— Тебе нужно ехать? — чуть слышно спросила она, когда о себе напомнил мой iPhone, пиликанием сообщения Даниэль: «Эту встречу с отцом ты проспать не можешь, Теодор. Твоё пьяное поведение уже замазано румянами моего стыда перед твоим отцом ещё вчера. В этот раз, не явишься — будешь краснеть сам».
Напугала, блять.
— Да, — тяжело вздохнул я, подняв на Айрин глаза.
Она встала со стула, сделала несколько шагов ко мне. Маленьких, неуверенных. Но не прошло и минуты, как я уже держал её в своих объятиях, а она сидела у меня на коленях, уткнувшись носом мне в шею. Тонкие руки нежно гладили мой затылок.
— Я отпускаю тебя, но ненадолго, — шепчет она, заглядывая в мои глаза, — Мне кажется, что если я сейчас отпущу тебя, то ты не вернёшься.
— Брось говорить такую чушь, — провожу кончиком пальца по её носику. — Я вернусь. Очень скоро. Теперь, ты от меня не отделаешься, — я ухмыляюсь, прикусив пухлую губу моей крошки.
— Я тебя люблю, — она смотрит мне в глаза.
— И я тебя люблю. Тебя одну. Безумно.
Кристиан
Лёгкий бриз колыхал шифоновые занавески прозрачной веранды, открывающей посетителям вид дорогого пляжа, обосновавшегося у Пьюджета. Стёкла, составляющие окна, отделку этого здания, были необычны: изнутри видна каждая птица, каждое облако, проплывающее в небе над заливом. А снаружи — только тёмные впадины, не выдающие тех, кто прибыл, чтобы выпить по бокалу вина, или попробовать какое-нибудь вкусненькое блюдо из любой из мировых кухонь.
Я уселся в центре стола, ожидая прихода своей любезной жены, сына и будущей невестки. От нечего делать смотрел в окно, следя за прохожими, группой туристов, прочей толпой, что спешила куда-то, скорыми шагами меряя землю, или семеня старческой ходьбой. Студенты сидели на скамье, что-то зубрили, хохотали, запивая шутки колой. Я подумал, как им везёт… Они только на истоках жизни. А можно было бы многое поменять? Начать сначала? От этих мыслей я нахмурился. Нет, я бы не хотел проживать жизнь с чистого листа. Не знать, что тебя ждёт завтра. В университете мне было не место. Эта пресловутость, пресные вечеринки. Всё это проплывало мимо меня. Нет, я ничего не хочу менять. Всё, чего я добился, я добился сам. И мне можно только позавидовать.
— Прости, дорогой, мы немного опоздали, — я увидел входящую в распахнутые стеклянные двери миссис Анастейшу Грей, в идеальном белом костюме с юбкой, чуть прикрывающей её идеальные колени.
Следом за нею следовали Теодор и Даниэль: он какой-то бледный, не выспавшийся, но расслабленный, удивительно спокойный. Даниэль безупречна в лиловом деловом платье-карандаше, со свежим лицом, но не лишёнными раздражения глазами, напряжёнными шагами. Анастейша подошла близко к столу, поцеловала меня в щёку и присела рядом. Парочка остановилась чуть поодаль, о чём-то говоря. Причём, Теодор говорил только глазами, а Даниэль без умолку. Бедняга Теодор…
— Ничего, ничего, — протяжно ответил я своей жене, — За это время я успел съесть дюжину устриц.
— Что? — ужаснулась Ана, смотря на меня так, точно я выдернул коврик у неё из-под ног.
— Устриц, устриц, — улыбнулся я, — Не стану же я тебе говорить, что я ел бифштекс.
— Ты знаешь, что тебе нельзя мясо.
— Да-да… Знаю, — отмахнулся я, — Эти что не садятся?
— Кто?
— Как кто, Анастейша?
— А, Теодор и Даниэль? — выгнула бровь Ана, — Они, кажется, не поладили. Но волноваться не стоит.
— Стоит радоваться.
— Кристиан, — чуть повысила она тон.
— Что, миссис Грей?
— Ты не скучал?
— Нет, я смотрел фильм, — я перевёл взгляд на колонны.
— Фильм? — Анастейша нахмурилась, — Где? Какой?
— Да вот здесь, — бросил я, направив взор на окно, — Я смотрел на эту самую набережную. Знаешь, я люблю смотреть на толпу, — произнёс я, — Тем более, когда меня не видят.
— И я всегда любила. Даже когда меня видят.
— Да? Я не знал об этом.
— Да, — кивнула она, — И даже на тех скучных встречах, куда ты брал меня с собой…
— Ну, конечно, — я чуть склонился к ней, — Должно же быть что-то приятное глазу на этих скучных деловых мероприятиях. Многие, очень многие пялились на тебя. А ты улыбалась им.
— Я просто улыбалась, — выгнула бровь она, — И не тому, о чём ты думаешь.
— А чему?
— На толпу можно смотреть бесконечно. У меня, например, со скуки завелась привычка. Я мысленно одевала каждому головные уборы.
— Так-так-так, интересно…
— Головные уборы, мама? Какие? — спросил мой сын, усевшись за стол рядом с Анастейшей. Даниэль заняла место напротив меня.
— О, мой друг… Ты похож в этой рубашке на Теодора, — произнёс я, изучив его глазами.
— Я и есть Теодор, отец.
— Да нет! Я о другом Теодоре… Коррида, «Кровь и песок»! Тот Теодор, что дрался с быком. Ты понял?
— Теперь, да, — широко улыбнулся он, переводя взгляд на Ану, что едва
сдерживала смех, — Так вот, какие же ты примеряла уборы? Мне — сомбреро? — выгнул Теодор бровь.
Затем, перевёл взгляд на Даниэль, что неторопливо тёрла каждый палец своих тонких рук.
— О, все, — тем временем продолжала Анастейша, — Ковбойскую шляпу, мушкетёрскую, турецкую чалму, — она загадочно улыбнулась, — Это очень забавно. Ведь некоторым людям идут лишь определённые головные уборы.
— А мне ты что примиряла? — спросил я.
— Тебе, шапочку для гольфа, дорогой.
— Та-а-ак, — протянул я.
— Ну, или плавательную шапочку, — Ана пожала плечами.
— Почему именно эти?
— У тебя идеальная форма головы, милый. И потом, под ними не видно…
— Светлого нимба, — пробубнил Теодор.
— Что-что? — прищурился я.
— Твоей непослушной шевелюры, Кристиан, — пролепетала Анастейша, — И я могу видеть только твоё лицо. Чистое, светлое, с прекрасным профилем…
— М, — довольно промычал я, — А Лайкарту?
— Лайкарту я примеряла чепчик, — она сделала глоток воды.
— Вот это да! — ухмыльнулся я, — Извращенка. Кто бы мог подумать?
— Да, я примеряла чепчик, — пожала она плечами, — И подумала, что его неплохо снять для рекламы: «Повидло и джем — полезны всем».