И не важно было, если внутри, на самом деле, он ясно чувствовал, что Блейн был кем угодно, но уж точно не первым встречным, или кем-то, к кому он испытывал только физическое влечение.
На самом деле, это было странно.
Он испытывал множество чувств, происхождения которых был не в состоянии объяснить. Ведь в сущности он не знал Блейна.
Вечеров, проведенных вместе перед телевизором за просмотром Диснеевских мультиков или сидя допоздна на диване, разговаривая о мюзиклах, не могло быть достаточно, чтобы определить источник этой связи, которую он явственно ощущал между ними.
Это было, как если бы он был знаком с Блейном давным-давно. Как если бы он твёрдо знал, что мог доверять ему, мог с ним не притворяться. Но сейчас было слишком сложно справиться даже с этим странным ощущением.
Нет, он не поддастся тому, что считает лишь зовом плоти, в этом он был уверен. Он забудет всё, задвинет свои мысли в самый отдалённый уголок сознания, и сосредоточится на Себастиане.
Только...
Только вот, как бы он ни был уверен в правильности принятого решения и убеждён в своей способности следовать ему, плотина была прорвана объятием и теперь снова перекрыть её было невозможно.
И хоть он не делал этого намеренно, Курт продолжал заигрывать с Блейном. Постоянно. Он просто ничего не мог с собой поделать.
На самом деле, Хаммел совершенно не отдавал себе в этом отчёта, но кокетничал, как девчонка. Не упуская случая для лёгких прикосновений.
Лёгких прикосновений, вроде тех, когда он будто ненароком притрагивался к его плечу, проходя мимо, или когда немного задерживал руки на боках Блейна, если на кухне они оказывались рядом, готовя кофе или что-то ещё.
Курт никогда бы не признался, даже под пыткой, но он начал с особым интересом приглядываться к тому, как облегала тело Блейна одежда.
Ткань джинсов, которые повторяли чудесную форму его ягодиц, или легкость, с которой футболки так призывно подчёркивали форму рук, что той ночью так крепко прижимали его, даря удивительное ощущение безопасности.
Он спрашивал себя, что видит Блейн, когда смотрит на него?
Иногда он замечал определенный интерес в его глазах, и это всегда вызывало в нём чувство, заставлявшее сжиматься все внутренности. Не неприятное, но сильное и необъяснимое.
Но были взгляды, которые длились всегда слишком мало, как если бы Блейн не хотел по какой-то причине смотреть на него долго.
Иногда их сменяла лёгкая тень печали, что было странно видеть на этом лице, почти всегда улыбающемся и открытом.
Тогда Курт принялся ходить по квартире в халатике или только с одним полотенцем вокруг бёдер после душа, когда знал, что другой парень был дома, специально для того, чтобы увидеть его реакцию. Чтобы посмотреть, не удастся ли ему снова поймать этот взгляд, который заставлял его таять как снег на солнце и чувствовать себя невероятно желанным.
Он даже окончательно отказался от дурацкой пижамы анти-секс с медвежатами, в пользу шёлковой фиолетовой, подчёркивающей цвет его глаз.
Но, как бы он ни старался, Андерсон мастерски ускользал от неуклюжих попыток Курта получить подтверждение. Он делал всё, чтобы не смотреть на него дольше необходимого и не находиться слишком близко.
Курта это раздражало, и он задавался вопросом, почему?
Когда он получил письмо из банка, где ему сообщали об ошибке с блокированием счёта и извинялись за неудобства, извещая, что регулярные выплаты будут возобновлены, начиная со следующего месяца, Курт не сказал Блейну ни слова об этом.
Рано или поздно ему пришлось бы сказать Мерседес, что Мадлен удовлетворила её запрос, поскольку в противном случае подруга была более чем решительно настроена затаскать ведьму вместе с банком по судам, в течение всей недели собирая бумаги и документы, имеющие отношение к счёту, чтобы быть подготовленной.
Но Курт боялся, что, когда он это сделает, Блейн может счесть себя лишним в этом доме и решит уйти.
Даже если в первую их встречу Андерсон сказал, что ему нужно пожить там некоторое время, сейчас становилось всё более очевидным, что деньги не были проблемой для парня, который, вероятно, мог позволить себе квартиру и получше этой.
Курт начинал думать, что Блейн был там, потому что обещал Бастиану присматривать за ним в случае, если с ним самим что-то случится. Он слышал, как Блейн говорил по телефону о каком-то обещании, данном Себастиану и убедил себя, что причина может быть в этом.
Это было бы так похоже на Смайта, на самом деле.
И это было также одной из основных причин, что останавливала его, когда желание Блейна становилось настолько сильным, что схватить его за футболку, швырнуть на диван, поцеловать и отдаться прямо там, в тот самый момент, не казалось таким уж неприемлемым.
Он был уверен, что Блейн сказал бы “нет”. Из-за друга.
Боги, было так много вещей, которые он хотел бы знать об их отношениях. Но говорить с Андерсоном о том, что они делали, когда Себастиан навещал его в Чикаго, оставалось слишком тяжкой вещью для Курта.
Блейн рассказал ему об их вечерах в караоке, о друзьях по Далтону, но никогда не пускался в подробности, и, когда Курт пытался выяснить детали, он всегда находил способ сменить тему.
Честно говоря, в последнее время, они не слишком часто говорили о Себастиане.
Он всегда был рядом, бестелесным напоминанием между ними, живым в памяти и в сердце каждого из двоих. Но теперь редкими стали вечера, когда они говорили – или, вернее, пытались это сделать, потому что для них всегда было больно вспоминать – о Себастиане.
Теперь, в основном, они проводили их совместные вечера, разговаривая о том, что любили делать в свободное время, о первых временах, когда Курт оказался в Нью-Йорке после девятнадцати лет жизни в Лайме, об их друзьях.
Вот, о чём говорили они теперь. О них самих.
И даже если Курт твердил себе, что присутствие Блейна заставляло его чувствовать себя хорошо, потому что он не хотел оставаться один, внутри себя он знал – правда состояла в том, что его присутствие приносило радость, потому что это был Блейн.
Его Блейн.
Блейн сходил с ума. Однозначно.
Он не был глуп. Даже если хотел бы быть таковым в определенные моменты; но, к сожалению для него, не был. Он прекрасно понимал, что делал Курт.
Конечно, вначале он списал всё на свои пустые надежды и не придал большого значения изменившемуся поведению Хаммела, которое, в общем-то не являлось ни слишком смелым, ни чрезмерно откровенным.
Да. Если бы это делал кто-то другой. В исполнении же Курта всё обретало иной смысл. И Блейн знал его слишком хорошо, чтобы продолжать верить в то, что речь всё ещё шла о простой случайности, когда он заметил, например, тщательность, с которой Курт одевался, чтобы оставаться в доме с ним.
Или, лучше сказать, тщательность, с которой он раздевался.
Когда он впервые увидел Хаммела, вышедшего из ванной, с одним лишь небольшим полотенцем, которое едва прикрывало его бёдра выше колен и на вид слишком слабо держалось на талии, грозя в любой момент развязаться и упасть, он чудом не хлопнулся в обморок.
Андерсон спасся, промямлив, что должен пойти и купить себе сигарет – хотя и не курил, и было уже около двух часов ночи – и выскочил из дома со скоростью света.
Для него стало очень трудно стараться игнорировать эти лёгкие прикосновения, и эти откровенные и продолжительные взгляды на своём теле. Хотя он и притворялся, будто не замечает их, в действительности, он всё видел, да ещё как! Он буквально ощущал на себе их жар почти болезненно.
Короче, он больше не был мальчиком, который не знал, что такое секс. Теперь он был ему не просто знаком, но и необходим. И, чёрт возьми! Он хотел его с Куртом.
Он хотел его так чертовски сильно!
Курт не мог играть с ним в эти игры и всерьёз ожидать, что Блейн не сорвётся однажды, не нагнёт его прямо на кухонном столе, чтобы владеть им дни напролёт.
Когда Курт впервые попытался зайти с ним дальше кокетства, спрашивая, как смотрелись на его заднице – именно так он и сказал – особенно узкие джинсы, совершив пируэт, чтобы продемонстрировать как следует предмет обсуждения, Блейн не выдержал и сказал, что, если быть искренним, эти штаны вызывают у него желание оттрахать его до бессознательного состояния.
