- Какие-то они широковатые для нельмы. Да и здоровые больно, - сомневался Кефан, разглядывая двухметровую рыбину.

- Они, они, не сомневайся, - посмотрел в свой 'телефон' Игрок.

- Икры, поди, немерянно, - взгрустнул Кешка, настраиваясь на работу.

Он действительно не ошибся. В трех рыбинах икры оказалось более ста килограмм. Единственно, что красная икра отбивается намного легче черной, так что управились они чуть больше чем за два часа.

- Ты обратил внимание, что нам здесь ещё ни разу не попалось 'сорной' рыбы? - спросил у Игрока Кефан.

- Вообще-то мы на неё специально не охотились. Но, судя по всему, её раньше было гораздо меньше.

Делать орлам было особо-то и нечего, время позволяло, так что они собрались по 'черную' рыбу. Для начала Кешка опять сгонял Игрока за червями, а потом они поднялись на катере с полкилометра вверх. Там была приличная курья, этакая естественная заводь.

- Во-о-от! Самое место для всякой рвани! - прокомментировал Кефан, вытаскивая из катера пару удочек и простой спиннинг. Посовещавшись, решили морской спиннинг не использовать. Не для кого.

В результате за три часа ловли, в курье было выловлено: девять сигов, от трех до семи килограммов, два чира, десять и восемнадцать кг, один непонятно как туда забредший, четырехкилограммовый хариус, три, такого же веса окуня, и наконец, один семикилограммовый язь. Особо бурную реакцию Кешки, вызвали четыре пойманные на ту же удочку стерлядки. На семнадцать, девятнадцать, двадцать шесть и четырнадцать килограмм. 'Даже не на донку, бля! На поплавок! Вот дуры-то, бля! Что б я в лошадь превратился!', - переживал Кефан.

На спиннинг взяли штук семь щук, от пятнадцати до двадцати восьми кг, парочку пяти-шестикилограммовых язей, и Игрок, на дальнем забросе, на входе в курью, прибомбил тридцати двухкилограммовую нельму. Он прицепил на спиннинг большой, серебристый 'кастмастер', киданул его со всей дури, и с бешеной скоростью вел обратно, с криком: 'Да хрен вы кто у меня, его успеете схватить!'. 'Мамка' нельма успела.

- Слушай, а что нам одни гиганты нереальные попадаются? - недоумевал Игрок. - Если щука - то пятнадцать-двадцать, если хариус - то тоже за четыре килограмма шкалит. А где белячки-хариузята? Где щука-травянка на кило-два? Они, что, здесь так огромными и рождаются?

- Я думаю всё просто. Иерархия. Сперва питаются хозяева территории. Сунется мелочь - сожрут. И молодежь это прекрасно понимает. Нравы здесь видать суровые. Глупых давно уже сожрали. Заметил, что первыми всегда вытаскивали самых здоровых? Либо равных. Потом все меньше, меньше и меньше. Дисциплина тут - о-го-го! И все жить хотят.

А по размерам взрослых тоже всё понятно, хотя и печально, к сожалению. Вот два одинаковых озера: в одном караси здоровенные, в другом мелкие, тугорослые. Почему?

- Это просто, даже я знаю - кормовая база. В одном озере травка, жучки, козявки, прочий корм. Второе пустое.

- Вот ты, Игрок, сам и ответил. Опять же мы, люди, расстарались. Подорвали её, голубушку. Раньше, без нашего участия, и база была ширше, и рыба была больше.

Мужики порядком измотались. Перепачкались в чешуе и слизи. Руки в синяках и ссадинах. Как ни берегись, при такой рыбалке - все равно, где-нибудь, да подставишься. То руку порежешь о щучьи жабры, блесну вытаскивая, то палец рукояткой катушки выбьешь, ненароком стопор выключив. Вытаскивали всю добычу без дураков, достреливать кого-либо Игрок категорически запретил. И вовсе не из гуманности.

- Мы и так тайменя с неправильной дыркой в башке утопили. Так там хоть середина реки была. Есть шанс, что сожрут, да сгниют кости. А здесь что зароем, может и сохраниться каким-то образом. Да и курья эта наверняка высохнет. У вас же её нет? На хрен нам невероятные открытия археологов в будущем?

Прибрав место рыбалки, ребята вернулись в лагерь. Попив чаю, завалились курить.

- Утомляет. Это как 'слишком много мороженного' - пресыщаешься. И укатанный 'в люлю', ноги не поднять, - пожаловался Игрок. - И заканчивать рыбалку рука не подымается, - знаешь, что это счастье никогда не повторится.

- Аналогично! Таких нагрузок и я не припомню. Уж, казалось бы, порыбачил, повидал.

Мужики наслаждались заслуженным отдыхом. Тихо несла свои воды река, легкий ветерок шевелил верхушки вековых кедров на угоре. Большущий глухарь, уже с полчаса, сидевший на ветке ближайшего кедра, относился к ним совершенно наплевательски. Абсолютно не обращал внимания. Река жила своей, насыщенной, полной жизни чередой. Кто-то где-то плескался, кто-то кого-то гонял, и этому не видно было ни конца, ни края.

- Наверно и должно было так получиться. Появился человек - других стало меньше. Мы ж доминирующий вид на этой планете. Другой вопрос, что не надо было доводить до такого похабства, которое мы за время своего 'правления' натворили, - задумчиво выпустил дым Игрок.

- Даже звери регулируют количество своей добычи. Думают о будущем. Одни мы нет. Спохватываемся, да поздно, - поддержал Кефан.

- Ну, что, отдохнули? Поехали по осетра?

- Поехали, потом ещё добычу разделывать.

В этот раз Кешка решил задействовать купленную у Мухи необыкновенную сеть. Кинуть так, сказать 'на всю катушку'. Водоизмещение катера, позволяло поднять и принять любую предполагаемую добычу. К тому же он перед забросом поколдовал с крестом, и теперь рассчитывал на его большую мощность при буксировании снасти.

- Поперли! Дави на все деньги, Кефан! Посмотрим, сможет ли нас река ещё чем-нибудь удивить!

Смогла. Заход получился прекрасный. Запустились полностью, какое-то время, метров сто, шли вроде даже и пустые. Так, изредка подергивало. Будто, как кто-то проскакивал. Потом 'гагару' все-таки утопило. Капитально. Вытаскивали лебедкой. Два осетра. 'Мамки'. Одна за триста, а вторая за пятьсот. Триста семь килограммов, и пятьсот шестнадцать. Почти двести килограмм икры. Отбивали шесть часов.

- Ну, что, Кефан, ты затарен?

- Спрашиваешь!

- Хочешь ещё рыбачить?

- Так время уже...

- Действительно... Что ж, как говорится, сколько не дыши - на всю жизнь не надышишься. Поехали домой.

- Ты к чему это? Малопозитивен так? Завтра приедем, ещё что-нибудь придумаем!

- Да нет. Больше не приедем. Хватит. Дело сделано. Задание я свое выполнил, делать нам здесь больше нечего.

- Какое задание?

- Потом узнаешь. Обещаю.

- И что теперь?

- Ничего. Завтра к вечеру подойдет 'Лермонтов', на нем и уеду. Не исчезать же в деревне. А на пароходе кто меня хватится? - сошел в Бору, да и все. Поехали домой.

- Поехали.

ЭПИЛОГ.

- Вот и все... - закончил я свой рассказ.

В окне вороновской избушки маячило пока ещё серенькое, зарождающееся, летнее утро. Мы приехали втроем порыбачить к Викторычу на участок. Он официально пригласил. Я на пару-тройку дней, по делам, неожиданно появился в Бухте, хотелось хоть спиннинг побросать. А жара стоит, воды в речках почти нету, где рыбачить? Сидим с Левой, думаем: куда податься? Тут Ворон зашел, поздороваться. Посмотрел на нас и говорит: ладно, поехали ко мне, я провезу. Вот так вот втроем и поперли. Он, Лёва, да я.

Выехали поздно, да и поднимались по Сарчихе тяжело, воды кое-где и по колено не было. Так что приехали затемно. Пока то, да се, уже и ночевать пора. А перед сном я начал им эту байку рассказывать. Как-то вот затянулась.

- И чо этот Кефан? Как потом, хорошо ловил? - спросил Лёва.

- Никак. Он вообще больше не рыбачил. Первый и последний раз выехал на своем шикарном катере, и всё. Больше на реке его не видели.

- А что так? Совесть что ли замучила? - хмыкнул Викторыч.

- Да нет. Причём здесь совесть? У всех, и у рыбаков, и у браконьеров есть для неё одна универсальная отмазка: если я не поймаю - поймает кто-нибудь другой. Не в этом причина. Выехал он как обычно, где-то полдвенадцатого ночи. Вторым номером, как раз Витьку Гаденыша пригласил. Тот с радостью согласился, очень уж ему хотелось о Кефановых таинственных рыбалках поговорить. Деревня есть деревня, как ты не шифруйся, все равно что-то да узнают. Так что сейчас бухтинцы судачили меж собой: как это Кешка за две ночи так конкретно 'приподнялся'. Кто-то, Деревянный кажись, выдвинул версию, что Муха конкретно попал ему на деньги. В карты. И катер, мол, тоже проиграл. И вообще, никто, никуда не ездил. В картишки, мол, шпилили две ночи. А Игрок, типа, не Игрок был, а Шулер. Развели, мол, Муху на деньги, он и смотался. Еле, мол, ноги унес.