– Я понял, Курт, без проблем, – прервал его Блейн. И это было правдой. Он понял.
По сути, Хаммел его не игнорировал, но и не считал вопрос достойным обсуждения. Он просто отводил ему место среди маловажных вещей.
Тяжким ударом стало для Блейна понимание, что для Курта его близость не являлась ни в малейшей степени столь возбуждающей, как для Андерсона его.
– Значит, очередное новое начало? – спросил Курт, протягивая ему руку.
– Очередное новое начало, – согласился Блейн, принимая нежную руку в свою.
Глядя в эти глаза, такие прекрасные и чистые, он спрашивал себя, сколько раз ещё у него появится возможность начать с ним сначала после очередной ошибки, которую, он уже знал заранее, совершит. Это было неизбежно, в конце концов.
Из-за того, что он скрывал от него и что по-прежнему испытывал.
Его сердце пропустило бы удар, а, может, и больше одного, если бы он узнал, что в тот момент Курт думал о том, как сексуально Блейн выглядит в этой чёрной рубашке.
Обзывая себя идиотом, к тому же.
Ну, конечно. Ведь Андерсон был совершенно безразличен Хаммелу.
Конечно.
Сантана Лопес, как правило, предпочитала не совать нос в чужие дела. Она всё подвергала холодному и бесстрастному анализу. Пока речь не заходила о дорогих ей людях.
В этом случае девушка становилась чрезмерно заботливой и не слишком рациональной.
В то утро, после разговора с Куртом, несомненно находящимся в состоянии жуткого похмелья, она всерьёз о нём забеспокоилась. Ей и так уже было, о чём беспокоиться, например о том, как Блейн смотрел на него; или о том, как заботился о нём; и, кроме того, ещё и о том, как Курт доверялся этим заботам, почти бессознательно.
Это казалось безумием.
И, безусловно, она беспокоилась о Себастиане.
В конце концов, с тех пор, когда в ту страшную ночь Курт ворвался к ним домой, рыдая и крича об аварии, Сантана взяла на себя обязанность защищать Фарфорового вместо его парня. И этот Андерсон не вызывал у неё никакого доверия.
Слишком много тайн. Слишком много противоречий.
Так что теперь она знала, что должна что-то предпринять. Но не знала, что именно.
Ей нужна была помощь.
И был лишь один человек, к которому можно было обратиться в таком случае. Ей это было известно.
Она только надеялась, что этот человек сумеет добраться до них прежде, чем будет нанесён непоправимый ущерб.
Эмпа́тия (греч. ἐν — «в» + греч. πάθος — «страсть», «страдание») — осознанное сопереживание текущему эмоциональному состоянию другого человека. Слово «эмпатия» не имеет коннотаций с какими-либо конкретными эмоциями (как, например, в случае со словом «сострадание») и в равной мере применяется для обозначения сопереживания любым эмоциональным состояниям.
====== Глава 5. Угадай, кто придёт на ужин. Часть 1. ======
Говорят, если день не задался с самого утра...
Ну, если это действительно так, тогда начавшийся день обещал стать для Блейна сущим кошмаром.
И, чтобы понять это, ему хватило тех немногих слов, сказанных по телефону.
– Себастиан, он... видишь ли, дело в том, что он попал в аварию, поэтому он не появлялся и…
– Я приеду.
– Нет, не делай этого, прошу тебя. Здесь уже есть я, и, кроме того, Курт тоже здесь...
– Мне всё равно, Блейн. Я приеду.
Блейн повесил трубку, только когда понял, что на другом конце уже оборвали связь. Сделать этот звонок было нелегко. Однако, после того, как он поставил в известность о случившемся Джеффа, Трента и других друзей из Чикаго, это казалось вполне логичным и даже необходимым. Он всё равно узнал бы обо всём, так или иначе, и Андерсон предпочитал проинформировать его самолично.
У Блейна и так ушло слишком много времени, чтобы набраться храбрости рассказать им всем, что на самом деле произошло с Себастианом. Потому что каждый раз, когда он пытался сделать это, всё становилось мучительно реальным, и Андерсон оттягивал момент, насколько мог.
Блейн бросил телефон на диван и обхватил голову руками. Страшная головная боль была на подходе, он это чувствовал. Вероятно, всё дело в стрессе. Это новое осложнение было определённо лишним. Другие, совершенно неожиданные, проблемы и без того возникли у него в Нью-Йорке. В дополнительных он уж точно не нуждался!
Парень фыркнул, снова хватая телефон и кожаную куртку. Ему необходимо было убраться из этого дома. Может быть, ему полегчает, если он выпьет чего-нибудь покрепче чая?
Пусть даже было всего десять утра.
Утро Курта началось гораздо лучше, чем ожидалось. Он, наконец-то, возвращался к работе.
После двух недель отгулов, которые он попросил после очередного небольшого кризиса у Себастиана, и которые превратились для него в вихрь новых событий с появлением Блейна, он вернулся, наконец, к активной деятельности.
Место бармена в небольшом ресторанчике определённо не было работой его мечты.
Но, после аварии, и после того, как Мадлен заблокировала все счета, ему нужна была работа, которая позволяла бы заработать что-то для себя и на оплату жилья, и, одновременно, не занимала слишком много времени.
А посему он даже не попытался найти работу связанную с модой; хотя, после двух лет учёбы в Парсонс в Нью-Йорке, и, учитывая его талант, он бы вполне мог устроиться в какой-нибудь модный журнал.
Но это было занятие, требующее слишком много энергии. Которую он, в данный момент, должен был тратить только и исключительно на своего парня.
Короче говоря, он поставил свою жизнь в режим ожидания.
Ему на помощь пришёл Кевин, владелец небольшого заведения, где Курт и Себастиан ужинали почти каждый четверг, и большой друг последнего.
Сколько шансов было найти подобную помощь, в таком огромном городе, как Нью-Йорк?
Курт часто задавался этим вопросом.
В первый четверг, когда он вошёл туда один, совершенно убитый и подавленный, пока его мужчина в больнице боролся со смертью, движимый навязчивой необходимостью чего-то, что напомнило бы ему о нормальной жизни, Кевин подсел за столик и просто слушал. Весь вечер.
А затем он предложил ему эту работу, со скромной зарплатой, и возможностью пропускать дни, когда хотел, чтобы проведать Себастиана.
Конечно, это было не тем, что Курт хотел бы делать всю свою жизнь. Ни это, ни, если уж на то пошло, профессия стилиста, честно говоря. Он мечтал о Голливуде, о сцене Бродвея. Но, как уже было сказано, Курт был из тех, кто умеет адаптироваться.
Первые годы в NYADA были для него трудными. Была огромная конкуренция, и часто возникало желание плюнуть и бросить всё. Но рядом всегда был Себастиан. Его первый настоящий фанат.
С момента, когда они оба оказались в этом огромном городе, а потом, спустя год, начали встречаться по-настоящему, он всегда был его поддержкой и опорой. Во всём.
Затем, внезапно, за три года до этого всё изменилось.
Себастиан начал пропускать его репетиции, не приходил на его маленькие спектакли, не подбадривал больше. По правде сказать, казалось, он перестал понимать его.
Так что, после бесконечных ссор, устав от этой непрерывной борьбы, они решили сделать перерыв и расстались на месяц.
В конце концов, Курт понял, что не может без Бастиана, и что вещи, которые тот говорил, не такие уж неправильные. Он и сам с некоторых пор испытывал страх перед собственными мечтами.
Теми самыми мечтами, которые в последнее время не приносили ему больше удовлетворения.
И тогда он вернулся к нему, умоляя начать всё сначала. И обнаружил, что Себастиан не изменился. Смайт по-прежнему подталкивал его найти другую работу, более стабильную и выгодную для него. Он говорил, что Хаммел должен думать сейчас о своём будущем, не только о мечтах. Чтобы стать независимым.
«Независимым, от кого?» – несколько испуганно, не мог не спрашивать себя Курт.
Себастиан подтолкнул его принять к рассмотрению свою вторую страсть – моду.
