- Они, творя зло, часто поражают гораздо худшее зло. Чем нобиль, уводящий из-под венца невесту по праву первой ночи, лучше того насильника, что лишил бы её девственности, ворвавшись в дом? Чем нобиль, не делающий ничего, но, почему-то, считающийся собственником земли, на которой трудятся вилланы, и который забирает у людей честно заработанные продукты и деньги, не давая ничего взамен, лучше грабителя? Нет, он хуже. Потому, что от разбойника можно защищаться, а от нобиля - нет, потому, как он - закон. Чем же хорош такой закон, что выгораживает худших насильников и грабителей? А разбойники, нарушая такой закон, грабя и убивая нобилей, заставляют тех считаться с тем, что есть и ещё кто-то кроме них. Иначе нас бы совсем превратили в бессловесный скот.

- Ну да, разбойники, как движущая сила социального прогресса...

- Я опять не понимаю тебя.

- Да это я так... Ну, хрен с ними, разбойниками. Но, вроде, никаких таких ужасов нобильских в Фиренце не наблюдается? - я вдруг вспомнил крик Пеппины: "Будет он меня ещё нобилями пугать! И где - в Фиренце!"

- Нет. Тут давно не было такого засилья нобилей. Но теперь они вернулись.

- Кто? Нобили? Что ты имеешь ввиду?

- Ты не знал? Гибеллины это и есть нобили. Среди гвельфов их тоже немало, но всё же там главные не они, а деньги.

- С этого момента подробнее, пожалуйста. Что за деньги?

- Большие деньги. Все банкиры, торговцы и цеховики - гвельфы.

- Хреново дело.

- Почему?

- Потому, Маш, что твоя теория с разбойниками - это детский лепет. А вот деньги... Наш мир устроен так, что всегда и везде побеждают деньги. Исключений не бывает. А хреново потому, что я, оказывается, за плохих парней играю, которым скоро крышка. Можно даже не трепыхаться. Постой, а ты, получается за гвельфов?

- Нет. Менялы, старшины цехов, главы кланов... все они только и думают, как обманом нажить больше денег, но никто из них даже и не помышляет заработать честным трудом. Но ещё хуже то, что гвельфы - это Церковь.

- И?

- Среди священников много хороших людей, и не важно, что, узнав, кто я, они бы сразу отправили меня на костёр. Вера у них такая. И они искренне хотят сделать людей лучше. Только вот такой священик никогда не станет не только кардиналом или хотя бы епископом, но даже и аббатом, не говоря уже о престоле Святого Петра. Там давно уже не в чести благочестие. На верху Церкви - те же нобили, только называющиеся по-другому. Они ещё хуже. Нобили назвали свои прихоти правом, обман - законом, грабёж - налогом и пошлинами. Череду предков, убийц и развратников, они назвали родом, а потомственное чванливое бездельничанье за счёт других - благородством. Но они хотя бы не идут учить людей, как тем жить. Церковники же, запуская руку в кошель кузнеца, ткача или пахаря, называют это податями и десятиной, вещают о том, как они всех любят и учат смирению и воздержанию, призывают как можно более уподобляться Господу. Но разве эти десятины идут на благие дела, а не на их дворцы и расшитые золотом наряды? Разве, призывая к воздержанию, они сами не тучны, словно раскормленные боровы? Разве, уча смирению, не они первые, впадая в грех гордыни, присваивают себе право наставлять, осуждать, и карать других? Разве не они, наставляя паству о нравственности, совращают прихожанок и содомируют молодых послушников? Разве, везде проповедуя о чистоте душевной, не они первые ложью, подкупом а то и телом своим получают церковные должности? Разве это не запрещено в той Святой Книге, которой они клянутся? Ради чего же они это делают? Неужто чтобы приблизиться к Господу?

- Не смотри на меня так. Я ничего такого не проповедовал. Я вообще не поп. Чего ты вообще так завелась?

- Что?

- Переживаешь так, говорю, чего? Ну, не верят они сами ни в то, чему учат, ни даже в того Бога, которому, якобы, служат. Тебе-то что? Ты ж, вон, вообще на другом конце. Ты в Диану веришь...

- А ты? - перебила она меня. - Сам-то в кого веришь?

- Не люблю я вопросы религии, - вздохнул я. - Непременно кому-то на мозоль наступишь и нежные чувства оскорбишь... Вот удивительно, пока люди без этого общаются, то мир, дружба и жвачка. Как только свои миролюбивые религии начинают сравнивать, так тут же вся поляна в трупах. И кому это надо? М-да. Но тут, пожалуй, это у вас первый вопрос. Хорошо. У меня, знаешь, есть все основания в Бога верить. Даже нет, не так. Знать. Знать, что есть Творец, который всё сделал, настроил, и... и всё. Дальше я не знаю. Не знаю какой Он, где Он, и как Он. И уверен, что никто и никогда не знал и не знает. Не будет всемогущий Творец, создавший Вселенную с триллионами галактик, бесчисленными звёздами, между которыми световые годы и тысячелетия, выбирать какого-нибудь немытого завшивца, да хоть бы и наоборот - увешанного золотом басовитого брехуна, чтобы они были гласом Его и выражали Его волю. Зачем? Ты можешь представить мощь такого существа? Мощь Бога? Так неужели Всемогущий не нашёл бы более эффективных и эффектных способов сделать свою волю ясной для всех? Нет. Мошенники они все поголовно, которым только бабки нужны или власть. Ну, это кроме тех, конечно, которым не нужно ни то, ни другое, а от голосов в голове поможет только галоперидол. И... - меня озарило. - Э! Мне кажется, или у тебя тоже всё с Дианой не просто?

Мария покачала головой. Понимай, как хочешь. Неправильно вопрос задал, и вот такой отрицательный ответ можно интерпретировать в любую сторону. Но переспрашивать не стал.

- Ну-ну, интересно. Слушай, ты говорила, что кроме заговоров для амулетов ещё что-то нужно. Что?

- Много чего. Сам амулет сделать надо правильно, не всякий мастер сможет, а из которых сможет - не всякий промолчит. Для чего такие амулеты догадаться нетрудно, на распятие они не похожи, инквизиция за доносы тоже платит. Кроме того, серебро специальное должно быть, с нужными добавками, выплавленное в лунную ночь, когда связь с Дианой пока ещё сильна, а таких всего несколько в году...

- Пока не вижу проблем. Если амулеты всё-таки делаются, то значит мастер такой уже имеется. Логика. Наплавить серебра, даже специального, можно и в одну единственную ночь а потом наштамповать... тьфу ты, пропасть!.. заказать мастеру хоть тысячу этих амулетов.

- Ингредиенты для сплава редки, это не металлы, в основном. Раздобыть их в достаточном колличестве непросто и на один амулет, а уж на многие...

- Типа мочи девяностолетней девственницы?

- Если бы люди столько жили, то добыть бы такое было несложно, престарелых девственниц хватает. Только какой в этом ингредиенте смысл?

- Так я вообще не знаю, какой в них может быть смысл.

- В них должен быть отпечаток чувств или событий, а ещё лучше - их сочетание, чтобы передать момент жизни, окрашенный радостью, болью, любовью, ненавистью...

- Да понял, понял. Эмоциональный заряд, так бы у нас сказали.

- Да, - Мария кивнула. - Наверное... Но ингредиент должен быть идеальным медиатором: способным легко воспринимать, накапливать, хранить без потерь, но потом так же легко отдавать в нужный момент. И тут-то появляются сложности. Например доски гроба сожжённого заживо младенца - совсем не то, что его кости, а пепел глаз ещё лучше... К тому же, и сам амулет, и состав серебра, должны подбираться так, чтобы подошли тому человеку и для той цели, для которой делаются. В амулете много компонентов, на которые ложатся наговоры. Стрегерия должна понять, что клиенту нужно, что поможет, а что может навредить. Бесконечно много компонентов и наговоров не навесишь, потому нужно определить важное, и отсеять лишнее. Так возникает понимание, какой рисунок и форма будут у амулета. Базовым является веточка руты, но детали меняются. От состава серебра зависит как будут работать наговоры, потому его заранее не определишь. Всё это должно делаться ещё до того, как он будет нарисован. Потом от цели амулета зависит и то, где он должен быть изготовлен. Ни стрегерия, ни кусок серебра сами по себе ничего не меняют в судьбе человека, это работа сущности, с которой амулет связан, потому его воплотить лучше всего в месте наилучшего и последнего проявления той сущности.