Мария печально покачала хорошенькой головкой и разочарованно посмотрела на Роберта, как бы ожидая, что он выскажет еще одно заветное желание.

– «Погибшие мечты, потерянные надежды», – сказала она, видя, что Сэррей молчит, – какие это грустные слова! Они доказывают, что ваше сердце разбито. В Инч-Магоме вы были веселее. Я завидовала вашему настроению, вы так смело и светло смотрели в лицо будущему. Доверьте мне печаль своего сердца! Скажите, что заставило вас разочароваться? Я слышала, что вы остановились в доме лэрда Сэйтона?

– Да, ваше величество, случай и каприз Дэдлея привели к этому! – ответил Роберт.

– Случай? Странно! – заметила королева. – Скажите, вы познакомились с Георгом Сэйтоном в Париже?

– Кажется, – небрежно произнес Сэррей.

– Кажется! – смеясь, повторила королева. – Разве у вас такая плохая память? Мне рассказывали, что он недостойным образом вызвал вас на поединок. Вы ранили его, а потом ухаживали за ним.

– Мне очень приятно слышать, ваше величество, что лэрд Сэйтон, болтая о дуэли, отдает себе должное, – проговорил Роберт. – Я не ждал от него такой откровенности.

– Я знаю это не от него и не от его сестры! – возразила королева. – Однако вы еще не поздоровались с Марией Сэйтон, а я злоупотребляю терпением лэрда Дарнлея, который, кажется, уже начинает выходить из себя от досады.

Мария Стюарт приветливо улыбнулась и движением руки отпустила Сэррея. Роберт придержал лошадь и уступил свое место Генри Дарнлею, графу Ленноксу.

Во время длинного разговора между Сэрреем и королевой у Марии Сэйтон было достаточно времени для того, чтобы оправиться от неожиданного появления Роберта.

Какие чувства пылали в ее груди, когда она увидела в полном расцвете красоты того человека, которого она так горячо любила, когда он был еще юношей! Это был тот самый паж, который на башне Инч-Магома боролся между долгом чести и любовью. Это был тот самый человек, который во всех своих поступках выказывал непоколебимую честность и верность, перед которым сконфуженно склоняли головы клеветники и недоброжелатели.

По-видимому, Роберт Сэррей не был счастлив. Мария Сэйтон видела это по его серьезному лицу и грустным глазам. Она догадывалась, что именно заставило Роберта покинуть Эдинбург и в одиночестве скакать по полям и лесам.

«Неужели в его сердце еще сохранился мой образ? Неужели память о прошлом заставила его вернуться в эти места?» – думала Мария Сэйтон, и сладкая надежда зашевелилась в ее сердце.

Она видела, что королева о чем-то шепталась с Сэрреем, заметила его смущение и легкий румянец на лице. Мария Стюарт знала тайну сердца своей фрейлины; не говорила ли она теперь о ней? Мария Сэйтон задрожала. Неужели увядшему цветку ее любви суждено раскрыться вновь? Если бы в часы одиночества она сама предложила себе вопрос о том, продолжает ли она любить Сэррея, она с полной искренностью ответила бы «нет». Но довольно было увидеть его, услышать его голос – и старое воскресло бы вновь.

Сердце Марии Сэйтон сильно билось, глаза сияли, а лицо горело ярким румянцем, когда Роберт отъехал от королевы и медленно подъезжал к ее свите. Его взор скользил по всей кавалькаде, как будто он не решил еще, на ком остановить его. Быстро, как стрела, пущенная из лука, скользнул его взгляд по лицу Марии Сэйтон и перешел на графа Мюррея, который, не отрываясь, смотрел на человека, удостоившегося длинной беседы с королевой. Лэрд Мюррей старался по выражению лица Роберта угадать результат разговора. Видя, что граф Сэррей чем-то озабочен, он решил, что план Роберта не удался, что королева отклонила его просьбу, и насмешливая улыбка заиграла на губах высокомерного лэрда.

– Добро пожаловать, милорд Сэррей! – обратился лэрд Джеймс к Роберту, когда тот подъехал к нему поближе. – Поздравляю вас с прекрасной мыслью захватить королеву врасплох и не дать ей таким образом возможности отвергнуть вашу просьбу. Надеюсь, что вы довольны результатом своего разговора и пошлете графу Лейстеру приятную весть, что его ожидают в Сент-Эндрью?

Сэррей почувствовал насмешку в словах Мюррея.

– Я по многим причинам не могу принять ваше поздравление, милорд, – ответил он. – Во-первых, я не искал встречи с королевой, во-вторых, я никогда не вмешиваюсь в политические дела, и, в-третьих, граф Лейстер слишком горд для того, чтобы прибегать к помощи третьего лица, – тем более что его надежды связаны с желанием английской королевы.

– Вы говорите, что не вмешиваетесь в политику, – иронически заметил лэрд Мюррей, – а между тем сопровождаете английских послов?

– Милорд, вы, кажется, сомневаетесь в том, что сказано совершенно ясно! – резко ответил Роберт.

– Прошу извинения! – с такой улыбкой проговорил Мюррей, точно снисходил к капризу своенравного мальчика.

– Я принимаю ваше извинение, – гордо сказал Сэррей, – и очень рад, что мне не приходится сомневаться в вежливости первого лэрда Шотландии.

Затем Роберт обернулся к Марии Сэйтон.

Он словно не заметил, что Мюррей в порыве злости пробормотал какое-то проклятие по его адресу.

– Леди Сэйтон, – обратился Сэррей к вспыхнувшей девушке, – королева разрешила мне выразить вам свое почтение. Она знает, что старые воспоминания, связывающие меня с королевой Шотландии, так дороги для меня, что я имею право приблизиться к ее двору без всякого политического предлога. Может быть, с моей стороны не будет слишком большой смелостью надеяться, что и вы признаете во мне преданного слугу королевы, верно служившего ей с первого дня, когда я должен был предупредить побег, до того момента, когда имел несчастье настолько прогневать вас, что вы не пожелали узнать меня.

– Я очень рада, милорд, что вы даете мне возможность в первую же минуту нашего свидания загладить свою ошибку, – в глубоком смущении и с потупленным взором ответила Мария Сэйтон. – Во всех случаях, когда я выражала сомнение в вашей привязанности к королеве, мне приходилось краснеть за свое сомнение. Вы своей преданностью неоднократно доказали, как я была не права по отношению к вам. Я недавно тоже узнала, что мой брат своим поведением довел вас до дуэли, и извиняюсь, что осмеливалась делать вам упреки по его же милости. Поэтому мне доставило особенное удовольствие, что вы согласились воспользоваться его гостеприимством.

В прежнее время несколько приветливых слов Марии Сэйтон наполнили бы душу Роберта блаженством, теперь же извинение гордой девушки и в особенности напоминание о гостеприимстве произвели на него неприятное впечатление.

– Вы ошибаетесь, леди Сэйтон, – холодно возразил Сэррей, – это не я, а граф Лейстер, случайно встретившись с лэрдом Сэйтоном, принял его приглашение для себя лично и своих спутников. Я никогда не ожидал и не рассчитывал быть дружески принятым кем-нибудь из членов вашей семьи, тем более когда я узнал, до какой степени мне не доверяют в ней. Ваш брат, приняв нас, исполнил долг вежливости, и это делает ему честь; но он поставил очень определенные границы своему гостеприимству, настолько определенные, что ваша сестра совершенно игнорировала его гостей.

– Ах, теперь я понимаю, в чем дело! – воскликнула Мария, слегка краснея. – Так вот почему у вас был такой холодно-сдержанный вид, делавший вас вовсе не похожим на прежнего пажа из Инч-Магома! Вас обидело, что Георг протянул вам руку в перчатке и не открыл дверей домашнего очага. Но вы не правы, если обвиняете в этом меня. Георг совершенно не знает иностранцев и особенно не любит англичан, вот и вся разгадка его поведения. Ну а теперь постараемся понять друг друга, милорд; ведь мы не желаем серьезно ссориться и уже довольно много времени потратили на взаимные обвинения. Я первая протягиваю вам руку примирения. Королева нуждается в преданных друзьях более чем когда бы то ни было, а я охотнее всего прибегаю к тем, кто уже успел доказать Марии Стюарт свою преданность. Вместо постоянных пикировок сделаемся честными союзниками для защиты несчастной королевы от козней недругов, будь они в лице лэрда Мюррея или королевы английской.