Однако, когда он понял, что воспоминания не возвращаются, он, не колеблясь, остался, не ограничиваясь дружеской помощью, но откровенно флиртуя с Куртом.
Это было сильнее его, и, хотя он всегда думал о возможных последствиях, всё-таки остался, и пусть сам не сделал ничего, чтобы завоевать Курта, но и не отступил, когда тот ясно дал понять, что хочет его.
И теперь Блейн требовал от Курта ответов, которые, он знал, ещё больше запутают его, не говоря уже о том, что он хотел заставить его сделать выбор, и если этот выбор окажется в его пользу, наверняка разворошит прошлое, а ведь он сам сделал всё возможное, чтобы заставить Хаммела его забыть.
Он никогда не рассматривал ситуацию с этой точки зрения.
И всё же, в некотором смысле, им тоже двигал эгоизм.
С одной лишь разницей.
– Ты никогда не смотрел на всё с этой точки зрения, не так ли? – озвучил его мысли Себастиан. – Ну, конечно. Куда проще повесить на меня роль главного злодея. Эгоиста и последней скотины. Позволь теперь, я скажу кое-что тебе, Блейн. Я люблю его. И я сделал всё… всё, чтобы ему было хорошо. Я тоже отказался от некоторых вещей. От моего самолюбия, например. Когда ему снился ты, и после он обнимал меня, довольствуясь тем, что под рукой; или когда рассказывал о своих сомнениях в том, что, возможно, не я – тот самый для него. Ты хоть представляешь, какую боль и злость я испытывал? Представляешь, что значит быть вечным вторым, даже если первый стёрт из памяти? Несмотря на то, что мне пришлось вытирать его слезы и облегчать боль, несмотря на то, что я был рядом, в самые тёмные, мрачные времена, когда весь пережитый ужас поднимал голову только ночью, пока он спал, но, я всё равно был его свидетелем, он продолжал верить, что было нечто лучшее для него где-то там, и продолжал ждать. Даже не зная, чего или кого. Но он ждал. ТЕБЯ. И мне плевать на ваше прошлое, или на то, что, как ты считаешь, у вас отняли. Меня не интересует, насколько, ты думаешь, всё могло бы быть идеально, если бы у вас была возможность прожить это. Это всего лишь предположения, надежды. То, что разделили мы с ним? Это настоящее. Я был с ним пять лет, и я любил его каждый чёртов день, несмотря ни на что. Тот факт, что ты лишился его из-за тех тварей, не делает то, что разделили мы, менее реальным, и, возможно, тебе следует принять это, Блейн. Я люблю его, и вижу, что он смущён и растерян по твоей вине. Как будто эти пять лет ничего не значили. И сознание, что он всё еще здесь, вероятно, только потому, что я грёбаный хромой калека, не облегчает моё положение.
– Не знаю, Бас, роль жертвы не слишком тебе подходит, – нашёл в себе мужество сказать Блейн с гораздо большим спокойствием, чем прежде. Потому что, несмотря ни на что, для него разница была. И это был Курт. Он уже принёс себя в жертву ради него. И сделал бы это снова, если бы пришлось. Вот что отличало его от Себастиана. – И, может быть, всё это правда, может быть, ты просто бедная жертва любви настолько большой, что и не объяснишь словами. Но часть меня всегда будет думать, что ты просто воспользовался ситуацией. Что причина, по которой ты меня прятал, была не только в твоём стремлении защитить его от прошлого, но и помешать ему узнать, что тот, кто ему снился, существовал и вне его снов. И я знаю тебя достаточно, чтобы понимать – ты сыграешь и на этом твоём состоянии калеки, по твоему же определению, которое тебе, как кажется, так противно. Если это гарантирует тебе возможность и дальше удерживать Курта, ты разыграешь и эту карту. Потому что ты так устроен, Бас. Ты эгоист. Видишь ли, в отличие от тебя, даже если это причиняло мне боль, я уже давно принял тот факт, что ты так много значишь для Курта. Поэтому я не никогда не пытался сблизиться с ним. Может быть, теперь тебе стоит просто принять тот факт, что нам с ним суждено быть вместе, так или иначе, и что даже если он сейчас выберет тебя, на восемьдесят процентов это будет из-за того, что с тобой случилось, а не из-за того, что он испытывает к тебе, – заключил Блейн с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал. Он надеялся, что именно по этим причинам Курт находился в смятении. Но правда была в том, что наверняка он не мог знать. Уже нет.
– Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома до вечера, – прошипел ему в лицо Себастиан, вне себя от ярости.
– Это печально, Бас. Я сделал всё, я душу вывернул наизнанку, чтобы выполнить обещание, которое я дал тебе. А ты… ты не можешь сделать то же самое для меня, вот как?
– О чём, чёрт возьми, ты говоришь, Блейн?
– О том, что ты сказал мне, когда я был здесь после первого приступа Эрики, когда ты боялся за её здоровье, и когда я узнал о вас двоих. Помнишь, или ты забыл это, так же, как и другие вещи, которые тебе оказалось удобно забыть… вроде Тэда? Я пообещал тебе, что буду держаться от Курта подальше, пока он будет счастлив, и что буду помогать Эрике и Фейт, если ты не сможешь. А ты пообещал мне, что отпустишь его, если он вспомнит меня.
– Но он тебя не вспомнил.
– Нет, но есть хорошие шансы, что он всё равно снова влюбляется в меня, Бас. И, возможно, я дурно поступил с тобой, но и ты поступил так же по отношению ко мне. Так что… теперь ты позволишь ему свободно сделать свой выбор, как ты говорил, или станешь давить своим состоянием, добиваясь от него того, чего, может, и не существует больше? Это всё, о чём я прошу.
– Блейн, уходи, просто… уходи.
– Значит таков твой ответ... Так заканчиваются двенадцать лет дружбы? Тебя всё устраивало, пока я ждал и стоял в сторонке, но как только появилась вероятность, что тебе придётся занять это место, я уже не подхожу тебе? Ты выше этого, Себастиан. И ты всегда был отличным другом. Я не забираю у тебя ничего, что не принадлежало мне всегда. Я взял только то, что он сам решил дать мне, и когда он решил… на самом деле, я часто чувствовал себя использованным. И я не предавал тебя никогда, никогда, ни разу, даже когда ты этого заслуживал. Возможно, он и изменил тебе, но даже это неверно, учитывая, что ты скрывал, чтобы заполучить и держать его при себе, разве нет? Если он действительно выберет тебя, я уйду и не оглянусь больше назад, и ты это, блять, знаешь. Я уже сделал это, когда думал, что ты просто сбежал от своих обязанностей, и когда я уже понял, что твои намерения оставить Курта были всего лишь ложью, чтобы держать меня на расстоянии и дальше. Я приехал сюда только потому, что Эрика нуждалась в тебе. И я остался, несмотря на то, что это стоило мне большого труда и боли, только потому, что я тебе это обещал, даже когда я понял, что ты солгал мне. Поэтому, не пытайся читать мне лекций о том, что значит жертва, Бас, или что значит или каких усилий требует отказываться от чего-то иногда, потому что ты понятия не имеешь, сколько силы нужно, чтобы бежать от того, кого любишь.
– Боже, я бы врезал тебе сейчас, если бы только мог!
– О, я бы сделал то же, если бы тебе не нужна была эта палка, уж поверь!
– ПРЕКРАТИ ОТНОСИТЬСЯ КО МНЕ, КАК К КАЛЕКЕ! – закричал Себастиан, теряя контроль. – Хочешь ударить меня? Так сделай это! – продолжил он, бросая палку и двигаясь навстречу ему неуверенными шагами. – Сделай это за каждый раз, когда я целовал его. За каждый раз, когда я трахал его, и он хотел больше! Сделай это, потому что вчера он снова был моим, именно так, как я хотел, несмотря на тебя. Давай, бей! – завершил он свою тираду в двух сантиметрах от его лица.
– Нет, Бас, я не стану, – сказал Блейн, снова отступая от него, потрясённый неконтролируемым поведением друга, так на него непохожим. – Я тебя не ударю. Но не потому, что ты ранен. Я не сделаю этого, потому что… это ты, Себастиан. И оно того не стоит. Не стоит, потому что я сделал с тобой то же самое, в сущности. Я же сказал тебе.
– Чушь собачья всё это. Только на это ты и способен, Блейн.
– Значит это наш общий дар. А ведь я сейчас искренен. Ты знаешь, что я был с Куртом, но, возможно, ты не в курсе, что я также был и с Тэдом.
– При чём здесь Тэд?
– При всём, потому что я его целовал. Я трахал его, и он хотел больше! Так что, возможно, это ты должен ударить меня, не так ли? – медленно сказал Блейн, отчетливо произнося слова и используя фразы, которыми Себастиан только что ранил его. – Если, конечно, тебе когда-нибудь было дело до Тэда, хотя я в этом сомневаюсь. Сомневаюсь, чтобы он когда-нибудь был важен для тебя настолько, чтобы ударить меня за это.
