- То-то и оно, что скиснет. - согласилась первая. - Кто ж его пьёт?

- Я пью, - я вздохнул. - Когда есть.

- Странный ты. Вино пей. Как все.

- Я не хочу вино. Я молока хочу. Зачем оно вообще продаётся, если его никто не пьёт?

- В деревнях пьют. А так - масло делать, конечно. Зачем ещё?

Особого выбора, кстати, нет. Не хочешь вино - пей воду. Вода может выглядеть чистой и прозрачной, но на деле качество у неё то ещё, ибо нос не обманешь. Да и вкус у неё взвеси кишечных палочек и прочей сапрофитной и патогенной флоры. У Пеппины я приспособился, несмотря на её ворчание, воду себе кипятить, но тут до такой пошлости никто не опустился, а у меня возможности не было. Так что пришлось запивать завтрак кислятиной. Покончив с едой, я попытался было проникнуть в господскую часть, но был остановлен ещё на подступах. Во дворце появилась охрана, которой ещё недавно тут не было. По крайней мере в мой последний визит пару дней назад я её тут не видел.

- Куда собрался? - оружный стражник, прохаживающийся у лестницы, угрожающих жестов не делал, но я решил его всё же не игнорировать.

- Мне надо доложить мессеру Уберти о своём прибытии. Я ещё вчера вернулся, но до сих пор с мессером не виделся.

- Нет его. Уехал. Так что нечего тебе там делать. Иди отсюда.

- А... Вон как. А когда уехал?

- Не твоего ума дело.

- А когда вернётся?

- Тебе доложить забыл. Проваливай, я сказал!

Поняв, что со стражником у меня слишком разные социальные статусы для продолжения беседы, я подавил в себе побуждение что-то тому объяснить, и развернувшись побрёл к выходу в большой мир. Но там, оказывается, был другой страж, задавший мне один в один тот же вопрос:

- Куда собрался?

Я остолбенел. Далеко уходить от дворца я, конечно, не собирался - что я, больной, что ли? мне приключений уже хватило - однако высунуть нос и осмотреться на улице было бы интересно, а мы тут, оказывается, опаньки! - и на военном положении, и кругом круглосуточный комендантский час с пропускной системой. Неожиданно. К чему бы это?

Так и спросил:

- А что случилось-то?

И нарвался на второй стандартный перл, который уже только что слышал:

- Не твоего ума дело. Обратно иди.

- А когда выходить-то можно будет? - я был готов к очередной грубости, но этот страж оказался добрее, или, может, умнее, и был вежливее:

- Не знаю, парень. Вот вернётся мессер Уберти, так его и спроси. А пока давай-ка назад. Давай. Иди.

На языке вертелся вопрос "куда уехал цирк?", но, поскольку ответ был стопроцентно предсказуем, я последовал совету стражника и пошёл от ворот. Только недалеко, так, чтобы они видны были, и присел под стену. Наблюдать долго не пришлось: вход и выход были свободными. Для всех своих. Кроме, как оказалось, меня. Нет, если меня, наконец, охраняют, то это хорошо и приятно. А если сторожат? Про Гвидо я и спрашивать не стал, отправился бродить по доступной мне территории, в надежде на встречу. Запретных мест, кроме господских покоев, вроде не было, но мой возраст сказывался самым неприятным образом: с кухни меня шуганул повар, с конюшни - конюх, от оружейки завернули серьёзные дяди в броне. Я чувствовал себя настойчивым голодным котом на кухне, решившим во что бы то ни стало раздобыть съестного в разгар подготовки к деревенской свадьбе (примерно за пять минут до приезда молодых): столько ног, и все норовят пнуть. И ни капли сочувствия к нуждам бедного животного. Кто будет слушать его жалобное "мяу"? Разговаривать с ребёнком никто не хотел и не собирался. какая-то тётка со злым лицом но в простой одёжке попыталась мне всучить метлу и определить фронт работ, но я отмазался, соврав, что меня уже приставили к конюху, куда я и бегу. Из мастерской меня окликнули, но я, наученный опытом, лишь скосил глаз на обряженого в тостый фартук бородоча с молотком, и сквозанул по лестнице на третий этаж. Закрыв дверь, я рухнул на тюфяк, с намерением обдумать ситуацию а потом хоть доспать, раз больше ничего не остаётся. Пару часов мне действительно удалось надавить на массу, но потом стало слишком жарко и около полудня я проснулся мокрый от пота. Тюфяк от этого начал пованивать чем-то затхлым и кисловатым одновременно. В комнате можно было картошку печь. Угоревший, одуревший от сна и жары, а, может, и от выпитого за завтраком вина, я, шатаясь, выбрел из раскалённых стен и отправился на поиски спасения. Огромных пространств тут нет. Тут всё маленькое, вобщем-то, поэтому кортиле с фонтаном было найдено через минуту, и я тут же макнулся в воду, чуть не поддавшись соблазну хлебнуть из чаши фонтана, настолько холодной и чистой казалась вода. Потом ещё долго черпал воду горстями, выливая себе на голову. Стало гораздо легче. Рыбку с удивлёнными глазами я обнаружил позже.

Мрачность моих дум была обусловлена тем, что хоть основная - на данный момент - из моих проблем и разрешилась, я вне досигаемости инквизиции, но как-то не так она разрешилась. Как-то не так. Не совсем. Не до конца. Не таким образом. Не такой ценой. Не полностью я сбежал от святых отцов-братьев из "самой Равенны". Мария и девочки всё ещё у них и покоя мне это не даёт, почему-то. Мнилось мне: будто я фигурка человека бумажная, и вот выстригли из меня ножницами кусочек, вот отсюда, из бока, и не хватает мне его. Не законченный я без этого кусочка получаюсь. Ломаюсь я тут. Ноет бок. Не даёт забыть. Помню я тот крик в Барджелло. Не хочу верить, что это Мария кричала или Паола, гоню эти мысли, уверяю себя, что рано было ещё пытать их начинать, но тут же сомнения: а вдруг? Психику ломать они тут уже научились. Вдруг специально с них начали, да так, чтоб нам послышнее было? Могли они предвидеть, что нас с Гвидо... ну, меня, конечно, в первую очередь, надолго в этом КПЗ удержать уже не удастся? Фиг его. Я же не знаю, что там творилось снаружи. Но факт налицо: просидели мы там несколько часов, а обычно за мной сразу приходили. Так что да. Что-то там не так пошло, и меня оставили в покое. Меня да. А вот Марию могли и не оставить. Зачем? Ну, если просто кровь мне попортить, то своей цели они уже добились: настроение нулевое. Может быть другое объяснение? Конечно. И даже скорее всего ими двигала не мелкая пакостность. Эти душеспасители пакости покрупнее любят устраивать. Да и не та я фигура, чтобы людей только лишь назло мне калечить, лишние хлопоты себе устраивая. Но пока я не могу придумать никакого вразумительного обяснения такой спешки с пытками. Как там того рясоносца звали... не помню... не важно, сказал, что женщины проходят по другой статье... ну, не совсем так сказал, не суть, смысл тот же. Так. Тогда должны были подготовить материалы дела. Ну, их аналог тут. Они ведь ещё, в отличие от меня, в розыске не были. Сфабриковать обвинения, написать доносы, подобрать факты, свидетельские показания, протоколы допросов - всё это время. Пусть не очень долгое, но день-другой бы заняло, торопиться тут никому никуда не надо. Нет логики. Не их это пытали. Какой-то другой женщине не повезло. Какой-то другой... Но а вдруг? Не стали ждать, не стали заморачиваться бумажками, а сразу в оборот, по-жёсткому? Опять-таки вопрос: зачем? Не знаю. Фарината нужен, вытаскивать девчoнок, а его нет. Пропал, как в воду канул, и спросить не у кого, а кто знает, так ответ один: не твоего ума дело. Гвидо тоже исчез куда-то вместе со своим Лапо, и торчу я тут один в информационном вакууме, не зная, что творится, где кто, зачем и почему, и теряю время. Кого не пытали, не поймёт, как это много - целая минута без воздуха, захлёбываясь водой. Минута треска сустава мизинца, схваченного сжимающимися клещами. Минута полного одиночества в окружении людей, думающих о тебе только с точки зрения как причинить боль посильнее. И никакой надежды. Никакого сочувствия. А если минуты складываются в часы? А если часы превращаются в дни? Тогда отчаяние иногда становится хуже боли. Именно через это сейчас девочки и проходят. А Фарината где-то шляется. И меня за ворота не выпускают. Хоть мне и идти-то некуда. В одиночку Барджелло штурмовать что-ли? Не, ну можно, конечно. Неплохой способ всё сначала начать. Только гарантии другой концовки нет, а именно этих девочек я вроде как убью. Они же исчезнут. Будут такие же точь-в-точь, но ведь другие. Сколько я их уже... Нет. Надо как-то по-другому, пока есть хоть какая-то надежда. А как - непонятно, и подсказать некому.