Такрон немного оживился и даже пересел ближе к костру. Взяв котелок с цампой, принялся неспешно есть.
— Зачем нам нужен прорицатель, Такрон? — решился спросить Эрик.
Шен доел похлебку до конца и только после этого ответил.
— В последнее время у меня было слишком много странных видений. Связанных с тобой, Лугонгом и еще каким-то человеком, сущность которого я не в состоянии воспринять. К тому же я чувствую, что происходит что-то плохое, и не могу понять, что именно. Мне нужно, чтобы тот, к кому мы идем, дал мне целостное видение происходящего. Да и тебе тоже не помешает.
— Я немного понимаю, — размышляя, произнес Эрик, — способ, как ты сам практикуешь, как тот немой шаман или как Лугонг. Если прорицание — один из Четырех Путей, то на мой взгляд, его техника должна быть схожа с вашими.
— Может быть, — пожал плечами Такрон. — У всех нас только три инструмента: тело, сознание и атрибут, связанный с обоими. Возможно, что Шен Пути Прорицания обучен входить в резонанс с энергией грядущего события, которое проясняет детали происходящего здесь и сейчас.
— То есть видеть будущее?
— Нет, не так. Когда-то мой наставник пытался объяснить мне в общих чертах смысл практики прорицания, но его рассказ только все запутал для меня. Ты почувствуешь сам, когда получишь свое прорицание.
— Ты имеешь в виду, что это прорицание как какая-то картина, которую я увижу? Шаман мне ее растолкует?
— Нет, не растолкует, — сказал Такрон. — Он даже не узнает, что ты увидишь. Это будет только твое видение — Истинное Прорицание. Но шен может и предсказывать события, которые видит сам с помощью особых ритуалов и своих личных атрибутов.
— Атрибуты прорицателя — это карты, кости, четки? Да?
Такрон рассмеялся.
— Мы говорим о Шен Предсказании, но не о цыганских или ламаистских гадалках. Каждый прорицатель использует свой артефакт, как правило, очень древний, передающийся от наставника к ученику, тело и сознание которого настраиваются на этот предмет с детства. Так же, как у шенов трех других Путей. Я уже говорил тебе об этом. Для линии немого шена это посох, для меня пхурбу, которому больше тысячи лет, для Лугонга — Дордже, хотя шены Бытия тоже используют кинжал. Для прорицателя это может быть тиара или… Подожди…
Такрон внезапно замолчал, словно осененный какой-то догадкой.
— Ты сказал «четки»? — глянул он на Эрика со странным выражением лица.
— Ну да, четки, — кивнул тот. — Четки — один из самых популярных атрибутов гадания почти во всех странах. Например, у нас…
— Возможно, — снова прервал его Такрон. — Что именно четки…
— Ты говоришь об этих? — Эрик достал из-под одежды четки Дропа.
Такрон, не отвечая, рассеянно смотрел куда-то сквозь него.
— Мы покажем четки прорицателю, — вернувшись к разговору через несколько минут, сказал он. — Он точно знает, для чего они появились на нашей тропе.
Такрон встал и плеснул воды в котелок. Вытащил из торбы чайник и, прихватив флягу для воды, ушел куда-то в сгущающиеся сумерки.
Эрик подбросил дров в костер и прилег прямо на жесткую траву, еще хранящую тепло зашедшего солнца.
Такрон вернулся через пятнадцать минут, принеся котелок, чайник и флягу наполненные водой.
— Родник рядом, справа за камнями, — пояснил он и поставил чайник на огонь.
— Такрон, ты как-то презрительно говоришь о «ламаистских гадалках», — задал Эрик вопрос, который надумал, пока шаман отсутствовал. — Однако, все знают, как в Тибете, с помощью предсказания или гадания, определяют очередное воплощение умершего ламы. Они прорицают.
— Несомненно, — подтвердил Такрон. — Показать тебе?
Не дожидаясь ответа, Такрон соскреб с земли несколько хвойных игл. Выбрав семь штук одинакового размера, он откусил от одной половину и закрыл все в замок ладоней. Придав лицу строгое выражение, Такрон принялся энергично встряхивать сцепленные ладони, громко читая какую-то мантру. Неожиданно в костре громко треснул сухой хворост. Такрон взвыл какую-то тарабарщину и резким движением выбросил содержимое ладоней на вытоптанную площадку перед собой.
— Ну, — самодовольно сказал он. — Посмотри и убедись сам.
Эрик склонился над рассыпавшимися иголками.
— Что мне нужно смотреть? — растерянно спросил он.
— В каком направлении указывает толстый конец короткой иголки.
Напрягая глаза, Эрик с трудом увидел эту иголку и, следуя ее положению, указал на юго-восток.
— А теперь взгляни на самую длинную ветку пихты, которая находится слева от нас. Куда она указывает?
— Туда же на юго-восток, — все еще не понимая, сказал Эрик.
— Именно там следует искать мальчика, в которого воплотится сущность умершего ламы.
— Какого ламы?
— Любого, — доброжелательно пояснил Такрон.
— Ты издеваешься, — сказал разозленный Эрик. — Это какая-то чепуха!
— Вовсе нет, — возразил Такрон, — это просто ответ на твой вопрос. Если говорить серьезно, это пример того, как находят перерожденного ламу. Я не знаю точно, но когда-то давно, когда Тибет стал ламаистским государством, ламы решили, что не имеет никакого смысла после смерти уходить в сансару и ждать очередного перерождения. Будет гораздо проще, умирая, сразу вселяться в ребенка, рождающегося в этот момент. Как они это сделали и с кем об этом договаривались, я не знаю. Но я могу рассказать тебе историю о том, как искали воплощение умершего ламы одного из крупных монастырей. Я принимал в этом участие.
Такрон уселся поудобнее и принялся рассказывать.
— Мне было лет восемнадцать или двадцать, и мой учитель уже ушел в свое посмертие согласно всем бонским традициям, пройдя через положенный обряд очищения кармы. Благо, что один из шенов Бытия практиковал поблизости. Не уверен, что ты знаешь, но согласно традиции, ученик должен оставить место, где его обучал ушедший наставник, будь то пещера, хижина или просто очаг с лежаком. Такие места остаются закрытыми для шенов навсегда.
Проведя все необходимые для закрытия пещеры ритуалы, я, собрав свои нехитрые пожитки, отправился на юго-запад, в сторону Лхасы, в места, которые были заселены гуще, чем наша почти пустынная местность. Я собирался поселиться в окрестностях Джонгбо, где, как я слышал от своего наставника, было много крестьянских поселений и торговых городков. К тому же рядом располагались два больших монастыря и, если ты уже понял, монастырские заказы на подлинные обряды бон часто представляли в то время очень хорошее подспорье для существования отшельника.
Я поселился в хижине, которую сделал сам, неподалеку от одной из больших деревень фермеров-арендаторов. После некоторого исследования окрестностей, я убедился, что кроме меня в округе живут еще трое шенов. Двое из них были шены Магической Силы, изображавшие лам-колдунов из монастыря Угс-Кханг, имеющего славу колдовского пристанища Пожирателей Дыхания, и один шен Бытия, который изображал безумного анахорета — отшельника, владыки всей нечисти в округе. Надо сказать, что у него была самая удачная роль для безбедного проживания. Фермеры и монастырские чиновники регулярно снабжали его продовольствием, просто для того, чтобы вдруг не разозлился и не навредил.
Я же привычно выдавал себя за ламу-отшельника, изгоняющего демонов, из известного монастыря Дзогчен, где и получил посвящение. Статуэтка Будды была со мной, а в ламаистских философских диспутах я поднаторел еще в детстве. Без монастырской инспекции, конечно, не обошлось и, под видом простого монаха, ко мне зачастил лама Лхалунг, у которого вошло в привычку вести со мной диспуты под пиво и обильную монастырскую снедь. Результатами наших диспутов Лхалунг, человек недалекий и склонный к пьянству и чревоугодию, был необычайно доволен. А после того, как я на его глазах после очередной попойки «уничтожил» злобного ракшаса, который пытался загрызть его лошадь, мой авторитет у него взлетел до небес.
— Ты вытащил ракшаса, чтобы произвести впечатление на этого Лхалунга? — увлеченный этой историей, поинтересовался Эрик.
