— Это… — решил уточнить Эрик. — Как гибель динозавров? Или, я читал, предшествующих цивилизаций: лемурийцев или гипербореев?
— Не уверен, что полностью понимаю, о чем ты говоришь, — лениво ответил Такрон. — Но интуитивно чувствую, что твои слова очень близки к тому, что я сказал. Да, интуитивно. Отлично звучит.
«Еще одно красивое слово», — подумал Эрик с некоторой досадой.
— Символ Дордже — это подсказка, — Такрон немного взбодрился. — Так выглядит ось земли, если бы ты мог ее видеть и смотрел на нее из космоса. Шенраб запустил ось против солнцеворота. До его появления ось вращалась в направлении движения солнца, пока не остановилась. Когда она остановилась, области существования, да и сама реальность начала смешиваться и изменяться.
— Кто же запускал эту ось до Шенраба?
— Я не знаю, — Такрон приподнял голову и удивленно посмотрел на Эрика. — Это происходило десятки или сотни тысяч лет назад. Мы можем лишь угадывать, насколько близко затухание движения оси. По преобладанию тех или иных символов свастики в мире. Судя по тому, что правосторонняя буддийская свастика сейчас доминирует — остановка оси близка. Но это может произойти через десять лет или через тысячу. Поэтому я предлагаю тебе считать все, что я сказал, просто гималайской сказкой и никогда не думать об этом. Я отношусь к этому как к отвлеченному понятию, не имеющему отношение к моей жизни и тому, что мне следует делать. Гораздо полезней практиковать Дзогшен.
— Мне непонятно, как это могло происходить, — не унимался Эрик. — В смысле, на практике. Я еще могу понять, как ты делаешь то, что делаешь. Или Лугонг… Как Шенраб запускал или перезапускал земную ось? Извини, не понимаю… Ты говоришь так, будто речь идет о физическом действии… Что он делал? Руками или магией…
Такрон терпеливо поднял голову и осмотрелся.
— Самым лучшим ответом было бы, что это тайна доктрины бон… — Такрон оперся на правую руку и обреченно вздохнул. — Хорошо, я попробую объяснить. Видишь, за печью тележка для дров с двумя колесами?
Эрик кивнул.
— Это выглядит достаточно просто, — сказал Такрон таким тоном, будто разговаривал с ребенком. — Колеса надеты на ось. Видишь торец оси?
Эрик снова кивнул.
— Теперь представь, что палка оси этой тележки не округлая, но состоит из четырех граненых ребер. Что ты увидишь на торце?
— Я увижу крест или символ Дордже, — подумав, ответил Эрик.
Такрон с облегчением продолжил:
— Если поместить Дордже в поток энергии оси, то его размеры и форма полностью совпадут. Можно замедлять, останавливать или раскручивать в противоположную сторону земную ось. Конечно, если ты обладаешь Магической Силой Шенраба. Так я это вижу. Больше ничего не спрашивай про земную ось, мне нет до этого никакого дела…
Закрыв глаза, Такрон снова улегся на землю.
Но Эрик, не чувствуя ни малейших признаков сна и выждав небольшую паузу, снова спросил:
— Такрон, можно задать еще один вопрос?
— Последний? — сонным голосом пробурчал Такрон.
— Да, последний, — поспешно сказал Эрик. — Я знаю, что в буддизме Хинаяны нет понятия души, согласно высказываниям самого Будды. Есть набор «переменных»: тело, чувства и желания, восприятие, осознание, умственное конструирование. Что же тогда уходит в миры посмертия? И что вселятся в новое тело при перерождении? Существует ли понятие души в ламаизме?
— Это три вопроса, а не один! — заметил Такрон. — Внутренняя структура человека не меняется многие тысячи лет. Можно создавать новые религии, понятия, философские концепции, отрицать бога, принимать дьявола, не верить в посмертие, создавать новых богов. Но все это никак не меняет суть того, чем мы являемся. Можно принимать или отрицать существование души и говорить об умственном конструировании или о том, что «Я — это не то, а это» — все это тени внутри нас, которые часто сгущаются во мрак, скрывающий человеческую суть. Иногда это хуже, чем жажда богатства, убийства или власти. Все, что перечислил Будда — это душа. Все, что ты сам туда добавишь — это душа. Душа — это ты.
После смерти твое тело, оставив плоть в мире живых, сольется сутью своих энергий вместе с остальными «переменными». Этот клубок Тебя и будет перевоплощаться, разрушаться или наслаждаться небесами. Ты же понимаешь, почему важно содержать свое тело в полном порядке? Все его внутренние ощущение вольются в твою душу неотделимой частью. Если ты умер, страдая от невыносимой телесной боли, то эта боль будет с тобою вечность, не позволяя тебе очиститься для небес или перерождения. Если твое сознание занято тенями определения самого себя, тебе никогда не достичь изначальной формы и самое лучшее, что тебя ждет — это бессмысленное блуждание в демонических мирах посмертия…
— Точно! — не удержался Эрик. — Возможно, что в этом и заключается сакральный смысл самых ужасных пыток и казней, которые придумали люди. Уходя в посмертие с невыносимой болью, ты обречен на эту боль, может быть, навечно…
Ответом ему было размеренное дыхание Такрона.
Он еще долго лежал, глядя на звездное небо, и раздумывал над тем, что случилось с ним в последние месяцы. Вспоминал о том, как заразился глупой идеей бессмертия для своего тела, какой пережил кошмар тогда, во время обряда. Свои мучительные перепады настроения и боязнь всего на свете, страдания, которые в детстве причиняли ему слова и поступки одноклассников и учителей. Трудно было представить, что это и был он сам.
В памяти возникло лицо матери. Сейчас ее образ не вызывал чувства необратимой потери и страдания, но только лишь спокойную немного грустную приязнь к тому, что она была и любила его. Словно он все это время стоял под кристально чистым и мощным водопадом, который смывал не только грязь с тела, но и промывал насквозь его сознание, мысли и чувства.
Эрик усмехнулся, когда вспомнил, что у него даже нет паспорта, который он потерял во время бегства из деревни джанкри, и не испытывал по этому поводу ни малейшего беспокойства. Прошлая жизнь, до того момента, когда он ощутил себя запертым в теле «мумии», сейчас для него выглядела как сон. Как любимая Такроном галлюцинация. Но может быть, все как раз наоборот… Все, что происходит с ним сейчас, и есть сон и галлюцинация, но до того была настоящая жизнь и настоящий Эрик.
Он открыл глаза, приподнял голову и огляделся.
Окружающее выглядело вполне реальным. Костер потрескивал темно-красными углями, за ним, лежа на спине, тихо посапывал Такрон. Из окон домика прорицателя пробивался отблеск горящей свечи. Он снова лег и закрыл глаза. Видимый мир вокруг исчез. Он пошевелил пальцами ног, несколько раз сжал и разжал кулаки. Слева тело окатывало мягкое тепло костра. Ощупал землю правой рукой и почувствовал прикосновения травы, глины, мелких камней. Лежа, он слышал звуки жизни ночного леса: жужжание насекомых, всхлипывания ночных птиц, треск сухих веток под чьими-то лапами. Без изображения окружающее стало менее реальным.
Просунув руку под одежду, он положил ладонь на свою печать.
Углубления и выпуклости, складывающиеся в форму, которую он знал, потому что видел не раз. Но если бы не видел, то мог бы и не понять. Размышляя, он пришел к выводу, что реальностью могло быть все, о чем можно получить телесные сигналы. Но составить из этих сигналов целостную картину ему представилось невозможным.
Очевидно, что вспоминая о каком-то прошлом событии, человек воспроизводит только зрительный образ произошедшего, и то не точный. Никаких телесных ощущений. Не зря туристы носятся по всему миру с фотоаппаратами. Наверное, других способов запомнить события жизни не существует.
Эрик попытался вспомнить ощущения удара о воду, когда Такрон столкнул его водопад. Было больно. Но больно — это слово. Наверное, помнить боль тело способно только когда ее испытывает. После того, как боль прекратилась, в сознании остается только страх пережитой боли и ожидание новой.
Сны. Пришла в голову очередная мысль. Сны, которые бывают настолько зрительно четкими, будто ты видишь их собственными глазами, в то время как сами глаза закрыты. Видимо, так и у мертвых. Такрон сказал, что тело, теряя собственную плоть, так вплетается в этот набор «Я» или душу, что ты можешь и видеть, и чувствовать, и ощущать, и двигаться. Конечно, сны — это очень важное…