Она надеялась, что поскольку Курт не вернулся в комнату для гостей, где она пыталась развлечься с Финном, то хотя бы её босс в полной мере сможет насладиться этой ночью.

Жанин ничего не имела против Джона и о Курте знала только то, что тот же Блейн ей рассказывал. Но этого ей было достаточно, чтобы понять – Блейн не любит Джона и никогда его не полюбит, потому что для него всегда будет существовать только Курт.

Жанин не придерживалась принципа «клин клином вышибают». Она считала, если любишь кого-то, не сумеешь забыть его, просто переспав с другим. И если состоишь в отношениях, но отвечаешь на ухаживания другого, бессмысленно говорить «Да, но я люблю моего парня». Нет, это не правда. Если думаешь о ком-то ещё, это не любовь.

Жанин допускала, что каждый может ошибиться, но не упорствовать в своих ошибках. Она считала, что всякий может оступиться, но не систематически. И она была твёрдо убеждена, что Блейн продолжал думать о Курте не из чувства вины за то, что случилось, а из-за совершенно другого чувства, что зовётся истинной любовью.

Она надеялась и сама встретить её однажды.

И ещё она надеялась, что Блейн вскоре признает – эта любовь жива в нём по-прежнему.

И если тем временем ей приходилось идти на сговор с Купером, чтобы подтолкнуть своего босса к принятию правильного решения, или составлять компанию симпатичному парню вроде Финна, чтобы он не отправился на поиски Курта, что ж, она готова была сделать это более чем охотно.

Пусть даже с помощью дополнительного бокала вина, за которым она совершила вылазку на кухню Блейна в шесть утра.

Впрочем, Жанин была современной девушкой, которая знала, что иногда судьбу нужно как следует подтолкнуть.

Вот уже около пяти минут он наблюдал за ним спящим на диване.

Он хотел разбудить его, чтобы уговорить съесть что-нибудь, но, в то же время, не хотел прерывать его сон.

Однако дилемма Тэда вскоре разрешилась сама, когда Себастиан проснулся, потревоженный шумом снаружи.

– Эй, – окликнул его Тэд, когда он открыл глаза. – Я позвонил Фейт и сказал, что завтра мы придём к ним на ужин. А утром, если тебе будет лучше, мы сможем подыскать подарок для Эрики.

– У меня есть подарок. Я купил его через неделю после того, как вернулся домой, – сказал Себастиан хрипловатым голосом, приподнимаясь, чтобы сесть.

– Тогда даже лучше. Сможешь отдохнуть подольше.

– Я уже отдохнул вроде бы, – ответил Смайт, вставая и направляясь к окну, чтобы посмотреть на улицу.

– Всего пару часов. Тебе следует поспать гораздо больше и поесть чего-нибудь. Себастиан, я хотел бы...

– Что?

– Это наше первое Рождество вместе. Пожалуйста, Себастиан... я не хочу, чтобы оно стало последним.

Себастиан не ответил, упорно продолжая смотреть в окно.

Он и сам не хотел, чтобы это Рождество стало последним. Но какой у него был выбор? Во всей этой истории, ему, в действительности, какой выбор был предоставлен? Этим вопросом пока ещё ни Тэд, ни Курт, не удосужились задаться. А ведь только это и имело значение, на самом деле.

– Нет... не делай так, Тэд, – сказал он, когда молчание сделалось для него невыносимым.

– Как так?

– Как будто от этого решения зависит… всё. Как будто тебе важно, что со мной будет. Ты, ни минуты не колеблясь, ушёл, когда я сказал тебе, что всё кончено. Ты не боролся за меня! – Себастиан развернулся, с гневом глядя на него. – Ты в два счёта нашёл себе с кем трахаться, нашёл, кем заменить меня. И теперь разыгрываешь роль жертвы, будто тебя волнует, что со мной происходит?

– Не делай этого, Себастиан. Даже не пытайся... я знаю, что ты делаешь. Ты хочешь, чтобы я возненавидел тебя, разозлился настолько, чтобы оставить тебя и вернуться в Чикаго. И я не понимаю этого. Ты сам явился ко мне и умолял дать тебе ещё один шанс. Зачем тебе это было нужно, если ты с самого начала собирался сдаться?

– Боже, Тэд! Я не приговорён умереть завтра же, если не сделаю операцию. Возможно, мне предстоят долгие годы нормальной жизни. Я пришёл к тебе, потому что хотел получить возможность прожить то время, которое мне отпущено, счастливым и в полную силу. Я не хотел, чтобы ты знал, что со мной, потому что я прекрасно понимал, что всё сведётся к нытью «Себастиан, ты должен согласиться на операцию, ты должны рискнуть, ты должен то, ты должен это…» А я не хочу! Потому что, если я это сделаю, у меня может не остаться больше времени, которое я мог бы провести с тобой или с Эрикой, или с Куртом и Блейном. Я могу перестать быть самим собой, и с этим я не могу смириться. Понимаешь ты это или нет?

– Да, понимаю. Проще говоря, ты ещё раз поступил как эгоист. Ты захотел вернуть меня, чтобы прожить счастливо месяц или год. И какое тебе дело, если потом тебе станет настолько плохо, что ничего уже нельзя будет исправить, верно? Ты превратишься в растение или, того хуже, умрёшь, и тебе всё станет безразлично, так? А я? Если я снова тебя потеряю, каково будет мне, по-твоему? Ты никогда не думал об этом, Себастиан?

– Тэд, я...

– Нет. Естественно, о такой мелочи ты не задумался. Как и всегда, верно? Но сейчас всё иначе. Раньше ты мне ничего не обещал, ты говорил, что любишь Курта и никогда его не бросишь, что это мой выбор, оставаться с тобой, несмотря ни на что. Но на этот раз ты обещал, что будешь со мной, что не отступишься. И теперь ты должен держать своё слово. Ты не можешь струсить.

Себастиан не ответил на это обвинение. Всё так и было, разумеется. Его намерение было именно таким, и он ни разу не задумался о том, каково будет Тэду после, если что-то пойдёт не так. Он попросту запретил себе думать об этом.

– Ты сказал, что не заинтересован, что не хочешь меня больше. Так что, в любом случае, это не должно быть для тебя проблемой, – сказал он и направился в комнату, с трудом передвигая ноги. Голова всё ещё болела, несмотря на то, что он немного поспал, и его зрение было несколько помутневшим от недостатка сна и стресса, накопившихся за эти два дня. Ему не удавалось держаться прямо, так что шёл он, слегка шатаясь.

Тэд увидел, как его заносит, и в один миг оказался рядом, беря его под руку, невзирая на сопротивление.

– Тебе опять плохо? – спросил он обеспокоенно.

– Мне просто нужно поспать ещё немного.

– Хорошо, я уложу тебя в постель.

– Сам справлюсь и, если только это не непристойное предложение, можешь отвалить.

– Кто тебе сказал, что это не так? – игриво спросил Тэд, тут же заслужив любопытный взгляд Себастиана.

– Ну конечно. Сейчас, когда я на ногах не стою, можно и поразвратничать со мной, всё правильно.

– Как по мне, так то, что ты без сил, оставляет мне ещё больше свободы действий.

– Харвуд, не провоцируй меня. Сегодня я разбит, но завтра могу снова быть львом.

– Очень надеюсь на это, – прошептал Тэд, опуская Себастиана на кровать, до которой они как раз дошли. На это Смайт, однако, не ответил, потому что понял – речь уже не идёт о шутливом подкалывании.

Не долго думая, Тэд опустился на колени и взял здоровую ногу Себастиана, начиная снимать с него ботинки и носки. Смайт тут же остановил его.

– Что ты делаешь?

– Помогаю тебе раздеться. Похоже, сам ты сейчас не справишься.

– Конечно, справлюсь, это нелепо! – И в его глазах промелькнул такой страх, что Тэд невольно спросил себя, что ещё Себастиан боится сказать и показать ему?

– Тогда, скажем так – я хочу сделать это, – сказал он и, ничего больше не добавляя, продолжил стягивать с него обувь и носки. Затем он поднялся, глядя в глаза Себастиана с улыбкой, через которую надеялся передать ему всю свою любовь. Затем одной рукой он легко надавил на его плечо, чтобы заставить лечь, что Себастиан и сделал.

Он доверял ему.

И Тэд был рад этому.

Осторожно и с капелькой волнения, он взялся обеими руками за пояс его спортивных штанов, начиная затем спускать их вниз, и Себастиан помог ему, слегка приподнявшись.

Прошли месяцы с тех пор, когда Тэд видел Себастиана голым, и он не ожидал такого. Подняв голову, он увидел перед собой плоть проборождённую рубцами и отметинами, почти вдоль всей правой ноги, которая, должно быть, зацепилась за грузовик, протащивший его за собой много метров.