Шёпот детства

1984-ый год. Воспоминания тихи, как чуть уловимый ветерок в безжизненной пустыне, но безумно больны, словно пытки бессмертного и безжалостного палача, прячущегося где-то в мозгу, в самой душе...

1

Стоя в ожидании все, как всегда, обыденно разговаривали о своих житейских проблемах, о зарплате, о базаре и о желтухе, снова завезённой солдатами из Афгана. И, если убрать пару ободранных табуреток, стоявших у входа в подъезд и черную крышку гроба с белым православным крестом, смиренно дожидающуюся своей половины, облокотившись о распахнутую дверь в подъезд, можно сказать: просто обычный хороший, жаркий день. Все родственники в квартире, видно, еще фотографируются на память, чтобы потом спрятать сегодняшние печальные снимки в дальние страницы фотоальбома и не вспоминать о них. Но у таких фотографий есть и своё хорошее качество - там можно увидеть наконец-то всех родственников, кучно сидящих возле навеки упокоившегося виновника их встречи. Потрясающее зрелище. Некоторые умудрялись даже попозировать.

Вот пробежали две шустрые женщины в черных косынках с загруженными и растолстевшими от продуктов сумками, которые независимо от их рода или качества сегодня, как и всё остальное в стране - в дефиците. Наверное, докупали, доискивали что-то для поминок. Как всегда это - хорошие знакомые, или подобревшие на время траура родственники, готовые всегда помочь в трудную минуту, и поэтому черные косынки входили в их атрибут вестников печали, показывая, что они здесь неспроста.

...Когда тебе пятнадцать, умереть - это даже жестоко, несправедливо и подло! А вот когда за семьдесят, как это и случилось с нашей старушкой - это уже некий неофициальный почёт. И скудных слез, кроме как у самых близких родственников, на похоронах у отживших своё стариков, в основном, трудно было заметить. Но это, то есть слёзы, когда они есть, или нет, ещё зависит и от характера превратившегося вдруг в неживого человека. По плохим людям и плачут плохо - факт!

Неожиданный толчок заставил меня вернуться из философского настроения в навязчивую реальность. Денис ухмыльнулся, посмотрев на мое, наверное, то ли испуганное, то ли от жары раскисшее лицо. Хотя весь наш городок утопал в зелени и пребывал в прохладной тени, защищая его от пронзительных знойных лучей - всё равно было жарко и душно.

- Выносят!- пронесся легкий гул среди ожидающих зевак на улице. Похороны в те года, да в провинции - некий амфитеатр, бесплатное зрелище, некая публичная месса, полная жуткой, но неизбежной религии, называемой - смерть, где главный и полный самых страшных тайн священник - сам покойник...

Денис снова озабоченно посмотрел на меня. Это из-за него мы стояли здесь. Его мать настояла на том, чтобы он присутствовал здесь, хотя бы при выносе тела. Ведь покойница была старшей сестрой его бабки по материнской линии! А кому охота посещать такие процедуры, да еще и на каникулах! Да, когда его родители уже третий день занятые похоронами, не появляются дома. Благодать! Делай, что хочешь. Мы пользовались этим, торча все дни напролёт у него. Наслаждались свободой действий, всё переворачивая, а потом прибираясь в его трёхкомнатной квартире в соседнем подъезде, в доме, в котором проживал и я сам.

В подъезде неожиданно раздался странный взрыв. Все близстоящие вздрогнули. Санёк, наш друган, который был немного суеверным, собрался покинуть нас:

- Мне за хлебом надо.

-Да стой ты, наверное бабка тяжелая и гроб упал, или скорей всего задели о перила. - пропрогнозировал Денис.

Появились первые из процессии с тяжелой ношей на плечах и в глазах у них была не скорбь, а пережитый, совсем недавно, страх. Это мы чуть позже узнали, что мешок с сухим льдом, применяемым для охлаждения трупов при летней жаре, от нагнетённых в нём льдом паров, взорвался! Такое случается часто и, как всегда неожиданно для тех, кто находится рядом. Гроб осторожно поставили на подготовленные заранее табуретки и провожающие в последний путь родственники столпились возле тела бабульки уже на свежем воздухе, а не в душной и пропитанной трупным смрадом квартире.

Бабуля, на мой взгляд, оказалась даже очень милой. Лежит тихо, молчит и глаза так зажмурены, словно от солнца, стоящего как раз в зените.

Обычно трупы вызывают у меня отвращение, а эта просто лежит, как будто прилегла на время. Денис говорил, что она в жизни была не очень приветливой бабулей, да и в молодости творила много глупостей. Галиной Андреевной именовали ее при жизни. Даже мои родители отзывались о ней не в очень хороших словах, когда узнали от меня, что она померла, хотя и не были с ней лично знакомы. А тут лежит, скромная такая, располагающая к соседской беседе. Даже уже не хотелось уходить.

-Может, на кладбище тоже поедем, а то делать-то всё равно нечего?- неожиданно для всех и самого себя предложил я.

В планы нашей четвёрки не входило дополнять уже и так разношёрстную похоронную процессию. Главное - родители Дениса хотя бы мельком должны были заметить его присутствие. На этом наше пребывание здесь должно было закончиться. Но на кладбище давали рис с изюмом и отказываться от него не хотелось. Ведь мы, как всегда позавтракав дома, так ничего больше и не ели.

Санёк и Руслан, при упоминании о еде, удовлетворённо закивали в знак своего согласия, ведь планов на сегодня у нас всё равно не было, а это уважительный случай скоротать время и наполнить наши желудки. Но сам Денис не очень горел желанием: видимо она что-то сделала ему ещё при жизни и явно это оставило отпечаток у него в голове и он был точно не из хороших, но он об этом даже и не заикался.

После пары похоронных процедур над телом отошедшей в вечность, за которыми мы даже и не наблюдали, чёрную лодочку, плавно плывущую в свой последний путь на руках присутствующих людей, как на волнах (почему-то она мне показалась в тот момент лодочкой), погрузили на открытый ГАЗ-он. Родственники расположились по бортам грузовика, а покойница в оббитом чёрной тканью саркофаге гордо заняла своё место посередине, на заранее уложенном на нём ковре, придающем некую солидность похоронной процессии, а у её гордого изголовья приютилась пара невзрачных венков. Из остальной же публики - кто побрёл дальше по своим делам, а кто погрузился в автобус "заказной" ЛАЗ. Мы заскочили самыми первыми и расположились на коронных задних сидениях, другие тоже не заставили себя ждать, и процессия медленно двинулась на городское кладбище.

Кладбище днём не такое уж страшное место - зелено, свежо. В это время среднеазиатский пейзаж во всей округе становился блекло-жёлтым, напрочь выгоревшим под жгучими лучами солнца. Но христианское кладбище всегда оставалось зеленым и прохладным потому, что оно располагалось вблизи горной и текущей с вечных ледников реки, в которой даже летом температура не превышала и 15 градусов. Прохладный ветерок с речки, не торопясь, разгуливал меж гранитных плит и перекошенных деревянных крестов, а то и вовсе вдоль безымянных, впалых могил, заросших непричёсанным сорняком.

Проехав возле главного входа, траурный караван направился вдоль кладбища, продвигаясь к новым захоронениям, так как его старая часть была давно переполнена. Мрут люди; особенно в жару.

Проезжая мимо надгробий, виднелись даже последние пристанища своих близких и знакомых, их монументы немного возвышались над землёй, словно пытаясь предупредить, что наше пребывание в прекрасном для плоти местечке, далеко не вечно. А нас, молодых, ничто ещё не заставляло задуматься о будущем, которое предугадать невозможно, да и кому хочется знать, когда будет его поджидать последний вздох, и тогда у жизни отнимется весь её приятный колорит, и придётся дрожать перед судилищем вечности.