— Когда-нибудь, я утоплюсь, — неосознанно произнесла я, смотря на океан.

Кружевная, прохладная пена коснулась моих пальцев. Я прикрыла глаза. Его лицо. Его улыбка. Его парфюм. Его голос. И так всегда. Мне стоит лишь на мгновение потерять зрительный контакт с миром, и я вижу его. А в нём, целый мир — яркий и наполненный счастьем. Мир, который был у меня, пока я была с ним…

Макс

Из аэропорта, я сразу же направился в дом моделей. Мой главный принцип — не брать ничего лишнего, но обязательно брать классический костюм в любую поездку, как всегда — оправдал себя. Мой небольшой чемоданчик, вполне сошедший за ручную кладь, легко переносить и сложно где-либо забыть. Выпустить его из рук — чтобы передохнуть, или не мешать проходить в очереди — объём его не требует. За это я люблю прагматичный и слаженный формат вещей. Комфорт — моё главное требование.

— Мсье Родригес, — меня приветствует сорокалетняя анорексичка с ярко выраженным французским акцентом, пустыми глазами и слишком уж натянутым и надутым лицом.

Очень надеюсь, что она, мать её, не модель. Эта женщина не похожа на женщину. Трансвестит?

— Да, это я, — я пожимаю жилистую руку.

— Я мадемуазель Баригард, — она улыбается, обнажая вставную челюсть, — Рада вас видеть, фотограф.

Мадемуазель? До сих пор свободна? Что ж, случай потерянный.

— Приятно познакомиться, — вру я, — Я бы хотел знать, с кем имею честь?

— Я дизайнер-модельер. Двадцать лет посвятила дому моды Шанель, акцентируя внимание на женских брючных костюмах. Я создала новую линию, мне нужна хорошая раскрутка с новым взглядом молодого, а не заезженного фотографа. Это тот самый случай, когда многое будет зависеть только от вас. Вам придётся избавится от фотомонтажа, от обработки фотографий на компьютере. Модель, которую я представлю вам, идеальна. Вы должны будете проявить способности фотографа-художника. Все материалы будут предоставлены вам. Я хочу, чтобы всё было натурально. Без использования компьютерной графики. Всё ясно? — объясняла она, ведя меня по роскошным коридорам, начищенным до блеска, сияющим в отражении множества зеркал.

Надо же! Она — модельер. Она требует фотографии фото-художника, а не фотографа. Что же, попробуем.

— Для начала, мне бы хотелось увидеть модель, что обдумать детали и наличие материалов, которые мне потребуются. Также, я бы хотел увидеть вашу линию, если это возможно, — спокойно попросил я.

— Конечно, мсье Родригес, — кивнула она, со всей силы стараясь выговорить слово «конечно» по-английски.

— Это моя наковальня, — смеясь проговорила она, заводя меня в свою дизайн-студию, — Здесь одежда, которую будет надевать лучшая из лучших. Пять комплектов, — Баригард протянула мне альбом, — Вы слышали о Джеки Кэй?..

Господи. Как я, фотограф, мог о ней не слышать? А ещё, как я, один из лучших друзей Теда мог её не знать?.. Мисс Кавана. Вот, с кем мне придётся работать. Теперь, мне хочется увидеться с этой супер-моделью ещё сильнее.

— Я скажу вам больше. Я знаком с ней, — не скрывая гордости, заявляю я.

Модельерша осмотрела меня с ног до головы, точно оценивая.

— Хорошо, — кивнула она, — Можете взять альбом себе на некоторое время. А что касается встречи с Джеки Кэй, то вас устроит в два часа дня, в кафе «Де Флор»?

— Вполне, — согласился я.

— К вам подойдёт промоутер. Скажите, что у вас заказан столик на имя мадемуазель Кэй, вас проводят туда. Всё будет оплачено за счёт заведения, деньги можете поберечь, мсье Родригес, — впервые приятно улыбаясь, произнесла она.

— Спасибо, — кивнул я.

Мадемуазель Баригард проводила меня до такси, которое доставило меня к отелю на улице Виктора Гюго. Ощущение чего-то странного, ощущение встречи с далёким прошлым поселилось внутри меня.

Я прекрасно помнил наше расставание с Эвой. Прошли первые недели лета и она… Она дала мне самый настоящий, мощнейший удар под дых. Действительно, зачем нужно оружие, когда есть слова и чувства? Эва была несчастлива, прощаясь со мной. Она не плакала, держалась изо всех сил, но голос и брови её подрагивали в те секунды, когда она резала те нити, что были между нами. То, что я испытывал к ней, я не испытывал ни к кому. До встречи с ней я знал, что существует такое блядское чувство, как половое влечение. Знал, что есть похоть и страсть, от которой прёт адреналином, как от прыжка с парашютом. Но то странное стеснение, что она вызывала во мне, а вместе с тем давление в крови и желание, чтобы она смотрела на меня не прерываясь ни на секунду, было не похоже ни на что. Когда я фотографировал её голой, в ночь её рождения, я просто… просто сходил с ума. И не столько, сколько из-за её обнажённости, а из-за… её глаз. Из-за того, что она смотрела на меня, как на единственного мужчину на этой планете. И из всей её ногой плоти, я хотел целовать её глаза. Она становилась моим любимым виски — терпким и сладким, неприкосновенным и совершенно сносящим крышу. Да, именно так. И когда она бросила меня, я напоминал себе переезженного поездом человека. Человека, у которого вырвали стрелку в компасе. Украли землю из-под ног. Сначала, я больше растерялся, чем расстроился. Даже думал, что всё это легко пройдёт. Но нет. С каждым днём я убеждался, что я — эваголик. Зависимый. Если какому-нибудь закодированному дать хоть глоток водки — он сорвётся. В большинстве своём, такие срываются. И я знаю, если я увижу её, хоть мельком — я сорвусь. Я просто оттрахаю её прямо там, где увижу. Блядь. А ведь будучи рядом с ней, я не мечтал об этом. Мне было достаточно того, что она просто смотрела на меня. Теперь, когда я, мать его, вырос, мне хочется, чтобы она смотрела на меня так же… снизу.

Очень надеюсь, что я не увижу её. Я здесь всего лишь неделю. Одну лишь чёртову неделю — а потом, я смогу продолжать жить, как жил. Закончу университет в Чикаго, женюсь на какой-нибудь богатой калоше вдвое старше меня, разбогатею и дело с грёбаным концом. Совершенно верно. Именно так. Абсолютно правильно.

Приняв душ, поменяв майку и сбрызнув себя духами, выхожу из отеля без двадцати два, желая спокойно пройтись по Парижу, в котором не был уже лет семь. Воздух знакомый. Пьянящий. Кофе и круассаны, которые продают прямо на улице. Моё настроение хорошенько подпорчено воспоминаниями, а ещё зданием Сорбонны, которое я уловил взглядом, проходя размеренно и легко по маленьким улочкам. Мне так и хотелось показать этому проклятому заведению большой и смачный фак.

Кафе «Де Флор» располагается на пересечении бульвара Сен-Жермен и улицы Сен-Бенуа. Мне не требовалась помощь, чтобы отличить сидящую за круглым столиком, расположенном прямо на улице, модно одетую и потрясающе выглядящую Жаклин Кавана.

Она то и дело посматривала на часы, не замечала меня, хоть я стоял не так уж и далеко. Видимо, она не знает имя фотографа, который придёт к ней на встречу и будет работать с ней. Скучающая, какая-то одинокая, она пьёт чёрный кофе и закуривает сигарету.

— Мадемуазель Кэй? — я перестаю наблюдать за ней издалека и подхожу прямо к столу.

Джеки каменеет. Со звоном опускает чашку на блюдце, не замечает, как тушит сигарету прямо в кофе, всё шире распахивая глаза.

— Родригес?! Серьёзно? — изумляется она, со знакомой хрипотцой и потрясающим акцентом.