Кстати, именно преодоление безработицы выделяется рядом авторов в качестве важнейшей заслуги советского строя. По мнению С. Г. Кара-Мурзы, в советском обществе главной необходимой потребностью оказалось общее для марксизма и общинного мироощущения право на труд: "Понятно, что равное право на доступ к работе возникло при советском строе вследствие обобществления средств производства. Религиозный запрет на безработицу обрел социальную и правовую базу. Будучи частичным собственником всей суммы средств производства, человек имел право на использование какой-то части средств производства, имел право на рабочее место" [60, с. 272]. Значимость этого права для преодоления отчуждения становится особенно наглядной при рассмотрении положения безработного (даже получающего пособие) при капитализме: "...утрата работы является для человека ударом, тяжесть которого совершенно не выражается в экономических измерениях - так же, как ограбление и изнасилование не измеряется стоимостью утраченных часов и сережек. Превратившись в безработного, человек испытывает религиозный страх - будь он хоть трижды атеист" [60, с. 706]. В результате утверждения права на труд в советском обществе формировался некий идеал, ориентированный на признание самоценности каждой личности: "В советском строе балласта не было и быть не могло. Само это понятие было для него чужеродным. Можно сказать, что оно было понятием-вирусом. Мы были соборными личностями, хотя этого слова и не знали, и все вместе составляли симфонию. Поэтому вопрос о ценности каждого был просто некорректен, несоизмерим с реальностью" [60, с. 71]. По мнению С. Г. Кара-Мурзы, когда в 1970-е гг. по отношению к людям в обиход вошло слово "балласт", это было симптомом мировоззренческого кризиса советского общества [60, с. 72].
О высокой значимости отсутствия безработицы для обычного человека говорят и данные постсоветских социологических исследований. Так, во время социологического опроса в 2004 году 48,9% респондентов самым главным конституционным правом для себя лично назвали право на труд. При этом, увы, 55% респондентов сказало, что в случае возможного нарушения их прав со стороны работодателей они будут терпеть, т. к. ничего изменить не могут. А возможность самореализации в качестве главного фактора при выборе работы отметили лишь 23% [54, с. 328, 329, 234-235].
Из работ советских историков, посвященных социальному значению усиления угрозы безработицы на Западе, думается особенно можно отметить коллективный труд "На изломах социальной структуры", написанный в 1987 г. под руководством профессора А. А. Галкина. Важнейшей проблемой современного Запада здесь является проблема маргинализации, связанная с ростом безработицы и неустойчивости социального положения работающих. Маргинализация порождает серьезные сдвиги в мировосприятии. Как отмечает А. А. Галкин: "Пребывание вне производственного процесса превращается для люмпен-пролетария в устойчивое, привычное состояние. Это приводит к размыванию, а затем и к распаду трудовой мотивации и трудовой морали. Категория труда полностью изолируется в сознании от потребления и приобретает однозначно негативную окраску" [93, с.79]. Политическое поведение также трансформируется: "Обособление от общества, стихийный индивидуализм толкают люмпена к отстраненности от политического процесса, к абсентизму. В то же время глубокая враждебность обществу, стремление незамедлительно потребить его богатства, неприятие его норм и ценностей создают у люмпена потенциальную готовность к разрушительным действиям, направленным против общества или его отдельных институтов" [93, с. 81].
Среди не перешедших полностью в люмпен-пролетариат образованных безработных А. А. Галкин выделяет три группы: тех, кто недавно потерял работу и готов ее обрести даже на менее выгодных условиях; тех, кто пребывает без работы более длительное время и частично маргинализировался; и тех, кто, имея высокое образование и развитую систему социальных потребностей, прошел долгий путь маргинализации, к этой группе примыкают и те работники умственного труда, кто, не будучи безработным, не смог реализовать свои социальные ожидания [93, с. 83-84]. Последняя группа наиболее интересна с точки зрения изучения влияния маргинализации на социально-политическое сознание: "Для сознания этих людей характерна не просто адаптация к основным ценностям и установкам, утвердившимся в люмпен-пролетарской среде, а их модификация путем идеологизации еще на уровне обыденного сознания. В результате ослабление трудовой морали трансформируется у них в протест против принуждения к бездуховному труду со стороны "репрессивного общества", обращение к маргинальным формам потребления - в освобождение от норм и правил, сковывающих "свободу индивида", враждебность к общественным институтам - в мечту о новой общественной модели, отвергающей путь исторического развития, пройденный человечеством в последние столетия, потеря личной перспективы - в отрицание значения и возможностей человеческого прогресса" [93, с.84-85]. Такие люди, по мнению А. А. Галкина, становились в 1970-80-е гг. движущей силой движения "новых левых", к которому он относится достаточно отрицательно [93, с.69-73]. О склонности безработных интеллигентов и студентов к левому радикализму и экстремизму в данном коллективном труде пишут также и автор очерка о маргиналах Британии С. В. Михайлов [93, с. 129], и исследователь итальянской маргинализации С. И. Васильцов [93, с. 173] и др.
Автор очерка о ФРГ Е. П. Глазова особое внимание уделяет западногерманскому "альтернативному" движению 1970-80-х гг.: "Сотни тысяч людей порвали с господствующими нормами и институтами. В политическом отношении этот разрыв проявился в отрицании "системных партий" и государства. Практически он нашел выражение в уходе из общества на "островки свободы", в создании "альтернативных" проектов, позволяющих строить жизнь на иных принципах" [93, с. 228]. При этом основным пороком современного капитализма было признано отчуждение труда: "Главной сферой "альтернативное" движение считает производственную деятельность. Именно в труде изыскиваются возможности эмансипации личности. Творческое отношение к труду достигается в результате отказа от всякой иерархии в коллективе, от жесткого и постоянного закрепления индивида за определенным рабочим местом, от капиталистической технологии, путем установления равной зарплаты, индивидуального ритма работы и увеличения возможностей отключения и отдыха в течение рабочего дня" [93, с. 230]. Однако, как отмечает исследовательница, новая организация труда обернулась увеличением рабочего времени и сокращением контактов с обществом, непрофессиональной кустарщиной и существованием за счет родственников, друзей, пособий по безработице, т. к. сами "альтернативные" проекты оказались по большей части экономически неэффективными [93, с.230-231]. По мнению жившего в это время в ФРГ А. А. Зиновьева, дело здесь было не только в экономической неэффективности, но и в манипулировании со стороны тех, кто давал субсидии, западногерманской правящей элиты: "Целью тех, кто манипулировал движением, было не допустить образование единой идеологии, которая очевидным образом стала бы антикапиталистической, помешать политическому объединению, держать движение в таком состоянии, чтобы в любой момент его можно было бы ликвидировать, прикрыв источники финансирования и предоставив его участников самим себе" [43, с. 256].
При чтении очерков труда "На изломах социальной структуры", думается, весьма заметна общая враждебность их авторов к антикапиталистическим движениям полумаргинальной западной интеллигенции (в т. ч. безработной) и студенчества. Парадоксальным образом эта позиция оказывается близка к позиции ярого защитника западного либерализма Эрика Хоффера, осуждавшего в работе середины прошлого века в равной степени коммунизм и фашизм, считавшего, что главную силу любых радикальных движений составляют неудачники, не сумевшие реализовать себя в обществе и ищущие смысл жизни в принадлежности к какому-то социальному целому [133, с.23-25]. Массам же, идущим за подобными вождями, нужна не свобода, а единообразие, индивидуальная безличность, т. к. сама эта масса тоже в значительной степени состоит из неудачников [133, с.161]. На наш взгляд, в установлении всеобщей индивидуальной безличности скорее следовало бы обвинить современный капитализм. При всем том, что в описании полумаргинального интеллигента у того же А. А. Галкина довольно много правды, следует отметить, что под это описание подошли бы и К. Маркс, и В. И. Ленин, и даже Л. Н. Толстой с Ф. М. Достоевским в некоторые периоды своей жизни. А разве лучше бы было для человечества, если бы К. Маркс стал просто профессором, В. И. Ленин - мировым судьей, Ф. М. Достоевский - чиновником, а Л. Н. Толстой - помещиком или офицером? Неприятие мира капитала у всех этих великих деятелей истории возникло отнюдь не на пустом месте. Не хлебом единым жив человек. А "общепринятость" какой-либо точки зрения - не показатель ее истинности.
