но Курт знал, что всё это можно отложить.
Это был момент радости.
За дверью комнаты были люди, которые ждали возможности увидеть Себастиана, и, прежде всего, там был Блейн, который ждал, не только чтобы увидеть своего друга, но и его.
И, хотя Курт был счастлив, хотя не мог удержаться, чтобы не наклониться для ещё одного поцелуя, чтобы не коснуться снова Себастиана, он продолжал ощущать присутствие Блейна так живо и отчётливо, как если бы он был в этой комнате вместе с ними.
И за это он чувствовал вину перед Себастианом.
Точно так же, как каждый раз, касаясь новым поцелуем его скулы или уголка губ, он чувствовал себя чудовищно виноватым перед Блейном.
И всё это было так неправильно.
По отношению ни к одному, ни к другому.
Ни к нему самому.
Но он не мог не испытывать всего этого, как не мог не прижимать к себе Себастиана снова и снова.
Он вернулся.
Вернулся.
Курт думал, что потерял его навсегда, но он снова был здесь.
Смайт задолжал ему множество объяснений, это правда.
Но в тот момент Курта интересовало лишь, чувствовал ли он боль.
– Честно го… говоря, я ничего не… не чувствую. Ниже… ниже поясницы, по крайней мере. Доктор говорит, что это нормально. Немного… Боже мой, не помню слово… упражнения? Упражнения помогут вернуть чувствительность… мы… мышц.
Себастиан говорил медленно и часто запинался на половине слова.
Он забывал некоторые, но, как сказал доктор, это было временным явлением.
Но ноги?
Вот что беспокоило Курта.
Он не слишком разбирался в медицине, но знал достаточно, чтобы догадаться, что, если действительно отсутствовала чувствительность ниже поясницы, проблема могла быть серьезной.
Нужно будет спросить доктора, как только он выйдет оттуда.
Но когда он выйдет оттуда?
Он знал, что мать Себастиана тоже имела право видеть своего сына, и он не хотел переутомлять его, но не мог отпустить руку, которая сжимала его, с меньшей силой, но с тем же чувством.
– Ты… ты… у тебя всё хорошо, Курт? – спросил вдруг Себастиан, заставая его врасплох. – Не… не случилось ни... ничего... в эти месяцы ты...
– Себастиан, я в порядке, – прервал его Курт, заметив, каких усилий это ему стоило и не желая утомлять его больше необходимого. – Конечно, мне было трудно без тебя, но Блейн очень помог в последнее время. Ты ведь помнишь его, правда? Блейн, твой друг. Сейчас он живёт у нас.