Да, точно, это был он. И Блейн отлично помнил те два дня, когда он остановился в этом самом доме, тогда ему совершенно незнакомом, чтобы попытаться вразумить друга. Ему казалось, что он был очень осторожен. Что никто его не заметил. Он вошёл и вышел в самые невероятные часы ночи, специально, чтобы избежать возможных свидетелей.

Вошёл убеждённый и готовый к борьбе, а вышел с огромной пробоиной в сердце и ещё одной утратой, что можно было добавить в и без того длинный список. И новым обещанием, которое было ещё более сложно держать.

– Обещай мне, Блейн, пообещай сейчас, или всё кончено, – вот как Себастиан загнал его тогда в ловушку.

– Да, это был я, – ответил он. Можно было бы попытаться отрицать, но он спросил себя, зачем?

– Почему ты здесь, Блейн Андерсон из Чикаго? Себастиан что-то натворил?

– Боюсь, что да, мэм.

– Это что-то, от чего Курти будет страдать?

– Боюсь, что да, мэм.

– Но ты сделаешь всё, чтобы этого не случилось, верно, парень?

– Боюсь, что да, мэм.

– Ты умеешь говорить только «боюсь, что да, мэм»? – съехидничала дама, упирая руки в бока.

– Нет, мэм, – усмехнувшись, ответил Блейн.

– Хорошо. Тогда скажи мне, почему ты этого боишься?

Вот. Это был хороший вопрос, просто отличный. Один из тех, ответы на которые Блейна определённо пугали.

– Я не считаю правильным то, что делаю, мэм.

– И что же ты делаешь, помимо исправления того бардака, с которым твой друг сам сейчас не в состоянии разобраться?

– Осложняю некоторые вещи, мэм. Для себя, уж точно.

– Ну, так не делай этого, парень.

– Думаю, что это легче сказать, чем сделать, мэм.

– Ты не глупый малый, во всяком случае, с виду. Ну, если не считать твоей причёски. Поэтому позволь сказать тебе кое-что сейчас, учитывая, что завтра я, возможно, ничего не вспомню из этого разговора. Это великая истина... то, что я скажу... а также то, что завтра я ничего из этого не вспомню, честно говоря. Это всё голова. Доктор говорит, что это нормально. Для меня не очень-то. Так я ему и сказала. Не важно… Иногда нужно немало времени, чтобы понять это, но, рано или поздно, жизнь всем преподносит этот урок. Кому больше повезёт, по крайней мере. Не мы выбираем, что делать ради любви. Любовь сама решает, что мы должны делать, сынок.

– Любовь тут ни при чём, мэм!

– О, я тебя прошу! Любовь всегда при чём, малыш! Даже когда думаешь, что это не так, на самом деле, любовь имеет к этому отношение. Ты говоришь странные вещи, но ты здесь из-за любви. Я ещё не поняла, к кому: к долговязому или к фарфоровому. Но я уверена, что привела тебя сюда любовь, это точно!

Блейн в ответ на эти слова лишь кивнул. А что ещё он мог сказать?

Он находился там ради любви, это правда.

Но уточнять сейчас, что это была не любовь к Себастиану, а то чувство, которое он всё ещё продолжал испытывать после всех прошедших лет, несмотря ни на что, к Курту, явно не стоило.

– А ведь я знала, – ласково улыбнулась ему миссис Бингли. – А теперь иди и ты спать, малыш, у тебя усталый вид. И, да! Блейн? Пусть тебе не приходят странные идеи только потому, что Курти сегодня навеселе. Если я узнаю, что ты этим воспользовался, проведёшь пренеприятные четверть часа с этой скалкой, да! А сейчас, бегом спать.

– Хоббит, где, чёрт возьми, Курт?

Ни тебе «доброе утро». Ни «здравствуй». Именно с такой фразой Сантана набросилась на него, когда на следующее утро к телефону подошёл он, а не Хаммел.

– И тебе доброе утро, Сантана. Курт в постели.

– В одиннадцать утра? Что ты ему сделал, хоббит?

– Эй, да вы все зациклились на этом что ли? Почему вы все так уверены, что это я ему что-то сделал? – возмутился Блейн.

– Он тут ни при чём, Сан. Я был в пабе с Финном и Рэйчел вчера вечером. И, видимо, перебрал с выпивкой, – по щелчку на линии и голосу Курта, Андерсон понял, что Хаммел не только проснулся, но ответил на звонок в своей комнате, и что, следовательно, он мог повесить трубку.

Что он и сделал, не попрощавшись с девушкой. С некоторыми хорошее воспитание можно было засунуть куда подальше.

Он вернулся в кухню, где начал готовить странную смесь, которую бабушка давала ему пить каждый раз, когда он приходил пьяный. В своей старой школе, до перехода в Далтон, это случалось неоднократно, прежде чем нападение, когда ему было пятнадцать, не заставило сменить школу.

Несколько минут спустя в дверях кухни появился совершенно потрёпанный Курт.

Его одежда была вся измята. Волосы торчали во все стороны. А под глазами красовались пугающего вида синяки.

Он держался за голову так, будто испытал страшную боль, и, вероятно, подумал Блейн, так оно и было.

– Добрый день, – прошептал Андерсон.

– Хмммм, что такого доброго в этом дне? – угрюмо спросил Курт непосредственно перед тем как плюхнуться на стул.

– Ох, лучик солнца вошёл в мою жизнь, красота! Держи, выпей это, тебе поможет.

Курт недоверчиво покосился на чашку, которую Блейн ему протягивал.

Действительно, запах, что исходил от неё, был не из самых приятных; Андерсон знал об этом, но пойло внутри было отличным средством для борьбы с похмельем.

Курт осторожно сделал глоток и воскликнул:

– Бррр... жуткая гадость, но точно открывает все поры.

– Думаю, что открывать поры, на самом деле, её второе назначение, помимо того, что это отличное средство против похмелья. И против пятен на одежде, скорее всего. Выпей всё, – настойчиво посоветовал Андерсон.

– Непременно, – сыронизрировал Курт. – Кто ж устоит перед такой рекламой?

– Считай это боевым крещением. Теперь, в следующий раз дважды подумаешь, прежде чем напиться.

– Ах, поверь, мне не нужны напоминания о том, что лучше не напиваться.

И Блейн мгновенно понял, что Курт имел в виду. Бас встал между ними. Снова. Неловкое молчание повисло в комнате.

– Блейн, я хотел сказать тебе...

– Курт, я хотел сказать тебе... – произнесли они в унисон.

Короткий взгляд и смех на два голоса прервали момент напряжения.

Затем Блейн первым взял слово.

– Дай сказать сначала мне, хорошо, Курт? Я извиняюсь за то, что тебе пришлось увидеть той ночью. Я... я был не совсем в себе, как ты, думаю, понял, и мне жаль, если я поставил тебя в неловкое положение. Я был потрясён из-за того, что увидел мото Бастиана в таком состоянии, и, не знаю, о чём я думал, но мне нужно было выпустить пар. Я не такой, как ты, Курт. Я не умею справляться один в определенные моменты. У меня нет твоей силы. Наверное, я просто поддался слишком сильному импульсу. На самом деле, я не очень хорошо помню, что сделал, я только надеюсь, что не переборщил и не слишком смутил тебя, – заключил он, пристально глядя в глаза Хаммела.

Он решил лгать и прекрасно сознавал, что делает это только для того, чтобы оставить другому возможность решать, как разобраться с ситуацией.

Обсудив с ним или сделав вид, что ничего не было.

Блейн решил в ночь перед этим, что не отступит ни в одном из двух случаев. Не в этот раз.

Но решение должно было быть за Куртом.

Одна его часть надеялась, что Курт притворится, будто ничего не видел, в то время, как другая с не меньшей силой желала, чтобы Хаммел потребовал объяснений.

И на этот раз он бы их получил.

Курт, однако, как и всегда делал с момента появления Блейна в этом доме, и как всегда делал когда-то давно, сумел удивить его.

– Раз уж мы заговорили о неловких ситуациях, то немногое, что я помню, заставляет меня думать, что и я не без греха. Я не претендую на то, чтобы ты не жил так, как привык, Блейн. Я дал тебе место, где остановиться, и ты за него платишь, в то время, как Бас дал бы его тебе бесплатно, но ты разделил со мной все расходы, чтобы помочь. Сейчас это и твой дом тоже. Только, видишь ли... я скучаю по Бастиану, Блейн. Ужасно. Я такой же живой человек, как ты, и у меня есть определенные потребности. Я хотел бы только... если бы ты мог избегать… понимаешь?..