Общее веселье овладело всеми гостями, и присутствовавшие на пиршестве многочисленные приказчики должны были проникаться гордым сознанием того, что и они также составляли известную единицу в среде обширного и могущественного Ганзейского союза. И как было не гордиться? Сам лорд-мэр поднялся со своего места и предложил самый лестный тост за процветание всего их сословия.

И вдруг – нежданно-негаданно – какой-то странный, резкий звук нарушил общий гул веселья… и в зале, словно по мановению волшебного жезла, все стихло. Этот звук, так внезапно нарушивший пиршество, долетал откуда-то с улицы, издалека. Но он быстро возрастал и усиливался, и вскоре стало ясно, что это был рев и гул толпы, приближавшейся к «Стальному двору», как о том донесли перепуганный привратник и домовый сторож.

– Ну, значит, дядя верно предсказал и не слишком преувеличил опасность, – заметил Реймар Тидеману, быстро поднявшемуся с места. Тот побледнел. Во время своего управления «Стальным двором» Тидеману однажды уже пришлось выдержать нападение разъяренной черни, и он уже знал, с какими это сопряжено опасностями.

– Все к оружию! – раздался голос нового ольдермена, и все сидевшие за столом хозяева и приказчики бросились по своим каморкам – вооружаться.

Когда они снова вернулись в залу в полном вооружении, лорд-мэр заявил следующее:

– Я прошу вас всех о том, чтобы вы не спешили употребить в дело оружие, ибо я убежден, что вся эта смута в народе стихнет и народ спокойно разойдется по домам, как только узнает, что я сам присутствую здесь, на вашем «Стальном дворе».

– Да будет исполнено по желанию вашему, уважаемый лорд, – отвечал ольдермен, и все гильдейцы в знак согласия своего ударили по мечам своим.

А между тем долетавший с улицы шум все усиливался. Слышались даже дерзостные клики: «Давай нам сюда ганзейцев!»

Несколько слуг разом вбежали в залу и доложили, что бунтовщики намереваются приставить к стенам и воротам лестницы и этим путем проникнуть внутрь «Стального двора». Крик негодования раздался в зале, и все ганзейцы, не дожидаясь дальнейших приказаний ольдермена, бросились во двор. За ними последовал и лорд-мэр, сопровождаемый Тидеманом и его преемником.

Громко звучали удары топоров в крепко запертые ворота, и мрак ночи был зловеще освещен ярким пламенем смоляных факелов. Проклятия и угрозы слышались со всех сторон, пока наконец не раздался из-за ворот голос ольдермена:

– Из-за чего вы шумите?

Тогда вдруг все стихло на несколько мгновений, а затем несколько сотен голосов разом завопили:

– Отворяйте ворота и впускайте нас!

– Кто вы такие и чего вам нужно в такой поздний час на «Стальном дворе»? – переспросил ольдермен.

– Сами узнаете, когда нас впустите! – воскликнул насмешливо один какой-то голос. Эти слова встречены были общим хохотом. Тотчас вслед за этим несколько голосов заревело из толпы:

– Отворяйте, что ли, калитку, а не то мы подрубим у вас ворота!

– Сначала скажите, чего вы желаете, – возразил ольдермен, – тогда мы вступим с вами в дальнейшие переговоры.

– Где тут у вас Тидеман фон Лимберг? – заревели голоса. – Выдайте его нам, тогда мы вас оставим в покое.

– Я здесь! – смело отозвался Тидеман. – Чего вы от меня хотите?

– Вы должны перед нами быть в ответе! – послышалось опять из-за стены. – Вы сегодня прогнали с вашего двора одного честного малого, нашего товарища! Вы и со всеми нами поступаете так же высокомерно!

– Давайте нам сюда Лимберга! – раздалось с разных сторон, и новые удары топоров посыпались на ворота.

Тогда вдруг защелкали и зазвенели тяжелые замки и запоры ворот, и к великому удовольствию толпы, медленно стали поворачиваться на своих петлях обитые толстыми скобами половинки ворот. Передние крикуны из толпы готовы уже были ринуться во двор, когда сзади их схватили и заставили остановиться: перед изумленным народом явился сам лорд-мэр!

– Его милость господин лорд-мэр!

И действительно, глава города Лондона стоял у входа на «Стальной двор» среди своей многочисленной свиты. Гневно обратился он к толпе, в рядах которой сразу заметил много учеников и подмастерьев из ремесленного класса. Этих мальчишек прежде всего спросил лорд-мэр: не пожелают ли они отправиться в Ньюгейт, посидеть за решеткой?

Слугам своим он приказал поймать нескольких из числа этих мальчишек; затем громко обратился к остальным:

– Этих я выхватываю из вашей толпы, но и всем остальным заявляю, что ни с кого не будет взыскано, если вы теперь же и немедленно разойдетесь по домам. Иначе мы через захваченных нами узнаем имена главных зачинщиков смуты и применим к ним высшую меру наказания. Постыдно уже и то, что здесь, в толпе, я вижу такое множество людей зрелых и взрослых, которые настолько безнравственны, что завлекают с собою в смуту и несовершеннолетних ребят.

Все мастеровые разом отхлынули в сторону, между тем как захваченные лорд-мэром ученики и подмастерья подняли громкий рев.

В народе послышался ропот, но лорд-мэр, нимало не смущаясь, спросил:

– Из-за чего вы бунтуете? Или вы с жиру беситесь? Может быть, вам еще налогов мало? – Ропот усилился. – Или вы все такие трусы, что передо мной и ответа держать не смеете?

Тогда выступили из толпы Бен и тот старый моряк, с которыми мы уже утром познакомились в пивной.

– Не в обиду будь вашей милости, – заговорил старый моряк, перебирая в руках свою шапку, – если мы в такой поздний час собрались и пришли сюда, то, право, только ради того, чтобы добиться справедливости…

Багрово-красный цвет лица говорившего и маслянистый блеск его глаз слишком ясно указывали на то, что он сегодня хватил хмельного через край. То же самое можно было сказать и о Бене, и о прочих крикунах.

– Лучше бы вы пошли домой да проспались бы хорошенько, чтобы хмель-то свой повыветрить, – сказал лорд-мэр. – А вы вместо того еще и другим спать не даете и нарушаете ночной покой города! Разве вы не знаете, чему вы подлежите по закону за подобный проступок?

– Мы хотим только добиться правосудия, – отвечал старый моряк. – Ганзейцам следует задать порядочную трепку – и мы им трепку зададим; а потом преспокойно разойдемся по домам. – Новые крики и смех раздались из толпы. – Ганзейцы здешние, – продолжал, ободряясь, моряк, – уж слишком высоко нос дерут, и нам от них солоно приходится!

– Так, так! – вторила толпа.

– Ведь вот небось они нас на свои верфи не пускают! – заорали в толпе ломовые извозчики.

– И нам тоже нет от них никакого заработка! – кричали в свою очередь корабельщики.

– Небось все только немцам да англичанам ход дают! – вступился Бен. – И эти ганзейцы пользуются дружбой Англии, лопатой гребут здесь деньги и за все это у нас же, из-под носу, заработок наш отбивают.

– Вон их из Лондона и из Англии! – ревела толпа.

– Именно так! – подтвердил старый моряк. – И прежде всего следует в трубу выпустить Тидемана, потому что он хуже их всех!

Лорд-мэр убедился в том, что без вооруженной силы ничего не поделаешь с пьяной толпой, а потому ограничился тем, что еще раз обратился к ней с увещеваниями и предостережениями.

Он потребовал, чтобы толпа спокойно разошлась по домам и обратилась бы на следующий день с жалобой в его канцелярию. Затем его слуги очистили ему путь через толпу, которая очень охотно расступилась и молча дала дорогу лорд-мэру и его свите.

Но едва только представитель города скрылся из виду, как шум поднялся снова и толпа стала ломиться в ворота, вновь захлопнувшиеся за лорд-мэром.

Между тем как часть нападающих изо всех сил, всеми возможными инструментами и орудиями старалась открыть или пробить ворота, другая часть толпы приготовилась лезть на стены по приставленным лестницам. Третьи, наконец, раскручивая смоляные факелы, старались осветить как можно ярче стены и ворота двора и потрясали ими с диким, неистовым криком.

Первые из мятежников, взобравшиеся на стены, были встречены градом мелких булыжников, которыми ганзейцы угостили их из своих самострелов. Рев и крики тех, кому пришлось отведать этого угощения, еще увеличили ярость нападающих, которые начали бросать через стену горящие головни и тем вынудили ганзейцев сойти со стены.