Приобретя для Тани всё необходимое в дорогу, посадили её в поезд, посидели несколько минут рядышком в купе. Настроение к этому времени у всех улучшилось. То ли выпитое сёстрами шампанское было тому причиной, то ли оттого, что исчезли, наконец, волнения уходящего дня, но им было сейчас легко и хорошо. Прощаясь с родными, Татьяна заверила их, что после всех переживаний сегодняшнего дня она будет спать, как убитая, и время в пути пробежит незаметно.

В их купе, кроме Тани, пока было только двое - пожилая женщина лет семидесяти с внуком-студентом, который, ловко запрыгнул на верхнюю полку, немедля включил свой транзистор и, надев наушники, меланхолично покачивал головой, видимо в такт музыки. Словоохотливой старушке, Анне Ильиничне похоже, было скучно, и она всё порывалась поболтать с попутчицей, но у той от усталости слипались глаза. Таня легла, накрывшись одеялом в накрахмаленном пододеяльнике, с удовольствием вслушиваясь в мерный перестук колёс и через мгновение, убаюканная, как дитя в люльке ритмичным покачиванием вагона, уснула спокойным, лёгким сном.

... Проснулась Татьяна неожиданно от каких-то странных, тревожных голосов. Жуткие крики отчаяния, плач, дикие возгласы словно обезумевших людей вдруг слились в один протяжный, страшный вой... Что случилось?.. Ужас сдавил дыхание Тани, страхом сковало тело. Она с трудом встала, оглядываясь по сторонам. В купе было пусто, и это было удивительно и непонятно - ведь её попутчики вовсе не собирались выходить на какой-то промежуточной станции. Татьяна вышла из купе, и медленно, словно на чужих ногах проходя по коридору в конец вагона, с нарастающим страхом и недоумением оглядывала пустые открытые купе, в которых ещё совсем недавно, вчерашним вечером сидели и пили чай пассажиры... Теперь же в них не видно было ни людей, ни их вещей. Но голоса звучали непонятно откуда, словно извне, и Таня с замершим сердцем приподняла занавеску. За окном она не увидела привычный пейзаж, которым любовалась всегда во время путешествий на поезде - ни лесов, ни полей, ни деревенек, ни маленьких станций не было и в помине, а страшней всего - не было видно за окном даже земли. Там, за окном был густой серый туман, и в нём, то ли летел, то ли плыл её вагон, словно оторванный от поезда непонятно какой силой. "О, Господи... Что это?.. Я умерла?!" - ледяной озноб охватил Татьяну. Жуткий гул неожиданно прервался, но тишина показалась дрожащей от смертельного ужаса девушке ещё более зловещей. Невероятная тоска ощущалась в этой наступившей тишине... За окном хаотично мелькали какие-то странные тени, и вдруг неожиданно чьё-то неестественно белое человеческое лицо приникло к стеклу окна... Что-то неуловимо знакомое было в облике этого мужчины. Открытый рот его замер в крике, а в остановившихся, угасающих глазах застыла обречённость. Таня отшатнулась от окна и дико закричала.

- Что с вами, деточка? - Открыв глаза, Таня увидела склонившуюся над ней Анну Ильиничну, и с облегчением осознала, что это был просто сон.

- Простите, всё нормально. Просто приснилось что-то... Извините, что разбудила вас... - бормотала она, радуясь, что неприятное сновидение прервалось.

- Ночь ещё... - прошептала женщина, - постарайтесь уснуть, до утра ещё далеко.

Но Таня боялась уснуть, опасаясь, что ужасный сон снова вернётся к ней. Она лежала и пыталась понять, отчего такое могло ей привидеться? Неужели пара бокалов шампанского так подействовали на голову?.. Неуловимо знакомое лицо, явившееся во сне, вновь заставило содрогнуться Татьяну. В её памяти возник вдруг неожиданно облик пассажира "волги", не пропустившей их на трассе - сердитого мужчины в шляпе, что-то кричавшего Женьке и крутившего пальцем у виска. Точно, это был он, "куда-то спешивший начальник", как предположил тогда Женька. Только тут он был без шляпы... "К чему привиделось такое?.. Что всё это может значить?" - всё не могла успокоиться Таня. Однако ей всё-таки удалось, наконец, уснуть, и остаток ночи прошёл без сновидений.

Утро было солнечным, на ясном небе не было ни единого облака. Таня, отодвинув занавеску, с удовольствием глядела на проносящиеся за окном милые картины деревенских пейзажей, вслушивалась в мирный, уютный перестук колёс, радуясь скорой встрече с супругом, со ставшим уже родным, городом. Ночной кошмарный сон постепенно вытеснялся из головы оживлёнными голосами попутчиков, приготовлениями к завтраку, лёгким позвякиванием стаканов с горячим чаем, разносимым проводницей на блестящих подносах.

- Слыхали, у нас самолёт вчера разбился? - спросила проводница, ставя на столик три стакана в подстаканниках. - В новостях передавали. Все погибли, ужас какой...

- Да вы что?! Сергей, а ну-ка выключи свою музыку, поищи там новости! - крикнула внуку бабушка, и тот, вытащив из ушей наушники, стал переключать каналы.

"... потерпел крушение при посадке в аэропорту самолёт АН-24, летевший рейсом 264-м из города..." - раздался из транзистора голос дикторши.

- К-каким рейсом?.. - прошептала одеревеневшими вдруг губами Татьяна, чувствуя, как в висках застучало, а по спине прокатилась ледяная волна. - Я не разобрала...

- Тихо! - указательный палец Анны Ильиничны потребовал молчания.

"... найденные оба чёрных ящика отправлены на экспертизу... В результате предварительного осмотра предполагается ошибка экипажа, по неизвестным пока причинам не сумевшего посадить самолёт и пытавшегося уйти на второй круг, который закончился катастрофой. В результате погибло тридцать восемь... простите, тридцать семь пассажиров и четыре члена экипажа.

- А вы не расслышали, какой... номер рейса? - опять спросила Таня, почувствовав, как вдруг ей перехватило горло, и собственный голос показался чужим.

- Двести какой-то... - произнесла старушка. - Двести шестьдесят четвёртый, - уверенно сказал Сергей, - точно!

- А ты что, миленькая, так побледнела? У тебя там, не дай Бог, случайно никто не... - Таня отрицательно покачала головой.

- ... Я тоже должна была быть там, с ними... - прошептала она, но её никто не услышал.

... "Какая сверхъестественная сила провидения уберегла меня от этой страшной участи?.. - думала Таня. - Чем могла заслужить я эту милость небес? Наверное, неспроста мой ангел-хранитель устраивал постоянные преграды на нашем пути... на моём пути в небытие. А мы так сердились на Женьку, особенно Нина... Да, с ней, аккуратной и пунктуальной, мы бы задолго до регистрации были бы на месте. О, как же мне не терпелось оказаться поскорее в самолёте, в его уютном кресле возле небольшого круглого оконца! Как мечталось глядеть из него на эти снежно-белые горы облаков, на покрытую синеватой дымкой землю..." Таня мысленно перенеслась во вчерашний день, и представив себя в салоне самолёта среди всех обречённых на страшную гибель людей, содрогнулась. "Прости меня, милый мой Женька! - мысленно молила Татьяна брата, - ты чувствовал моё настроение, видел моё отчаяние и страдал за меня... Родной мой, ты так переживал, виня себя в этом, как мы считали, досадном происшествии. Судьба твоими руками спасла меня... нет, не только меня, Жека! Ты ведь невольно спас и своего племянника, или может быть, племянницу, но об этом ты пока и не ведаешь... Спасибо тебе за нас!"

Таня вдруг впервые почувствовала едва ощутимый толчок внутри себя, и приложила руку к животу. "Нас сохранил Господь, а значит, мы должны жить, верить, славить его и быть счастливыми! - так же мысленно сказала она своей, начавшей уже шевелиться в ней, крохе. И мы сегодня же поставим свечку в храме за наше чудесное спасение, мой малыш, за наше новое рождение... И, конечно, за упокой души всех их, безвременно ушедших в мир иной невинных людей..."