Блейн был настолько тесным и горячим вокруг него, что Курт не мог долго сдерживаться.

Он толкнулся вперёд и снова обратно, продолжая погружаться в Блейна в непрерывном ритме, в то время как Блейн подавался назад, встречая его движения, и единственными звуками было их неровное дыхание и шлепки кожи Курта, который с каждым толчком ударялся о Блейна так сильно, что наверняка оставил бы синяки.

Это было непрерывное столкновение кожи и возгласы, всё более громкие, из раза в раз, пока каждый вздох не превратился в стон, скрывавший имя.

Ртом Курт прижимался к задней части шеи Блейна, часто прикусывая кожу, чтобы сдержать слишком громкий крик.

– Курт, блять Kуу... Курт! – продолжал хрипеть под ним Блейн.

Курт закрыл ладонью рот Блейна, но это было, скорее, рефлекторное действие, он уж точно не хотел заглушать те стоны, что каждый раз сводили его с ума.

Блейн слегка прикусил мягкую кожу запястья Курта.

А затем лёг щекой на деревянную поверхность столешницы.

Курт окончательно потерял голову от такого откровенного и полного подчинения Блейна, так что едва мог дышать, и отпустил себя навстречу белому ослепляющему сиянию от давления, что накопилось у него внутри, а потом взорвалось, рассыпаясь по коже брызгами искр и пламени, и....

– Черт! Блейн! Блейн, Блейн... – закричал он, кончая.

Голос Курта перешёл в бессмысленный шёпот против кожи Блейна, который всё ещё корчился и стонал под ним.

Тогда Курт обернул ладонь вокруг его болезненно пульсирующего члена, и три грубые торопливые ласки спустя Блейн тоже кончил Курту в руку с прерывистым криком, который вполне мог быть его именем.

Курт вышел из Блейна, который задохнулся от неожиданного движения. Потом Хаммел снял презерватив и швырнул его в направлении, где, он надеялся, находилась корзина для мусора.

Повернувшись, он встретил сытый взгляд Блейна, который теперь полностью развернулся к нему, чуть опираясь на стол.

Задыхающиеся и разгорячённые, они застыли ненадолго – глаза в глаза.

Потом Курт сказал:

–Блейн?

– Да, Курт.

– Теперь ты… возьми меня. Сделай так, чтобы я помнил, каково это, чувствовать тебя внутри, пока мы будем врозь.

Блейн затаил дыхание, а его сердце взорвалось в горле от счастья.

И он повиновался, разумеется.

Подобной просьбе он никогда не сумел бы сказать «нет».

Когда наступило утро отъезда, Курт обнаружил некое странное волнение при мысли о возвращении в Лайму.

Чтобы делать всё не торопясь, Кэрол и его отец решили заехать за ними очень рано, и Курту стоило неимоверных усилий вытащить Блейна из постели.

Блейн определённо не был жаворонком. Сам собой напрашивался вопрос – он вообще когда-нибудь работал в своей жизни? И, кроме того, прошедшей ночью они порядочно развлеклись. Не жалея сил, прямо скажем.

Чтобы разбудить его, Курту понадобились две чашки кофе и феноменальный минет.

Не то чтобы он жаловался.

Ему нравилось оказывать ему подобные знаки внимания.

По словам Себастиана, в такого рода вещах он был очень хорош. И, видя реакции Блейна всякий раз, когда он отсасывал ему, Хаммел пришёл к убеждению, что является своего рода авторитетом в этом вопросе.

Ну, в смысле...

У Блейна был обширный опыт в плане секса.

Судя по тому, что он ему рассказывал во время одной из их бесчисленных откровенных пост-сексуальных бесед, он позволял себе множество одноразовых историй, но ничего серьёзного.

Короче, Андерсон бесспорно имел приличный опыт в этой области, и сознание, что то, что он делал, настолько нравилось такому эксперту, давало Курту странное чувство власти – очень приятное чувство.

Как ни странно, гораздо больше, чем когда Себастиан рассыпался на кусочки в его руках.

Учитывая, что они взяли билеты вместе, в самолете у них были соседние кресла, довольно далеко от мест, где сидели Бёрт и Кэрол.

Что обеспечивало им возможность находиться в непосредственной близости в течение трёх часов.

И поскольку они не могли заниматься сексом там, у всех на глазах, им пришлось занять это время разговорами.

Блейн рассказал о своих годах в средней школе в Вестервилле, и Курт – о своих в Лайме.

Ни для одного из них эти времена не были простыми.

Конечно, дела Блейна пошли гораздо лучше после его перевода в Далтон, но до этого он жил в настоящем аду.

Блейн рассказал ему о том, как иногда уже в тринадцать лет он напивался ещё до ужина, о том, как его жестоко избили в шестнадцать и о постоянных стычках с отцом.

Курт посветил его в проблемы, которые были у него с одним хулиганом в школе.

О настоящем спасении, которым стал хоровой кружок под руководством профессора Шустера.

О своей влюблённости в Финна.

О попытке стать гетеро, только чтобы осчастливить отца, и, в качестве результата, о короткой истории с Бриттани.

Обо всём, что Блейн уже знал, разумеется.

Но что позволило ему снова почувствовать себя дома, пока он слушал об этом. Это было, как если бы он заново открывал его для себя, и сам открывался, в свою очередь.

Они говорили также о музыке и телефильмах.

И искренне изумились, узнав, что оба любили до безумия шоу Холостяк.

Блейн заставил его даже посмотреть на своём планшете совершенно жуткий фильм, который назывался «Белоснежка и охотник».

Похоже, какая-то его часть питала слабость к апокалиптическим фильмам, которые, в сущности, не слишком отличались от сказки.

Однако ни один не стал отрицать, что Стюарт могла бы сравниться по красоте с Шарлиз Терон.

Пусть оба были геи, но никто из них не был слепым.

Короче говоря, помимо невероятной сексуальной совместимости, у них с Блейном было ещё много общего.

На втором часу полёта, незадолго до первой посадки, желание Курта заняться сексом с Блейном достигло пика.

Возможно, это было из-за грядущего принудительного воздержания или, может, из-за всего того, что они узнали друг о друге, но Курт всерьёз думал, что никогда не видел парня более чувственного, чем Блейн.

Такая близость к нему, к его запаху, без возможности позволить себе что-то большее, чем лёгкие прикосновения, превращало в кашу его мозг, а вместе с ним и самообладание.

Его разум продолжал подкидывать ему весьма откровенные образы, в которых он брал Блейна на этом самом кресле, прямо на глазах у всех пассажиров, которые, к тому же, чуть ли не аплодировали.

Когда Андерсон заявил, что пойдёт в туалет, Курт подумал, что, возможно, следовало бы попытаться немного поспать, чтобы посмотреть, не отпустит ли его этот острый приступ извращённой фантазии.

Но, к его великому ужасу, он обнаружил, что с закрытыми глазами всё стало только ещё хуже.

И теперь уже оставалось единственное решение.

Курт не знал, что именно подтолкнуло его, на самом деле.

Возможно, это было осознание, что даже если они оба будут в Лайме, всё равно не смогут видеться много.

Или, может, простое желание поэкспериментировать.

Как бы там ни было, он встал.

И последовал за ним.

Блейн был взволнован, как и каждый раз, когда приближался к Лайме.

Там всё ещё встречались, время от времени, люди, которые узнавали его, несмотря на то, что прошло уже целых восемь лет.

И конечно, ополоснуть лицо водой не то чтобы сильно помогало.

Но, по крайней мере, он чувствовал себя немного более освежённым.

Мужество.

Как он всегда говорил Курту, главное держаться за это.

И на протяжении многих лет Блейну пришлось проявить такую дозу мужества, что мало не покажется.

Количество, которое ему было нужно, чтобы справиться с призраками прошлого, было ничтожным в сравнении.

Всё произошло очень быстро.

Он открыл дверь, чтобы выйти, но внезапно оказавшийся перед ним Курт втолкнул его обратно, мгновенно запирая дверь снова.

Кабинка была крайне тесной, так что они практически прижимались один к другому, и Блейн смог сразу почувствовать, что Курт возбуждён.