Джеромы быстро стали частью высшего света. Вскоре они попали в списки участников многих торжественных мероприятий, которыми так славилась британская аристократия. «Сезон Коувса» не стал исключением. В первых числах августа 1873 года супруга Леонарда Джерома получила приглашение на бал, устроенный в честь будущего российского императора Александра III (1845–1894) и его супруги Марии Федоровны (1847–1928). На бал, кроме миссис Джером, были приглашены и ее дочери. Уникальный документ сохранился и сегодня находится в архиве Черчилля (номер CHAR 28/2/1A). В нем отражено главное, что произошло в тот день, 12 августа 1873 года. В начальной фразе «встретить Их Королевские Высочества, принца и принцессу Уэльских», Дженни сделала от руки приписку. После слова «встретить» она написала «Рандольфа».

Это была любовь с первого взгляда. Одному из присутствующих молодой лорд признался, что готов взять Дженни в жены. «Что ты думаешь по поводу Рандольфа?» – спросит она свою сестру Клариту. Потомок Мальборо на Клариту не произвел впечатления. Его огромные моржовые усы показались ей абсурдными, а манеры – надменными. «А у меня странное чувство, что он сделает мне предложение», – сказала Дженни. Поймав на себе удивленный взгляд сестры, она добавила: «Если так и будет, я отвечу „Да!“». Кларита лишь рассмеялась в ответ. Но на третьи сутки после знакомства лорд Рандольф действительно сделает предложение, которое будет встречено согласием⁵⁷.

Что они нашли друг в друге? Просто оба были молоды, импульсивны, открыты для любви, и та не преминула закружить их в стремительном круговороте романтичных чувств, смелых ожиданий и бурных эмоций. «Я получил твою фотографию и твой локон волос, все время смотрю на них. Твой верный и преданный тебе Рандольф С. Черчилль», – писал он ей в выдержанном тоне, понимая, что переписка проходит через руки миссис Джером⁵⁸. Со временем лорд Рандольф осмелел. Его письма стали более откровенными. «Дражайшая, я люблю тебя больше всех и никогда не полюблю другую (выделено в оригинале. – Д. М.)», – признавался он в середине сентября 1873 года⁵⁹.

Казалось, жизнь совершила большой оборот и вновь оказалась в точке, откуда все началось. Знала ли Дженни, что это предложение, за которым стоял пропуск в британскую историю, было сделано именно в том месте – на острове Уайт, – откуда в 1710 году ее прапрапрадед Тимоти Джером (1688–1750) покидал родную землю, отправляясь в Новый Свет с королевским грантом на монопольное производство соли в штате Коннектикут?⁶⁰ Конечно знала. Но чего Дженни знать не могла, так это того, что на рубеже нового XX века на том же острове Уайт, на очередной ежегодной регате, она объявит о своей новой помолвке. Однако до этого еще нужно будет дожить. Сейчас же ее мысли были заняты лордом Рандольфом и тем, как их роман будет принят родителями.

Последнее было весьма кстати, поскольку от мнения Джеромов и Мальборо зависела дальнейшая судьба будущего брачного союза. И эти мнения не внушали оптимизма.

Мать Дженни первой узнала о чувствах дочери. Она считала, что молодые торопятся. Итогом отношений, опасалась миссис Джером, будет не брак, а испорченная женская репутация. Дженни не придавала этим страхам большого значения. «Хотя ты ей очень понравился (выделено в оригинале. – Д. М.), – писала она лорду Рандольфу, который покинул остров Уайт и вернулся в родовое поместье, – моя мать ничего не хочет слышать о браке. Но я считаю, мы легко склоним ее на нашу сторону, когда увидим тебя в Лондоне или здесь. Благослови тебя Господь, дорогой»⁶¹. И действительно, Клара Джером относительно легко изменила свою позицию, приняв выбор дочери.

Следующим на очереди был Леонард Джером. Его первая реакция отличалась настороженностью. Правда, в отличие от супруги, Леонард в своей оценке придал немало значения тому факту, что его будущий зять был представителем аристократии. У него было амбивалентное отношение к британскому истеблишменту. С одной стороны, он признавал и даже завидовал их могуществу, с другой – гордость человека, который сделал себя сам, не позволяла полностью принять превосходство аристократии, основанное, по большей части, на праве рождения и принадлежности известной фамилии.

Родословная лорда Рандольфа была не единственной причиной, беспокоившей Джерома. Он хорошо знал свою дочь, которая унаследовала многие его черты, в том числе порывистость, любвеобильность и упрямство. Леонард боялся, что при неблагоприятном стечении обстоятельств отношения с лордом Рандольфом закончатся для Дженни катастрофой. «Я всегда знал: если ты влюбишься, это будет очень опасное переживание, – делился он с ней своими опасениями. – Ты не рождена для легкой любви. В твоем случае любовь – это либо все, либо ничего. Подобные тебе живут счастливо, только если им удастся найти друга сердца; если же они разочаруются – их ждут невыносимые страдания»⁶².

Отлично понимая, к насколько трагичным последствиям может привести неудачный роман с лордом Рандольфом, Леонард, тем не менее, не стал вмешиваться, позволив дочери самостоятельно принимать решения. Заявив Дженни, что он верит в нее, он фактически благословил ее отношения с Черчиллем⁶³. «Не могу представить, чтобы какая-либо другая помолвка обрадовала меня больше, – сказал он. – Я уверен: все, что ты поведала о нем, правда, как будто я знаком с ним лично. Молодой, амбициозный, неиспорченный. И самое главное – он любит тебя»⁶⁴.

Наступит время, и двое мужчин встретятся. Оба проникнутся искренней симпатией друг к другу. «Чем больше я его узнавал, тем больше он мне нравился, – напишет лорд Рандольф своей возлюбленной. – Уверен, мы всегда останемся с твоим отцом друзьями. Он поведал мне обо всех наговорах, которые кто-то сообщил ему про меня в Америке. Я был очень рад, что вся эта чепуха не произвела на него впечатления»⁶⁵. В этом написанном в немного легкомысленном стиле послании прослеживается очень важная составляющая отношений между будущим зятем и тестем. Леонард верил и всегда будет верить в лорда Рандольфа и его будущее⁶⁶. Далеко не все друзья молодого Черчилля могли похвастаться такой преданностью его талантам и личности.

В отличие от Джерома, Мальборо придерживались иных взглядов на любовную связь своего отпрыска. Первым с критикой отношений выступил их старший сын, маркиз Блэндфорд. Он считал брата «сумасшедшим». Сумасшедшим не потому, что тот влюбился в Дженни, а потому, что решился на ней жениться. Брак по любви – «иллюзия» и «ловушка», учил он Рандольфа⁶⁷. Герцог Мальборо был еще более строг, заявив, что «неконтролируемые чувства полностью парализовали рассудок» сына. «Любовь зла», – повторял он, полагая, что страсть ослепила его дитя⁶⁸.

Чем была вызвана столь резкая реакция? Так ли уж Дженни не подходила потомку герцога? Дело было не в Дженни, а в ее отце. Герцог Мальборо навел справки о Джероме, и то, что ему удалось узнать, его не обрадовало. Он считал Леонарда «вульгарным типом», «спекулянтом», лишенным респектабельности⁶⁹. Однако не это главное. Испытывавший значительные финансовые трудности герцог возлагал на брак своих детей большие надежды, планируя с их помощью поправить положение. А Джером для этих целей не подходил. Тысяча восемьсот семьдесят третий год выдался для американца неудачным: рискованные сделки на Уолл-стрит поставили под вопрос его благосостояние.

Несмотря на реакцию отца, лорд Рандольф не отчаивался, веря, что его «брак с мадемуазель Джанет – всего лишь вопрос времени»⁷⁰. Он оказался прав. Да, Джером переживал не лучшие времена, но ему уже приходилось бывать на мели, а впоследствии возвращать свое состояние. Можно было надеяться, что аналогичный сценарий повторится и на этот раз. К тому же Джером не был разорен, у него оставалась недвижимость. Кроме того, наученный горьким опытом предыдущих банкротств, он закрепил часть средств за своей супругой⁷¹.