Однако, вернемся в страну тысяча и одной ночи. Несмотря на наступление современной культуры в достатке еще сохранился старый Багдад с его узкими улочками, высокими дувалами, минаретами и ишаками. Сохранился, но цивилизовался многокрасочный восточный базар с его шумом, звоном, ароматом пряностей и выкриками продавцов холодной воды и чая. Крытые базары Багдада занимают целые кварталы. Если багдадские магазины ширпотреба стоят полупустыми, то здесь есть все - ткани, посуда, ковры, одежда, обувь, косметика, ювелирные изделия. Особенно ярок и блестящ базар медянщиков. На ваших глазах здесь создаются истинные шедевры - кальяны, кувшины, подносы и прочее.
Основная масса иракцев по натуре торговцы. Это у них заложено в генах. Я наблюдал любопытную картинку на одном из третьестепенных базаров на окраине Багдада. Среди рядов ходили живописно одетые продавцы чая и воды с огромными медными сосудами за спиной, обвешанные стаканами и стаканчиками, со стеклянными банками, наполненными наколотым льдом. Продавцы и покупатели останавливали их и медленно, с удовольствием удовлетворяли жажду. Вдоль стены, какой-то постройки прямо на земле устроился ряд продавцов разной мелочи. Меня заинтересовал один из них, который в белой голобее пристроился на кошме и разложил перед собой на куске картона шнурки для ботинок. Ничего другого у него не было. Но он торговал и от этого был преисполнен достоинством. Как и другие, он зазывал, предлагал, расхваливал свой товар. Я остановился поодаль и, закурив, стал наблюдать. Постепенно он сник, погрустнел и, достав четки, стал их перебирать, что-то бормоча себе под нос. Возле него остановился покупатель. Продавец встрепенулся и стал настойчиво предлагать ему свой товар. Покупатель взял шнурки, придирчиво осмотрел их и купил пару. Продавец преобразился. Он расправил плечи, победно посмотрел на коллег и властным жестом, подозвав разносчика, потребовал себе чай. Неторопясь, с важностью, выпив его, араб, бурно жестикулируя, стал рассказывать соседям о своем успехе. Действительно, теперь он был уже не неудачником, а успешным коммерсантом.
Особенно полюбил я открытые уличные кофейни. Кофе здесь подавался в малюсеньких фарфоровых чашечках со стаканом воды, перемешанной с колотым льдом. Кофе был крепчайший и ароматнейший. По желанию продавец добавлял в него кардамон. Нигде и никогда я не пил такой вкусный кофе. Частенько, проезжая мимо кофеин, я останавливался, выходил из машины и выпивал чашечку, другую кофе. Сколько потом в Москве не пробовал приготовить подобный, обжаривая зерна перед помолом, кладя большие порции и, добавляя разные приправы, у меня такой не получался.
Но, не будем забывать, что вся эта сказочная красота находилась в зоне ракетных ударов и налетов иранской авиации. Росло число разрушенных домов. Ночью вой воздушных тревог мешал спать. Вначале мы с женой нервно реагировали на них и старались побыстрее одеться. За нашим огромным, во всю стену окном, судорожно шарили по небу прожектора, устремлялись в небо огненные трассы зенитных снарядов. А когда нарастал гул реактивных бомбардировщиков, вжимались в углы комнаты, ожидая удара. К нашей удаче бомбы падали ближе к центру города. Постепенно мы с Галей привыкли к налетам и при вое сирены только переворачивались на другой бок. Здесь быстро привыкаешь к мысли, что от бомбы, а тем более от ракеты, не убережешься, и чему суждено быть - того не миновать. Так, проезжая как-то днем по одной из центральных улиц, я увидел, как четырехэтажный дом, находившийся впереди меня метрах в ста, вдруг задрожал, как будто чуть подпрыгнул и, сложившись, как карточный домик, рухнул. Тут же блеснуло пламя, раздался оглушительный взрыв и вой ракеты. Улицу заволокло дымом и пылью. Я сходу успел проскочить опасный участок дороги, который мгновенно перекрыла военная полиция. Так я вблизи познакомился с действие ракеты. Проезжая по этой улице на следующий день, я увидел на месте дома почти ровную, чуть горбящуюся площадку. Развалин почти не было видно. Это тоже специфика действия ракеты. Попав в дом, она прошивает его насквозь и взрывается уже в подвале. Взрыв создает в земле котлован, куда дом и складывается. На поверхности остается не так уж много следов.
Постепенно мы обзаводились хорошими знакомыми и даже друзьями. Довольно быстро мы подружились с Виктором и его женой. Виктор работал заместителем торгпреда, занимался нефтью и был председателем жилищно-бытовой комиссии ОП. Он был голубоглаз, светловолос, флегматичен и даже слегка заторможен. Тонкое худощавое, лицо как-то не очень соответствовало его крестьянскому происхождению из рязанской глуши. Виктор был хорошим специалистом, но имел крупный недостаток -страдал периодическими запоями. Это происходило, в основном, когда жена уезжала на лето в Союз. Тогда он мог, закрывшись в своей квартире, сутками не выходить оттуда. Когда кончался запас спиртного, постепенно проходил и запой. Его квартира находилась в большом жилом доме торгпредства и, конечно, все его обитатели знали об этом пороке Виктора.
Моя Галя тоже ежегодно с мая по октябрь находилась в Москве, тяжелейшая летняя жара плохо отражалась на ее здоровье. Тогда Виктор частенько приезжал вечерами ко мне на виллу уже крепко поддавши, чтобы не быть на виду у своих. Приходилось выпивать с ним, пока я не чувствовал, что он уже "в пределе". Тогда твердо выпроваживал домой. Садиться за руль "поддавши" здесь было в порядке вещей. Многочисленные приемы, рауты, коктейли, частые посиделки в гостях не оставляли других вариантов. Главным было добраться до машины и сесть за руль. Общественным транспортом мы не пользовались, да его в Багдаде практически не было. Но я все же старался обезопасить Виктора от возможных происшествий в пути. Когда он выезжал от меня, я на своей машине ехал следом, затем пристраивался слева и чуть сзади, оберегая от других машин. Так я провожал его до торгпредского дома, и лишь, когда он въезжал в ворота, разворачивался и уезжал. Об этом сопровождении я никогда не рассказывал ему, чтобы не обижать.
Другая пара, с которой мы сблизились - это Юрий и Лена Юра работал главным врачом нашего медобъединения, которое включало в себя поликлинику и стационар с полным набором специалистов. Жили они в квартире при больнице, и мы с женой частенько наведывались к ним, как и они к нам. Основой нашего совместного досуга был бридж. По выходным дням мы иногда вместе выезжали на экскурсии. Как-то решили осмотреть древнюю Хатру. Поехали в моей машине и взяли с собой нашу собаку Зетту. Должен сказать пару слов про это "чудо". Пуделиху мы привезли из отпуска, забрав у дочери, которая еще недавно приобрела ее, но уже успела охладеть к собаке. Она была породистая, черная, с огромными ушами, которые волочила по земле, когда опускала голову. Впоследствии, Зетта каждый год улетала с Галей в Москву в мае, а возвращались мы уже все вместе в начале октября. Весила она всего девять килограммов, и отдельный билет не требовался, нужны были только ветеринарные документы. Билеты на самолет покупали заранее в первый ряд, где в стенку вделаны корзинки. Там ей устраивали удобное гнездо, и она мирно лежала весь полет в этом гамаке. В Ираке она вместе с нами ездила в длительные командировки. Там мы старались сразу подъехать ближе к гостевому дому и незаметно провести ее, чтобы не вызвать излишние эмоции наших специалистов. Иногда оставляли ее у Виктора, но этого она крайне не любила, тосковала и плакала.
Так впятером мы выехали в Хатру, которая лежала в 300 километрах от Багдада все по тому же мосульскому шоссе. На середине дороги немного задержались в городе Самарре, чье название буквально переводится: "Радуется тот, кто видит это". Чистенький светлый городок, основанный в 1Х веке нашей эры, знаменит прежде всего своей Великой пятничной мечетью, окруженной десятиметровыми стенами толщиной 2,5 метра с 44 башнями. В случае необходимости мечеть может принять до 100 тысяч человек. Недалеко от нее высится 52-метровый минарет спиралеобразно обвитый лестницей двухметровой ширины. Особенностью лестницы было отсутствие даже намека на ограждение. Бытовала легенда, что арабы, заподозрившие своих жен в измене, заставляли их подниматься на минарет. Неверная жена обязательно падала с него и разбивалась. Мы с Юрой, конечно, не стали подвергать своих жен такому испытанию, но попробовали сами подняться, однако вскоре вернулись. Даже, когда идешь по лестнице, прижавшись к стене, все равно кружится голова и неудержимо тянет к обрыву.