Он провел всю ночь, обнимая его уже после того, как вспомнил, и чувствовал себя защищённым и в безопасности.

Пожалуй, только в объятиях Блейна ему было так хорошо.

Так что, травма была тут ни при чём.

Хотя Курт и сомневался, что сможет когда-либо снова заниматься сексом как ни в чём не бывало после того, что он пережил и вспомнил, в любом случае.

– Мы должны поговорить, Курт, – вздохнул Себастиан, прерывая его мысли, прежде чем ему удалось отыскать подходящий ответ.

– О чём?

Вот оно, наконец-то, правильный вопрос.

Первый из многих, он надеялся.

Потому что Себастиану требовалась серьёзная помощь в том, что он должен был сделать.

– О той лжи, которую я рассказал тебе. И о той, которую ты продолжаешь говорить мне. Или, если предпочитаешь другую формулировку, о той, которую мы оба продолжаем рассказывать друг другу. Мы все ошибаемся, Курт, но для тебя одна ошибка уже преступление, а я наделал их много, слишком много… И тем не менее, ты ни в чём меня не обвиняешь, не требуешь никаких объяснений. Просто продолжаешь поддерживать меня и всё. Я очень долго молчал об этом, потому что, в сущности, мне так было удобно, но теперь хватит. Я больше не могу.

– Я не… я не понимаю, о чём ты.

– Ладно, придётся мне сыграть роль чудовища и добавить ещё одну неприятную истину к той куче отвратительных открытий, с которыми ты имел дело в течение последних нескольких недель, – ответил Себастиан решительно, подойдя к нему и отпустив палку, чтобы положить обе руки на плечи Курта. – Между нами всё кончено, Курт, и уже очень давно. Впрочем, даже это неверно, потому что я думаю, было бы честнее сказать, что между мной и тобой, никогда даже ничего и не начиналось, не по-настоящему, во всяком случае.

И это было больно.

Эти слова, ударяя по самым глубинным и интимным струнам, причиняли страшную боль.

Что он имел в виду, говоря, что между ними никогда ничего и не начиналось?

Пять лет любви, стало быть, ничего не значили для Себастиана?

– Я всё ещё не понимаю… – слабо произнёс Курт, и Себастиан немного возненавидел его.

Конечно, он никак не мог облегчить ему задачу, правильно?

Себастиан должен был ранить его всерьёз, чтобы Курт отказался от него. И да, Смайт на тот момент был уверен, что именно так и должно быть.

Что, впрочем, не означало, будто ему было легко прийти к такому заключению.

Но Финн был прав.

А значит, полный вперёд, и неважно, если и его сердце будет разбито вместе с сердцем Курта.

В кои-то веки он поступал правильно.

Может быть, впервые, с тех пор как вся эта история началась.

И его не остановить.

– Я изменял тебе, Курт, в течение трёх лет с Тэдом, – начал он и сжал чуть сильнее хватку на его плечах, чтобы не позволить ему сбежать, когда почувствовал, как Курт вздрогнул от этих слов, – у меня была дочь, о которой я никогда тебе не говорил. И я лгал о твоём прошлом. Я держал тебя вдали от Блейна из страха, что ты снова полюбишь его, и что ещё хуже, я лгал ему, позволив узнать о нас с тобой самым неожиданным и жестоким образом и связав его нелепым обещанием, чтобы не подпускать его к тебе. И, видимо, хорошо сделал, учитывая, что ты провёл последние два месяца, трахаясь с ним в моём доме, пока я был в коме. Да, Блейн сказал мне всё. Или, точнее, я сам понял, просто наблюдая за вами. Но я не виню тебя в этом, не имею права, и, знаешь, почему? Потому что ты мне никогда и не обещал ничего, и я знал, блять, ещё как знал, что ничего не выйдет! Я только обманывал себя, конечно, не без твоей помощи, надеясь, что у нас может что-то получиться. Но это не так. Всё закончилось уже давно.

– Окей, нет, это не так, – сумел-таки вставить слово Курт, высвобождаясь из его хватки и отходя от него. – Да, это правда, нам многое следует прояснить. Но не будь таким безрассудным, Себастиан. Ты принадлежишь к категории людей, которые спешат выбросить сломанные вещи, даже не попытавшись починить их. Но я сентиментален, и когда что-то ломается, я всегда думаю обо всём прекрасном, что связано с этим и, если считаю, что оно того стоит, делаю всё, чтобы исправить то, что сломано. Ты просто запутался.

– Дерьмо! – взорвался Себастиан. – Ничего между нами не сломалось, и знаешь почему? Потому что нечему было ломаться. Ты снова ищешь мне оправданий, Курт. Перестань! Прекрати обращаться со мной, как с несчастным инвалидом, к которому не желаешь даже прикоснуться. Хочешь правды, Курт? Жестокой правды? Ладно, вот она! Я уходил к Тэду, потому что он меня любил. Потому что он отдавал мне всего себя безоглядно. Когда он был со мной, он не спрашивал себя, существует ли кто-то другой, более подходящий или совершенный. Для него существовал только я один. Я любил тебя, Курт, и, думаю, всегда буду любить. Ты первый парень, который заставил меня познать любовь и заставил измениться. Но я лгал тебе. Я лгал тебе и Тэду. И я лгал Блейну. И знаешь, почему? Потому что я хотел тебя! И меня не волновало, что ты мог всё вспомнить и страдать из-за этого, что уж говорить о Блейне и Тэде. Мне были важны только мои желания, я нуждался в тебе, и это было превыше всего. И я пытался убедить себя, будто делаю это из любви. Но в действительности я делал это только потому, что хотел. Потому что я хотел узнать, каково это, быть любимым тобой, Курт. И ещё, потому что мог… и я мог, потому что его не было рядом, не было в твоих мыслях. Это я… я такой, Курт. Не только тот любящий и заботливый партнёр, которого ты знал все эти годы, но и вот этот эгоистичный и глупый человек. Ты выбрал меня, потому что я превратился в хромого и нуждаюсь в сиделке? Это единственная причина, верно? Ну, что ж, тогда тебе пора понять, что ты выбрал не того человека по неправильным мотивам. Ты опять отказываешься от истинной любви из страха, Курт, и на этот раз ты делаешь это сознательно. Но я не позволю тебе свалить вину за это на меня. Не в этот раз. В этот раз я говорю нет! Этот театр абсурда должен закончиться.

– Значит, я так понимаю, Тэд тоже имеет ко всему этому отношение. Ты помнишь о нём, правильно? Ты солгал мне и насчёт твоих провалов в памяти?

– Нет. Действительно есть вещи, которых я не помню. Но Тэд не принадлежит к их числу. Да, я помню его, и отрицал это только потому, что так было проще закрыть историю с ним и получить тебя. Потому что я думал, что это именно то, чего я действительно хотел. И да, конечно, он имеет отношение ко всему. Вначале с Тэдом был просто... секс. Он нравился мне ещё со времён Далтона, где у нас был небольшой флирт. Я был для него его первым разом вначале. Только это. Но потом… я продолжал хотеть его и, как всегда, я взял то, что хотел. И знаешь, что самое ужасное? Я не испытывал вины по отношению к тебе. Я не мог, потому что ты тоже мне изменял. Да, ты жил со мной, ты занимался со мной сексом, целовал меня, строил со мной планы... Но в то же время ты продолжал ждать. Даже не зная, кого или что, но каждый гребаный день, каждый гребаный миг ты ждал. Ты постоянно сравнивал меня с кем-то тебе неведомым, пусть и не отдавая себе в этом отчёта. И в этом сравнении я всегда проигрывал. Поэтому мы вечно ругались как сумасшедшие. Ты был рядом. Я мог говорить с тобой, прикасаться к тебе, заниматься с тобой сексом. Но всё равно ты не был моим. Ты никогда не был моим, Курт. Тэд да. Он был. Вначале это было только сексуальной игрой, но потом... я влюбился в него по-настоящему. Когда я занимался любовью с ним, прижимал к себе, проникал в него, – продолжил Себастиан, хоть и заметил раздражение на лице Курта при этих словах, – когда я прикасался к нему и обнимал всю ночь, я понял, насколько было неправильно, делать всё это с тобой.

– Так, ладно. Это было жестоко, – прошептал Курт, бессильно падая на диван.

Да.

Верно.

Ранить его всерьёз, вот что должен был сделать Себастиан, и неважно, если он и сам при этом пострадает.

Это было правильно, и он знал.

– Нет, то, что я скажу сейчас жестоко, – продолжил он неумолимо, вставая прямо напротив него. – Я хотел оставить тебя, Курт, перед той аварией. Кольцо было не для тебя. И прежде чем ты спросишь, нет, оно было и не для Тэда. И прежде чем ты спросишь об этом тоже, нет, не было никакого другого или другой. Для меня существовал только Тэд. И я собирался переехать в Чикаго, чтобы быть с ним. Окончательно на этот раз. И не только потому, что он поставил мне ультиматум. А потому, что я этого хотел. Действительно хотел.