– За то, что позволил мне это, Тэд. Спасибо, что позволил.

– Я тебе не хозяин, Бас. Ты свободный человек.

– Нет, ты мне не хозяин, но ты можешь заставить меня делать что хочешь, просто попросив, так что, спасибо, что не запретил мне сделать это.

Тэд вскинул голову и пристально взглянул на Бастиана. Это был, пожалуй, первый раз, когда Смайт признавал напрямую, что находится полностью в его руках, что Тэд имеет над ним такую власть.

Не то чтобы Харвуду захотелось тут же этим воспользоваться. Но всё-таки... уже только знать об этом было восхитительно. Потому что Тэд, со своей стороны, разумеется, чувствовал то же.

Он прислонился своим лбом к его и спросил:

– Ты счастлив сейчас?

– Очень.

– Тогда, почему я должен был запрещать тебе это? То, что делает счастливым тебя, делает счастливым меня, так что всё в порядке.

Да.

Всё было более чем в порядке.

Это было необычайно спокойное утро.

Несмотря на всю важность для многих людей, казалось, в нём не было ровным счётом ничего, что отличало бы его от любого другого январского утра.

Тэд, Блейн, Курт, Сантана, Финн и Мадлен сидели в маленьком зале ожидания в больнице.

Прошло уже два часа с тех пор, как Себастиана увезли в операционную, а новостей всё не было.

Прошедшей ночью, едва отдышавшись после оргазма, Себастиан попытался вырвать у Тэда обещание.

– Если что-то пойдёт не так, и я не вернусь домой, я хочу, чтобы ты уехал из Нью-Йорка и начал новую жизнь в другом месте, с хорошим парнем, красивым и здоровым. И я не хочу, чтобы ты тратил свои лучшие годы хлопоча вокруг меня, в случае, если я останусь овощем или в коме. Пообещай мне, Тэд, или, клянусь, я отменю операцию.

– Бас, ты не можешь просить меня о таком.

– Ещё как могу. Мало того, я этого требую. Я очень многое отнял у тебя за все эти годы из-за моего эгоизма, и не хочу продолжать делать это. Я не вынесу этого. Поэтому, пообещай мне, Тэд. Пожалуйста, прошу тебя.

И Тэд сделал это.

Сквозь слёзы, но сделал.

Он не стал настаивать на том, что не оставит его в любом случае, несмотря ни на какие обещания, потому что просто не сможет. Потому что он уже пытался, и ему хватило, чтобы понять – Себастиан для него единственный. И останется им навсегда.

Он не сказал этого, но, снова подавшись вперёд и коснувшись его губ новым поцелуем, постарался без слов донести до него это.

Когда час спустя доктор вошёл в зал, Тэд вскочил на ноги и в одну секунду оказался рядом, чтобы услышать, что тот собирался сказать.

– Мы столкнулись... с осложнениями, – произнёс доктор своим обычным спокойным и чертовски тихим голосом.

Слишком тихим, по мнению Тэда.

Чей мир взорвался от одного простого слова.

Осложнения.

Осложнения – в этом слове не могло быть ничего хорошего.

Осложнения – это всегда плохо.

Осложнения, это могло означать так много разных вещей, слишком много...

Некоторые из которых скверные, просто ужасные.

– Он?.. – нашёл силы спросить Тэд, но не сумел закончить фразы. Он никогда не смог бы договорить её до конца.

Никогда.

Харвуд почувствовал, как кто-то положил ладонь ему на плечо, и кто-то другой взял за руку, но не обернулся. Он и так знал, что это были Курт и Блейн.

Он просто стоял там неподвижно и молча слушал ответ доктора.

====== Эпилог. ======

«Не позволяй сознанию сосредотачиваться только на плохих событиях, у всех они случаются, вместо этого будь благодарен за всё хорошее, что имеешь сейчас, тогда впереди тебя будут ждать лишь приятные воспоминания».

Ejay Ivan Lac

Курт любил держать в руках маленькие ладошки Эрики.

Ему нравилось, что теперь она называет его дядей.

Одним из его любимых занятий было расчесывать её длинные рыжие волосы, когда она оставалась ночевать у них с Блейном.

Он делал это и тем утром, после того как девочка надела своё самое лучшее платье, в котором всегда ходила с ним на кладбище.

То, что нравилось её папе.

Хватило одной ночи, чтобы в корне изменить жизнь двух людей.

Восемь лет спустя, страшная авария и девять месяцев тревоги и страха, тщательно скрываемая правда и вновь обретённое мужество, расставили каждый кирпичик на своё место, изменяя снова и полностью четыре жизни.

Судьба находит порой странные способы направить нас на путь, ведущий к дому.

Показать, что она припасла для нас.

И иногда вырвать это из наших рук.

Курт и Блейн провели порознь долгие восемь лет.

Они были счастливы, в течение этого времени, в некотором смысле. Они жили. Любили.

Но, в конечном счёте, всё это было ложью.

Потому что истинная радость, истинная любовь и истинная жизнь вернулись только тогда, когда их губы снова коснулись друг друга, и две потерянные души нашли мужество сказать «Вот и ты. Я ждал тебя целую вечность».

Хотя, если задуматься, хватило даже меньшего.

Хватило первого взгляда на пороге дома Смайта, когда Курт открыл дверь Блейну, чтобы вновь возникло прежнее волшебство между ними. Магия, на время заснувшая, но никогда полностью не исчезавшая, даже из пребывавшего в неведении сознания Курта, которое продолжало время от времени подкидывать ему образы и фразы из прошлого, напоминая о его Блейне.

Их сердца признали друг друга сразу, с первого момента.

Им лишь понадобилось чуть больше времени, чтобы понять их сигналы и подчиниться им.

С небольшой помощью Себастиана, разумеется.

Себастиан, точно...

Были дни, когда Курту ужасно его не хватало.

Год.

Понадобился ровно год.

Именно столько времени потратил Курт, чтобы убедить Блейна переехать к нему и остаться в Нью-Йорке насовсем, вместо того чтобы приезжать только на выходные. Но Блейн очень серьёзно отнёсся к решению не торопиться с Куртом. Слишком серьёзно, как думал Хаммел, которому пришлось прибегнуть буквально ко всем средствам, чтобы дать ему понять, что подходящего момента для этого шага никогда не настанет, потому что каждый их миг вместе был таковым по-своему.

Разумеется, Блейн хотел этого так же, если не сильнее него. Просто он боялся. Прежде всего, боялся, что не является больше для Курта тем самым, правильным. За последние годы у него было много историй, но ни одной, кроме Джона, продолжительной. Он чувствовал себя порченым товаром, сломанной игрушкой, не в состоянии построить ничего серьёзного.

Но хватило одной Рождественской ночи, проведённой в Лайме, в кругу их собравшихся вместе семей, включая даже Купера, чтобы понять – не имеет значения, где он живёт или спит. Или насколько он напуган.

Его дом – Курт. И всегда им будет. Никакому страху не заглушить любовь, которую он к нему испытывал.

Поэтому, едва только праздники закончились, Блейн бросился в свою чикагскую квартиру, быстро собрал вещи и явился снова перед дверью приятно потрясённого Курта в Нью-Йорке на следующий же день, с кучей чемоданов и коробок.

Затем понадобилось ещё два месяца, чтобы Блейн решился открыть там филиал своей студии. Или, вернее, потребовалось два месяца, чтобы найти студию звукозаписи для работы в Нью-Йорке, в то время как управление студией в Чикаго он передал Жанин. И теперь Anderson Records превратилось в Anderson & Jones Records.

Жанин стала его полноправным компаньоном, и теперь выпускала альбомы молодых начинающих музыкантов в Чикаго. Разумеется, с помощью Финна.

Потребовалось еще четыре месяца, чтобы Курт и Блейн поняли, что не могут больше жить в маленькой квартире Курта. Не в компании двух весьма беспокойных соседей: кота и собаки – симпатичной таксы, которую Блейн нашёл на улице, с раненной лапой, и которую они назвали Марион, в честь Марион Котийяр, иконы для обоих.

Так что, без ведома Курта, Блейн построил шале рядом с озером, в точности как в любимом фильме Хаммела, «Страницы нашей жизни». Просторный. Утопающий в зелени. Вдали от шума и суеты города. О каком Курт всегда мечтал. Блейн организовал там для него кабинет с окном, выходящим прямо на озеро, где Курт мог писàть. Фильм Арти, снятый по его сценарию, имел неплохой успех, а книга, написанная по нему самим же Куртом, попала в рейтинг сотни бестселлеров.