Около четырёх утра Блейн уснул на диване, положив голову на колени Курта, который провёл всю ночь, глядя на него и поглаживая его волосы, в компании Брандо, окончательно перешедшего в собственность Андерсона, что наблюдал за ним подозрительным взглядом.

Похоже, кот по-прежнему испытывал некоторую ревность относительно Блейна. Относительно его волос – наверняка.

Блейн вернулся ради него. Он сказал, что окончательно расстался с Джоном. Что никогда не любил его, а лишь использовал, чтобы забыть Курта, и что он ненавидел себя за это.

И Курт ему верил. И в скором времени жар его поцелуев стёр бы в сознании Хаммела страх, что Блейн может уйти снова.

Но сейчас, он просто хотел быть с ним рядом и расплатиться за всю боль, с которой ему пришлось справляться в одиночку. И получать силу от него, делясь своей взамен. В этом он нуждался в тот момент.

Тем утром, едва проснувшись, Блейн поцеловал его, а затем отправился готовить завтрак. Один из тех своих фирменных завтраков, которые, казалось, никогда не закончатся. Один из тех, благодаря которым Брандо любил его всё больше.

А потом просто ждал, пока Курт оденется – касаясь его руки, время от времени, чтобы напомнить, что он рядом, если нужен ему.

Траурные церемонии всегда заставляли Курта мысленно возвращаться к похоронам его матери.

Тогда ему пришлось надеть свой первый настоящий, почти взрослый, костюм, состоявший из черных брюк и пиджака. Ему было семь лет, и смерть матери оказалась для него громом среди ясного неба. Курт чувствовал себя потерянным. Он знал, что не сможет уже быть прежним, но не понимал, кем ему предстояло стать в будущем. Тогда отец помог ему надеть этот комплект, и Курт понял, чем должен был быть в этот момент. Воплощением боли. Страдания. И, прежде всего, утешением для отца. С тех пор Курт использовал одежду, чтобы заявить миру, кем он является. И если в какой-то день он не мог решить, кем быть, то использовал одежду для перевоплощения. Этим для него была мода. И никогда не стала бы ничем другим. Когда он решил последовать совету Себастиана и поступил в школу моды, то сделал это только потому, что был потерян и сам не знал, что с собой делать. Он понял это лишь когда к нему вернулись воспоминания – плохие и хорошие. Когда к нему вернулся Блейн.

Он – Курт Хаммел. Он любит петь. Сочинять. Любит театр. И моду тоже, да, но никогда не станет стилистом. У него другая история.

Как всегда говорила Люси: «История может делать сколько угодно поворотов, Курт, но истинная её суть остаётся всегда одна единственная. В каждой истории. Это не изменится никогда. Узнай, какова на самом деле твоя история, Курт. Твоя настоящая судьба заключается там».

– Ты – моя судьба, – сказал вдруг Курт, глядя на отражение Блейна в зеркале. – Неважно, где я был и что я сделал. Ты – единственный для меня. Мой смысл и моё завтра. Я люблю тебя, Блейн. Ты – истинная суть моей истории, которая никогда не изменится.

И когда Блейн заставил его подняться, пылко целуя, он понял также, что, как говорила Люси, у каждого из нас своя неизменная правда. Для Курта она состояла в том, что ему всегда суждено любить Блейна. До конца своих дней. Неважно, что случится, этого никто и ничто не могло изменить.

Даже самые тяжёлые удары жизни.

Курт верил в них двоих, как Люси верила в него.

– Она действительно в меня верила, – сказал он, немедленно привлекая внимание Блейна, в то время как дочь Люси прощалась с матерью. – Я как-то дал ей почитать черновой вариант сценария, который писал тогда. Сам не знаю почему, может, просто хотел услышать её мнение. Сегодня утром, пока ты спал, мне позвонил Арти, чтобы сказать, что он прочёл мой черновик, и ему так понравилось, что он намерен показать его производителям, чтобы сделать фильм.

– Но это же здорово, Курт! – воскликнул радостно Блейн, сжимая его руки.

– Я никогда не отправлял этот сценарий Арти. Я не был уверен в том, что написал. Это была она. Арти говорит, что там было вложено письмо от неё. Эта женщина была сильно больна в последнее время, но вместо того, чтобы беспокоиться о себе, она сделала всё, что было в её силах, чтобы помочь всем нам. Чтобы что-то оставить каждому из нас. Она действительно верила в меня.

Блейн улыбнулся и сжал чуть сильнее руку Курта.

Этим он говорил «Теперь я здесь, и я верю в тебя» и Курт сразу понял это даже без слов.

Он вновь обрёл его.

И с ним – самого себя.

Как всегда говорила Люси: «Теряются ключи, телефоны, иногда сердце, и часто голова. Случается потерять яйца по дороге, сынок. Время от времени, и самих себя. Потерять себя пугающе легко. Важно, однако, уметь найти себя снова».

Блейн никогда не знал, как вести себя на поминках.

Он не мог понять, нужно ли смеяться, сидеть в углу и плакать или весь вечер делиться воспоминаниями об умершем. В любом случае, в этой конкретной ситуации он не мог бы сказать многого.

Хотя одно воспоминание о Люси имелось и у него, если быть честным.

В тот вечер, когда он убежал из дома Курта и Себастиана, незадолго до того как вернуться в Чикаго, Люси встретила его на лестнице и, увидев слёзы у него в глазах, спросила в упор: «Так значит, ты сдаёшься, сынок?»

И Блейн ответил честно, даже не задумываясь: «Я бы не стал, если бы выбор зависел только от меня. Я не делал этого долгие восемь лет. Но я не хочу, чтобы он... вспомнил. Не из-за меня. Я не могу быть таким эгоистом. И какой бы был в этом смысл, если бы он захотел меня только потому, что вспомнил меня прежнего, когда отрёкся от меня теперешнего?»

«Сынок, я не имею ни малейшего понятия, о чём ты только что говорил, но в одном я уверена: ты можешь быть кем угодно, но уж точно ты не эгоист. Блейн, послушай меня, и слушай внимательно. Следуя за своим сердцем, никогда не ошибёшься. Даже если окажешься в темноте, из которой непросто выбраться. Всё равно, не ошибёшься. Никогда. И если Курт – твоё сердце, не отказывайся от него. Понял? Не делай этого».

И Блейн не сделал этого. Даже если, на самом деле, он уступил ненадолго иллюзии лёгкого счастья с Джоном, всё равно продолжал бессознательно плутать в самых мрачных уголках, чтобы найти Курта, в конце пути.

Но это воспоминание он бы никогда ни с кем не разделил. Оно принадлежало только ему, и он бы бережно сохранил его в своём сердце.

Когда вся эта гнетущая атмосфера стала для него невыносимой, он вышел наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Курт остался рядом с дочерью Люси, в обнимку с Сантаной, и был в порядке. В тот момент он не нуждался в присутствии Блейна, так что он со спокойной душой вышел. И нисколько не удивился, обнаружив, что и Себастиану пришла в голову та же мысль, поскольку, если и существовал кто-то, ещё больше него не переносящий определённые вещи, так именно Смайт.

Но что поразило Андерсона, так это то, с каким странным выражением Себастиан смотрел на него. Он выглядел как человек, пойманный с поличным.

Блейн тогда посмотрел на него в ответ, готовясь к Бог весть каким шокирующим откровениям. Может, что-нибудь насчёт странных ингредиентов, добавленных им в пунш.

Но произошло то, чего Блейн никак не ожидал. Не от Себастиана, по крайней мере.

Друг прошептал едва слышно «Мне так жаль».

И затем заплакал.

Прямо там, перед Блейном.

И тот, потрясённый зрелищем, он смог лишь подойти и обнять его.

Нет, Блейн не очень хорошо знал Люси. Но ему хватило видеть тот эффект, который её потеря произвела на такого гордеца как Себастиан, чтобы понять, что эта великая маленькая женщина сделала гораздо больше, чем просто присутствовать в их истории.

Она являлась сердцем этой истории.

Их ангелом-хранителем.

Блейну не нужно было знать ничего больше.

Когда сказано последнее «прощай», остаётся только одно: идти вперёд.

На самом деле, другого выбора просто нет.

И этот выбор самый правильный.

Если ушедший человек оставил след в твоей жизни и благодаря ему ты поступил верно и не опустил руки, этот выбор действительно самый правильный.