Самолёт остановился, заглушив двигатель, и я, подхватив свои пожитки, шустро выскочил из кабины и бросился бежать. Не услышав за спиной топота второй пары ног, обернулся и увидел, что пилот, попытавшись выбраться, повис на борту кабины. Бросив всё, я устремился обратно и, вскочив на крыло, стал вытаскивать лётчика, имени которого я даже не спросил, когда уговаривал его сделать крюк до Хамар-Даба. Вот судьба злодейка, если б не я, не попали бы мы в переплёт и молодой парень был бы жив и здоров. Хотя, на невезение грешить нечего. Ещё пару дней назад я отказывался ехать со Смушкевичем в легковушке, не говоря о перелёте, и правильно делал. Теперь же, стал рисковать, надеясь на авось. С этой дурью надо распрощаться, пока не поздно. Война легкомыслия не прощает.
Копаясь в себе, я оттащил лётчика, за которым тянулся кровавый след, на полсотни метров от самолёта и побежал назад, чтобы снять пулемёт. Истерзанный, но не загоревшийся У-2, из которого текло на землю дизтопливо, явно был приоритетной целью для добивания. Но после того, как он будет сожжён, настанет наш черёд и мне хотелось иметь хоть какой-то аргумент против. Только вернувшись к лётчику с оружием и парой запасных дисков я осмотрелся по сторонам и с облегчением понял, что японцам не до нас. Японские бомбардировщики обойдя Хамар-Даба с юга уже повернули на восток. Они использовали ту же тактику, что и мы, максимально прижимаясь к земле, чтобы не допустить атаку в незащищённое брюхо. На них наседали, пикируя с высоты, не меньше дюжины И-16, а японские истребители, в свою очередь, пытались их защитить, разворачиваясь навстречу атакующим и встречая их заградительным огнём. Драка шла свирепая и нельзя было сказать, что советские лётчики побеждали. Их боевой порядок давно распался на отдельные машины, которые бились, кто во что горазд, в то время как японцы координировали свои действия, явно предупреждая друг друга об атаках, уворачиваясь от них и прикрывая товарищей. Во всяком случае, на земле сейчас горело лишь три машины, одна из которых моих рук дело. Поодаль, в километре или полутора от меня на земле замер ещё один японский истребитель, к которому уже подъехал наш грузовик из состава одной из идущих к фронту колонн. Вскинув бинокль, я рассмотрел, что бойцы уже взяли в плен и разоружили лётчика. Уж не тот ли это охотник, которого я подстрелил? А где третий? Третьему тоже не позавидуешь, два И-16, тех самых, необычных, с острыми носами, играли с ним сейчас в ту же игру, что и он с нами всего лишь две минуты назад. Самурай тоже не угадал, в какую сторону отворачивать, вернее, его обманули. Один из И-163, выбрасывая из выхлопных патрубков густую чёрную копоть, резко ускорился и оказался впереди. Манёвр, треск ШКАСов, и И-95 вспыхнул факелом. Туда тебе и дорога!
Убедившись, что мне непосредственная опасность не угрожает, я хотел было заняться лётчиком, но было уже поздно. Пуля, наверное та, что разорвала мне сапог и оцарапала голень, попала ему в спину чуть выше таза. Прикрыв парню глаза я встал и, прихрамывая, пошёл в сторону севшего на вынужденную И-95 за помощью. К счастью, долго топать мне не пришлось. ГАЗ-МД сам подъехал ко мне. Это была эвакуационная команда авиатехников, высланная к фронту, чтобы забрать подбитый ночью Р-5, не дотянувший до аэродрома и вынужденно севший на нашей стороне реки Халхин-Гол. В кузове, у ящика с инструментом, лежал спутанный по рукам и ногам пленный японец с разбитым носом, даже в таком незавидном положении, старавшийся выглядеть надменно. С трудом удержавшись, чтобы не приложить его ещё раз за всё хорошее, я спросил, только чтобы отвлечься от пережитого и прийти в норму:
– Кляп-то ему зачем впихнули? Нос же не дышит наверняка…
– Бойкий попался. Хотел свой самолёт спалить, весь бак из пистолета продырявил. Хорошо, что со спичками сунуться близко побоялся, захотел сперва факел смастерить и с ним замешкался. А тут уж и мы подоспели. Дрался и орал, как сумасшедший, пришлось прикладом слегка вразумить. Хорошо, что за сабельку, что у него в кабине была, не додумался схватиться, точно бы пристрелили. Так он и потом не угомонился, верещал, наверное матюкал нас по-японски. Вот и заткнули. Кому его охота слушать? – наперебой, радостно возбуждённые, рассказывали воентехники.
– Что у него с машиной? Сильно повреждена?
– Трудно сразу сказать… Система охлаждения пробита, вот он и сел. Двигатель обрезать в любой момент могло, а высота маленькая была, чтобы прыгать. Ну и он ещё дырок наделал, но то мелочи.
– Значит так. Меня подвезёте до Хамар-Даба, вернётесь сюда за И-95 и тащите его в Тамцак-Булак. Там же и моего пилота похороните по-человечески.
– Товарищ капитан, вас мы подвезём, но дальше у нас своё задание есть… – попытался возразить мне старший команды.
– Отставить! Р-5, одним больше, одним меньше, невелика разница! А из трофейного самолёта с радиостанцией много полезного можно извлечь! Я военинженеру Прачику записку напишу. Если вам нужен приказ прямого начальника, то легко организую от самого командира авиагруппы! – привёл я убойный аргумент, не сомневаясь, что Смушкевич встанет на мою сторону.
– Есть! Выполним, чего уж там, – пошёл на попятный старший команды, придавленный авторитетом. – Нам же проще, не искать тот Р-5 невесть где.
Час спустя я уже разговаривал с авиационным комкором, то ли жалуясь ему на пытавшихся меня убить японцев, то ли ругая лётчиков за плохую защиту собственных тылов.
– На грузовике надо было ехать. В кузове, – уел меня Смушкевич, припомнив нашу первую поездку. – Я вот так и делаю. До ближайшего аэродрома, где мой И-16 стоит.
– Был бы я лётчиком-истребителем, было бы подходяще. Но не все же у нас воздушные акробаты, кое-кто и по земле ползает, надо и о них заботиться. Мне вообще непонятно, как японцы смогли отбомбиться по нашим колоннам. При том, что у нас истребители лучше, а в числе мы не уступаем.
– Тайны великой в том нет. Они организовали несколько налётов на переправы небольшими силами. Как я сейчас понимаю, ложных. При появлении наших эскадрилий сразу же высыпали бомбы куда попало, в основном по нашему переднему краю, разворачивались и уходили на малой высоте. Мы же для отражения каждый раз поднимали не меньше эскадрильи, которая всякий раз, ввязывалась в бой с уходящим противником в невыгодных условиях. Они и зенитные засады против нас организовали, крупнокалиберных пулемётов уйма. Пока вся эта катавасия разворачивалась, основная ударная группа зашла с севера, от озера Буир-Нур, где у нас нет постов ВНОС, на бреющем. Засечь-то её мы всё равно засекли, но почти все машины были уже в воздухе, а те, что на земле, только из вылета вернулись, заправлялись и заряжались. Подняли в авральном порядке девять машин, но толку-то если пара атак и уже садиться надо. Троих сбили, троих потеряли. А всего за утро не меньше двадцати машин. У японцев и половины того нет. Я уж приказ отдал, чтоб за линией фронта не преследовали и атаковали только тех, кто ещё не отбомбился. Так что, на общем фоне, можно считать, вы, товарищ капитан, удачный бой провели. Два И-95 на У-2 разменяли, – мрачно сказал командующий авиацией.
– Вот что бы такого впредь не было, надо иметь в воздухе связь! – сказал я резко. – За тем сюда и летел. Прачик насчитал в двух истребительных полках самолётов со связью на эскадрилью. Машины, говорит, старые, с М-25, но попомните моё слово, товарищ комкор, толку будет больше, чем от новых. Если их в одну группу свести. И перенацелить после взлёта, и обстановку им дать, и между собой они договорятся. А то, как я сегодня видел, только первая атака организованно, звеньями, а дальше – рассыпались и кто во что горазд. Лезут по одному, а японцы их всем кагалом встречают, отсюда и потери. Да наша девятка распотрошить налётчиков должна была! А вместо этого что?
– Тяжело это будет. Старые машины у молодых лётчиков. Если комэска и командиров звеньев на них пересадить, то это, вроде как, понижение получается. Сразу спрашивать начнут, за что такая немилость, – с сомнением отнёсся к моей инициативе командующий.
