– Не смешно, Бас.

– Хорошо, Блейн, потому что в этом и правда нет ничего смешного. Может быть, в отличие от Тэда и Курта, ты в состоянии понять это. В состоянии понять, почему я хотел бы не рисковать, а использовать вместо этого на полную катушку те несколько лет, которые мне отпущены без операции. Ты можешь понять, что я делаю это больше для вас, чем для себя самого. И ты можешь понять, что даже так, в действительности, я делаю это, прежде всего, для себя. Потому что я хочу вас. И тем не менее, существует риск, Блейн. Многое может пойти не так, и в этом случае мне нужно знать, останусь ли я один, или вы и тогда будете со мной. Я не могу претендовать (???) на это, но мне хотелось бы знать.

Едва эти слова стихли, Блейн подошёл к нему и положил ладони на его плечи.

– Себастиан, выслушай меня. Ты лгал мне. Ты забрал себе то, что принадлежало мне. Ты мной пользовался. И всё же я здесь. Видишь? Я здесь. Несмотря на всё это. И я буду рядом после. Я всегда буду рядом. Думаю, что это, – и, сказав так, он вытащил из-за ворота рубашки цепочку, на которой висело кольцо, подаренное Бастианом, с надписью «Я никогда не скажу тебе “прощай”», — подходит и для нас с тобой. Я не сделаю этого, Бас. Я не брошу тебя.

И это было великолепно. И из всех обещаний, которые он получил, это было в каком-то смысле наиболее важным для него.

– Ты дашь это кольцо Курту? – спросил он потом с любопытством.

– Нет. Это останется чем-то только нашим. Для Курта будут другие кольца, те, что будут принадлежать ему и мне, и всё. Это то, что ты должен был сделать для меня, и что мне было от тебя нужно. Это только наше.

– Чёрт, какой же ты приторный! Мне захотелось отрезать себе уши, чтобы не слышать тебя больше. И если ты рассчитываешь, что сейчас я тебя обниму, не надейся, Андерсон.

– Идиот, – усмехнулся Блейн, слегка пихнув его в бок.

– Ты должен бы ударить меня, знаешь? Чтобы действительно сравнять счёт, – заявил тогда Себастиан, снова становясь серьезным.

– По правде говоря, чтобы действительно сравнять счёт, я должен дать тебе в морду, по крайней мере, раз двадцать, не меньше. Но я не буду. Я герой, Смайт, а герои не занимаются такой фигнёй как месть.

– Герой, да? – спросил с ухмылкой Себастиан.

– Да, и даже больше. Супергерой. Моё имя супергероя Nightbird, ночная птица.

– Ночная птица? Это чистый случай, что твоё супергеройское имя связано с пернатыми, Андерсон, или это имеет отношение к твоей сверхсиле супер разбивателя яиц и несуна всяческой чуши?

– Пошёл ты, я герой, – повторил сквозь смех Блейн.

Тем и закончилась их размолвка. Как это случалось всегда. Смехом. Конечно, ещё что-то стояло между ними, словно тормоз, не позволяя им быть прежними в полной мере. Но это не было чем-то непреодолимым, было понятно. Так что, Себастиан попросил Блейна кое о чём, что того несколько ошарашило. Но когда Бас сказал, почему хочет это сделать, тот понял. И хотя у Блейна было много сомнений по этому поводу, он сказал «да». И обещал, что они сделают это до операции. Даже если ради этого придётся пойти против Курта и Тэда.

И Себастиан знал, что если Блейн обещал что-то, ничто и никто его не остановит.

Подтверждением тому были восемь лет жертв.

Какое-то движение справа снова вернуло его к действительности.

Пришла его мать и собиралась занять место в самом конце скамейки перед ним. На ней был элегантный чёрный костюм, и когда она повернулась, чтобы поприветствовать Себастиана, сын увидел, что женщина плакала.

Значит, Люси сумела заставить даже Мадлен Смайт дать слабину?

Она бы гордилась этим достижением, если бы смогла увидеть.

– Пойдём со мной, – сказал он тогда, бесшумно встав и утащив за собой Тэда к месту, где сидела его мать, которую, подойдя, поцеловал в щёку. – Мама, помнишь Тэда? Он... мой парень, – представил он ей затем Харвуда, ошарашив этими словами не только её, но и его.

На самом деле, они ещё об этом не говорили, но для Себастиана это было само собой разумеющимся, и очень давно, если хорошенько подумать. Тэд был его парнем уже на протяжении трёх лет. Из них двоих именно Курт, в действительности, играл роль любовника, теперь ему было ясно. Даже если не слишком красиво было так думать, правда состояла в том, что Курт был третьим лишним из-за обязательства, которое Бас взял на себя, поскольку не хотел признавать, что способен бросить его, едва получив то, чего хотел. Его тело.

Да, Себастиан любил Курта. Или, скорее, идею о нём. Он любил мысль, что такой ангел мог влюбиться в человека вроде него. Он любил образ человека, которого Курт любил. Только вот этот человек никогда не был Себастианом на все сто. Не так, как когда он был с Тэдом. Именно Тэд был его единственной настоящей любовью.

Тэд, который после первого момента растерянности протянул руку, чтобы пожать ладонь Мадлен и обратил к Себастиану сияющую улыбку. И это дало ему мужество, чтобы сделать то, что запланировал уже давно.

– Мама, можем мы в эти выходные пообедать у меня? Есть ещё один человек, которого я хочу тебе представить. Её зовут Эрика. И она... короче, поскольку нет лёгкого способа сказать это, я просто скажу и всё – она моя дочь.

На этих словах Мадлен вскинула голову и устремила взгляд таких же ярко-зеленых, как и у сына, глаз на Тэда.

– Дочь не моя, уверяю Вас. Я не могу иметь детей. То есть да... я могу их иметь, но не могу рожать, – пробормотал невпопад тот, застигнутый врасплох этим пристальным взглядом. Он успокоился только когда Себастиан взял его за руку.

– Она моя биологическая дочь, мама, не его, – пояснил, не мудрствуя.

– Ты вечный сюрприз, а? – заметила женщина.

– Да, а ты – бабушка, довольна?

Мадлен не ответила, но Себастиан увидел на её лице лёгкую улыбку и предпочёл не настаивать.

Как сказала бы Люси – и Себастиан улыбнулся, потому что в тот момент ему показалось, будто он действительно слышит, как она говорит: «Закрой печку, что у тебя вместо рта, сынок. Это начало. И иногда надо довольствоваться тем, что есть, и плясать от этого!»

Бабушка.

Она была бабушкой.

Бабушкой маленькой девочки. По имени Эрика.

Биологической дочери своего сына.

Которая, возможно, унаследовала их фамильные зелёные глаза. Как ей всегда мечталось.

Неужели Мадлен заслужила чем-то такую милость? Она сомневалась.

Это была великолепная новость. В тот момент её не волновало, что сын не сообщил об этом раньше и что сейчас встречался с Тэдом, в то время как Курт, очевидно, был с Блейном. Так всё и должно было обернуться, и она знала об этом уже давно.

Если бы Люси была там, она бы сказала ей то, что не раз повторяла прежде: «Девочка моя, дай передышку себе и им тоже. Перестань пытаться всё контролировать. Твой сын вырос хорошим человеком. Сейчас у него тяжёлые времена, но подожди и увидишь, он сумеет со всем справиться. Я уверена, что однажды...»

«Я смогу гордиться им, я знаю».

«Нет, если ты уже не гордишься им, это у тебя серьёзные проблемы, не у него. Но в один прекрасный день, я уверена, что он сумеет заставить тебя увидеть настоящего Себастиана. Того, что переступил через самолюбие. И понял, что жизнь не одно сплошное развлечение, где можно ничего не принимать всерьёз. Того, кто преодолел свой эгоизм и прекратил строить из себя жертву. Того, кто ухватился за второй шанс и проделал немеренную работу, чтобы исправить все совершённые ошибки. Этот Себастиан прекрасный человек, знаешь ли! И я уверена, что ты тоже его полюбишь».

И это было правдой. Она обожала человека, которым стал её сын.

Мадлен подумала, что, в сущности, женщина всегда была права не только в отношении этого, но и всего остального.

Она подумала, что всегда есть второй шанс, чтобы быть по-настоящему счастливыми в жизни.

И потом снова: «Ух ты, я – бабушка!»

Когда зазвучал оргàн, и все в церкви встали, она подумала: «Спасибо, Люси. Спасибо».

Даже не зная, за что, но она чувствовала, что это правильно.