– А по сему торжественному случаю неплохо бы устроить небольшой праздник! В честь трех именинников!

Как ни странно, Кракофакс с моим предложением согласился.

– Все-равно придется вечером их снова кормить, – сказал он с легкой грустинкой в голосе. – Так хоть будет какой-то для этого повод!

Дядюшка сдержал свое слово и вечером накрыл два праздничных стола: один для себя и меня, а другой для мышат – на тумбочке, неподалеку от нас.

– А ты, Кнедлик, обойдешься и так, – сказал Кракофакс, обращаясь к невидимке-псу. – Предоставляю тебе полную свободу выбора: можешь сидеть под столом, а можешь лечь рядышком с нашими стульями.

– Главное, почаще напоминай о своем присутствии, – посоветовал я четвероногому другу. – И тогда тебе тоже перепадет немало угощений!

– Спорный вопрос, но не будем его сейчас обсуждать, – буркнул недовольно дядюшка. И, потирая ладошки, вдруг весело скомандовал: – Прошу приступать к пиршеству! А то еда может остынуть!

Мы – а дядюшка так самый первый! – кинулись выполнять этот приказ. Минут десять или пятнадцать в нашем жилище слышались только позвякивание ножей и вилок, тихое сопение двух пуппетроллей, довольное урчание собаки и сердитое попискивание мышат. Но наконец эти звуки стали потихоньку угасать и вскоре наступила умиротворенная тишина.

– Странно, почему наши мышатки молчат и не разговаривают? – спросил я дядюшку, который сумел в одиночку лихо расправиться с огромным горшочком тушеной капусты и теперь праздновал свою победу над ним, блаженно улыбаясь и тихо икая. – Пикник, их папаша, прекрасно изъяснялся по-гнэльфски!

– Что правда, то правда: говорил он за троих! Надеюсь, что именно за этих…

Дядюшка в очередной раз тихо икнул и ткнул пальцем в сторону тумбочки.

Услышав его слова, Везунчик на секунду оторвался от еды и лукаво посмотрел на старого пуппетролля:

– Вынужден вас огорчить, хозяин, но не все надежды сбываются! Потерпите, придет час и для сердечной беседы!

– Будем надеяться, что этот час не станет для меня последним! – прошептал несчастный старик и горестно закрыл лицо ладонями.

– И что он так расстроился? – спросил меня Сахарок. – По-моему, мы не давали для этого никакого повода.

– Грустить можно и без всякой на то причины, – объяснила брату Лакомка. – Судя по всему, господин Кракофакс – жуткий меланхолик.

– Господи, да откуда они слов таких набрались?! – взвыл мой дядюшка, хватаясь обеими руками за голову. – И главное, когда?! Ведь им от роду недели две – не больше!

– Уже две с половиной, – гордо поправил Кракофакса Сахарок. – За это время, живя в замке аристократов, многому можно научиться.

– В первую очередь вы должны были научиться не совать свой нос в чужие продукты! – топнул ногой дядюшка. – После вас их никто есть не станет!

– После нас ничего и не останется, – ухмыльнулся Везунчик. – Мы сами любим, когда в тарелках чисто, поэтому стараемся все подбирать до последней крошки.

– До самой-самой последней крошки! – уточнила Лакомка и слизнула с дядюшкиной тарелки чуть заметную пшенную крупинку. – Ну вот, теперь посуду можно даже не мыть!

Услышав эти слова, я, честно сказать, очень обрадовался. Возиться с грязной посудой приходилось постоянно мне (дядюшка из-за своей скверной старческой памяти вечно путал очередность, и эта «непыльная работенка» – так мой старик называл мытье посуды, – выпадала все время на мою долю). «Ура, – подумал я, заметно повеселев, – одной заботой меньше! Жаль, что мышата скоро уедут, но все-таки недельку я отдохну! Вот будет сказочная неделя!».

Словно читая мои мысли, Кракофакс вдруг пробурчал:

– Если их папаша не заявится в ближайшие дни и не заберет своих «чистюль», я не знаю, что тогда сделаю! Я в приют их отдам! Причем, с огромной радостью!

– Вот как? – Везунчик лукаво посмотрел на сердитого дядюшку и подмигнул мне левым глазом. – А в приют нас возьмут? И тоже – «с огромной радостью»?

– До чужих радостей мне нет никакого дела! – Кракофакс нервно заерзал в кресле. – А я буду просто счастлив, когда от вас наконец-то избавлюсь!

Я хотел попросить его успокоиться и перестать говорить глупости: ведь и правда ни в один из гнэльфбургских приютов мышат не примут. Они, слава Богу, не сироты, у них есть родители и целая куча (стая?) родственников! Но я не успел открыть и рта, как в «парадную дверь» кто-то постучал, и мы с Кнедликом кинулись встречать незванного гостя.

Им оказался наш почтальон бравый господин Брифтрегер.

– Что-то я к вам зачастил, господин Кракофакс! – сказал он, спускаясь по лестнице вниз и доставая на ходу из кожаной сумки бланк телеграммы и свой блокнот. – Пожалуйста, распишитесь и получите срочное послание!

Дядюшка охотно выполнил его просьбу и торопливо попрощался с почтальоном.

– Благодарю, господин Брифтрегер! Всего доброго, господин Брифтрегер! Жаль, что опоздали к ужину! Но ничего, как-нибудь в следующий раз!

Выпроводив добродушного гнэльфа за дверь, дядюшка кинулся искать очки. Обыскав все наше жилище, он все-таки обнаружил пропажу: очки лежали в кармане пиджака, а сам пиджак был на Кракофаксе.

– Совсем меня заморочили эти обжоры! – пожаловался мне и Кнедлику смущенный слегка пуппетролль. – Но ничего, они еще узнают, с кем связались!

После этой гневной тирады дядюшка наконец-то принялся читать текст телеграммы: сначала по складам просебя, а затем довольно бойко вслух.

– «Обязательно приедем Рождество спасибо приглашение пикник пикник». Странная какая-то телеграмма: на предлогах и знаках препинания деньги съэкономили, зато имя почему-то дважды написали. Зазнался, видно, наш Пикник, возомнил себя испанским грандом!

– В замке госпожи баронессы живет, там чего хочешь набраться можно! – поддакнул я дядюшке и весело хихикнул. Напоминание о Рождестве, которое было уже не за горами, прибавило мне хорошего настроения, и я совсем не хотел сейчас ломать голову над разными шарадами и ребусами.

Но не таков был мой дядюшка Кракофакс! Он, конечно, вцепился в эту телеграмму, как репей в собачий хвост, и добрых пол-часа потратил на разгадывание тайного смысла, на первый взгляд, весьма простенького текста.

– Понял! Я наконец-то понял, что он мне тут написал! – завопил вдруг дядюшка, подпрыгивая в кресле и победно потрясая над головой руками. – Он обещает приехать на Рождество! А на пикник он не приедет! Но благодарит за приглашение!

– А разве ты его приглашал на Рождество? Я что-то такого не помню…

– И я не помню! Наверное, он все перепутал!

– Разумеется, наш папочка во всем виноват, – подал вдруг голос ехидный Везунчик. – Пуппетролли – они такие безгрешные и умные!

– Да, мы умные! – вступился и я за семейную честь. – Я наизусть запомнил текст нашей телеграммы!

И я без запинки отбарабанил:

– «Приезжайте срочно Пикник пожалейте своих малюток привезите побольше продуктов Кракофакс»!

Не успел я закрыть рот, как все трое мышат громко прыснули, хватаясь передними лапками за туго набитые животики:

– Ну и насмешили!

– Вот потеха!

– Ничего веселее я еще не слышал!

Кракофакс, который быстро осознал нашу с ним оплошность, сначала порозовел от легкого стыда, а потом позеленел от злости на чересчур сообразительных мышаток.

– До Рождества я вас терпеть в своем доме не стану! – стукнул он кулаком по пирожному (мы как раз собирались пить чай, и я любезно пододвинул поближе к дядюшке блюдечко с его любимым «наполеоном»). – Завтра же я вас куда-нибудь пристрою, негодники и нахалы!

Кракофакс брезгливо снял с моей головы улетевшую половинку «наполеона», повертел ее в руках и бросил в широко распахнутую пасть невидимки Кнедлика. Вторую половинку пирожного, размазанную по собственной кисти правой руки, слизал сам и запил остывшим чаем. После чего, уже гораздо спокойнее, произнес:

– А теперь все ложатся спать. Даже вы, ночные бродяжки. У вас троих завтра будет тяжелый день, даю честное пуппетролльское слово!