Художественность по своей природе синонимична эстетически, и в этом плане она служит для придания изящества поэтическому слову. Произведение может быть слабо идейным, без сентенциозного содержания, но высокохудожественным, захватывающим читателя наэлектризованностью игры эстетических бликов. Художественность как изящество поэтического слова черпает свою оригинальность из ... лингвистического начала эстетичности, доводя его элементы и структурные подразделения, в частности, лексические обороты речи, до эстетического совершенства, а значит, и до совершенства художественной формы произведения. В этом плане художественность как форма может способствовать экстерьерно выразить смысловые узлы интерьера "внутреннего содержания" на правах вспоможения, но не оригинала структуры идеи. Это возможно только под пером великого художника, который находит общий эквивалент созвучия между тональностью и колоритом художественности и смысловой пульсацией поэтического слова. В этом ракурсе художественность опосредственного сопрягается с "внутренним содержанием".

Внутренне содержание, идейность черпают свою оригинальность из ... психологизма парадоксальности в философическом начале. Углублённость в лингвистическое сопровождение мысли у них идёт как вспоможение, хотя само поэтическое слово у великих художников с большой вероятностью всеобъемлемо вбирает внутреннее содержание, идею. В этом внутреннее содержание опосредственно сопрягается с художественностью.

Предложенная классификация литературного критика Боднего А. А. венчается двумя определяющими категориями поэтического слова: эстетическая сила, за которой стоит художественность, и истинность критического реализма, которая является результирующей внутреннего содержания и идейности.

Часть 44.

Глава 359.

Приводим две цитаты из биографии Достоевского Ф. М. в эпистолярном оформлении на одну и ту же тематику: роль каторги в жизни и творчестве великого писателя. После отбывания каторги Достоевский Ф. М. пишет брату: "Вообще время для меня не потеряно. Если я узнал не Россию, так народ русский хорошо, и так хорошо, как, может быть, не многие знают его". (Достоевский Ф. М. , Письма. т. I, стр. 139).

Позже Достоевский Ф. М. сообщал брату, но уже с панорамно-философичной обзорностью на эту тему: "И почём вы знаете, - может быть, там, на верху, то есть Самому Высшему, нужно было меня привести в каторгу, чтоб я там что-нибудь узнал, то есть узнал самое главное, без чего нельзя жить, иначе люди съедят друг друга, с их материальным развитием ... чтобы это самое главное я вынес оттуда, потому что оно пока скрывается только в народе, хоть он гадок, вор, убийца, пьяница; так чтоб я вынес это оттуда и другим сообщил, и чтоб другие (хоть не все, хоть очень не многие) лучше стали хоть на крошечку - хоть частичку бы приняли, хоть бы поняли, что в бездну стремятся, и этого довольно. И этого уж много. И из-за этого стоило пойти на каторгу". ["Биография, письма и заметки из записной книжки Ф. М. Достоевского. СПб. 1883 г. стр. 57 (третья пагинация)]/

Литературный критик Бодний А. А. убежден, что Достоевский Ф. М. в самооценке значимости инградиентов в формировании его самосознания, мироощущения и миропонимания глубоко субъективен, умоляя роль исторического сознания и диалектики закономерности случайностей.

Писатель - психолог Леонид Николаевич Андреев (несправедливо спихнутый достоевсковедами в категорию трёхразрядных писателей) в своем рассказе революционере, приговорённом к смертной казни, а затем помилованном, изобразил эстетический психологизм переживаний героя. Спустя несколько лет писателю предоставилась возможность встретиться с прототипом своего произведения. Восхищению и удивлению психологической достоверности рисунка переживаний героя не было предела у прототипа. Он назвал Андреева Л. Н. великим писателем, высветившим всю глубину его состояния души перед несвершившейся смертной казнью, как будто бы писатель перевоплотился в волшебника и вошёл незримо во внутренний мир прототипа; идентичность была суперреальной! Для этого Андрееву Л. Н. не надо было проходить через несостоявшуюся смертную казнь. Достаточно было эстетической силы таланта, модулированного психологизма, абстрагированного мышления и логической правды, зацикленных на историческое сознание на фоне предварительной осведомленности о психологическом портрете прототипа.

Достоевский Ф. М. был в выгодном положении в сравнении с Андреевым Л. Н.: за плечами - участие в роли приговорённого в неосведомлённой инсценировке к смертной казни.

Достоевский Ф. М. использовал те же изобразительные методы и приемы, что и Андреев Л. Н.. А вот в методике процесса психоанализа Достоевский Ф. М. расходится с Андреевым Л. Н. принципиально.

Достоевский Ф. М. делает акцент на психологическую парадоксальность, диапазонирующуюся между "идеалом Мадонны" и "идеалом Садомским". Точка опоры у Достоевского Ф. М. в психоанализе - скользящаяся, что придает ей относительность в оценке промежуточной стадии. А так как из промежуточных стадий слагается содержательность образа героя, то у Достоевского Ф. М. герой, пребывающий между модулированной реальностью сюжетности и художественно-данной реальностью, является и не чистым типом, и не чистым символом. Литературный критик Бодний А. А. нарекает литературоведчески героя Достоевского Ф. М. как промежуточный образ. Промежуточный образ не мог дать Достоевскому Ф. М. завершённый ответ на поставленную проблематику или тематику. Получается, что Достоевский Ф. М. как бы сам себя загонял в тупик психоанализа. Что это было: умышленность или профессиональная недостаточность? Литературный критик Бодний А. А. склонен считать достовернее первое, что давало Достоевскому Ф. М. возможность реверсирования и делать эпимитейские хода.

Методика процесса психоанализа у Андреева Л. Н. направлена на разработку приемов и методов, позволяющих изощреннее отобразить тонкости морфологического рисунка психологического портрета героя, условно фиксируя проявляемость характерных признаков в узком диапазоне нравственной полярности. Это давало Андрееву Л. Н. устойчивость точки опоры в психоанализе, подготавливая обосновательнее интегрирование в глубь психических и психологических осложнённостей. Герой у Андреева Л. Н. кодировался в отличие от Достоевского Ф. М. как тип, пусть даже одиночный.

У Андреева Л. Н. сам процесс познания в психоанализе носил как бы описательно-характеризующее клеймо, был синхронен промежуточным выводам. У Андреева Л. Н. морфологическая петля атома ... кинетики психологического образа героя ложилась непрерывным прикладным мазком на собирательность психологического портрета.

У Достоевского Ф. М. стадийность процесса познания в психоанализе была и асинхронна промежуточным выводам и соотносилась ... пробелам.

У Достоевского Ф. М. сама изобразительность психологического портрета героя носила прерывистый почерк, мешало читателю воссоздать не столько целостный, сколько идентично-смысловой образ. А это в свою очередь создавало хаотичность идейности, и в конечном итоге - неосуществимость художественного замысла. Получалось как бы, что Достоевский Ф. М. не столько осознанно, сколько процессуально программировал, точнее, давал тенденцию или к краху идеи или к незавершенности типизации и сюжетности.

У Достоевского Ф. М. изобразительность морфологической петли атома ... кинетики психологического образа героя была импульсивно рассредоточена в тенденции к крайностям нравственного хода (между "идеалом Мадонны" и "идеалом Садомским"), что затрудняло оценочность потенциала воли действий героя.