- Ну что ж, - улыбнулся Фарината. - Хоть это хорошо...

Я уж было расслабился, как вдруг он меня подрезал:

- А как давно ты у неё живёшь?

- Э... этого я не помню, мессер... около года?

- А кто были твои родители? Тоже не помнишь? Но ты помнишь, откуда ты? Нет? А из какого сословия? Тоже нет? Ну, хорошо. Возможно, не помнишь по малолетству. Но ты должен знать, есть ли у Пеппины другие родственники. Так?

Участливым тоном он задал ещё несколько вопросов о мастере Россини, какой был человек, какие отношения у меня были с ним и всё такое. Назвал несколько незнакомых имён, которые я, видимо, должен был знать. Тут я сначала хотел было изобразить смутное узнавание, но, секунду подумав, отказался от этой заманчивой, как сыр в мышеловке, идеи. Правда, среди имён были и те, что я охотно опознал: доктор Гарбо и Симоне, но это мне мало чем помогло, поскольку кроме имён я о них ничего не знал. Фарината еще сказал несколько фраз на каком-то знакомо звучащем, но непонятном языке. Адресом тоже поинтересовался. Про город порасспрашивал - сам же с улыбкой сообщил мне новость: мы в какой-то Фиренце, оказывается. Ну, и, наконец, главные политические вопросы: кто римский император и кто папа римский. Тут я сильно засомневался, что я на всё той же планете и в той же реальности. Какая Римская империя в Италии 13-го века? На дворе махровое католичество с инквизицией, отсутствие гигиены, и Америку уже скоро отыщут. А вот насчёт папы... в подвале, перед тем, как меня замучить до смерти, имя этого невероятно доброго и чадолюбивого человека прозвучало, только я как раз наслаждался этой любовью и мне было не до того, чтобы запоминать имена. Так что сейчас хоть убей, не помню я, кто окопался в вечном городе и живодёрские указы - или как они там у этих главных толкователей заповеди "не убей" и рьяных последователей заповеди "не прелюбодействуй" называются - издаёт. Похоже, из всего, о чём меня расспрашивал мессер Уберти, это было единственное, что я мог - и пытался - честно вспомнить.

Ох, что-то не так беседа пошла, как в прошлый раз. Там это он мне всё про меня рассказывал, а тут я ему должен. А он, как оказалось, вовсе даже не всем, что про меня знал, со мной поделился. Вот и приходится, как двоечнику на экзамене, бекать-мекать да смущённо головой мотать. Где-то в самом начале я что-то сказал или сделал чуть-чуть по другому, и всё в считаные минуты стало другим. На своём опыте увидел, как микроскопического изменения было достаточно, чтобы свернула история. Прямо "Конец вечности".

- Совсем нехорошо, Ружеро. Ты и себя почти не помнишь. Ну, будем надеяться, со временем это у тебя пройдёт. Нам нужно поговорить о более важных вещах. Заодно составим друг другу партию. - он приглашающе показал на шахматную доску.

Я понял так, что проверка продолжается. Играл Ружеро в шахматы, или нет? Тут можно только гадать, но... а мог ли вообще 11-ти-летний пацан в раннем средневековье играть в шахматы? Понятия не имею, когда именно из Индии или Китая шахматы попали в Европу, но не думаю, чтобы в 13-м веке они были настолько распространены. Повинуясь властному жесту хозяина кабинета, я подошел к доске и уже открыл рот, чтобы соврать, но врать, что я не знаю этой игры не пришлось: предлагая мне сделать ход, Фарината протянул мне пару игральных костей! Такого я никак не ожидал. Видимо, мой растеряный вид был достаточно красноречив. Фарината без слов убрал кости и отвернулся от доски к окну, опять надолго замолчав. От нечего делать, я рассмотрел чёрно-красные шахматы. Фигурки были непривычного вида, но разобраться можно, если бы не игральные кости. Как они могут сочетаться с шахматами? Неужели настолько изменились правила?

Фарината, меж тем, опустился в одно из кресел у окна. Мне сесть не предложил, а опять вперился в меня взглядом. Долго пытался просверлить меня им в разных местах, даже в ногах, а потом вдруг выдал:

- Я не буду пока спрашивать тебя кто ты. Спрошу лишь, знаешь ли ты чем именно занимался мастер Россини, и сможешь ли ты продолжить его работу?

Что-то мне кажется, что от ответа на этот вопрос, от ПРАВИЛЬНОГО ответа, зависит КАК я попаду домой - ногами, или опять воскрешением. Нет, я, конечно, в ходе допроса понял, что не канаю за того пацана, которого он знал, но версия с амнезией-то чем плоха?

- Я помню не много, мессер, но помню, что мы занимались постройкой Единорога и изготавливали некий алхимический состав...

- Это не то, что ты помнишь, - перебил меня Фарината, и от былого участия не осталось и следа. - Это то, что ты об этом успел узнать. Я спросил: сможешь ли ты продолжить и завершить начатое, если знаешь - что, и знаешь - как?

Похоже, всё-таки, воскрешением. Ну да, меня даже Бьянка сразу раскусила, что уж об этом волчаре говорить. Но как ориентируется-то, а? Я, говорит, не спрашиваю тебя кто ты. Пока, говорит, не спрашиваю. Понятненько.

- Я попытаюсь, мессер.

- Ты уж попытайся, Ружеро. Кстати, - он встал и шагнул ко мне, разом оказавшись рядом. - а кто ты на самом деле? Как твоё имя?

Вот те раз! А как же "я тебя не спрашиваю"?

- Ружеро, мессер... - говорю удивлённым тоном.

- Ружеро... - задумчиво повторяет мессер и склоняется ко мне, заглядывая в глаза. - Ружеро умер. Тогда-то ты и захватил его тело, да?

- Но мессер! - пытаюсь возмутиться, но вежливо. - Что заставляет вас...

- Что заставляет? Твои ошибки, которые не объяснить утратой памяти. Пусть ты не помнишь того, что помнил мальчик, но... Я не знал, что такое амнезия, но я достаточно хорошо знаю классический греческий, чтобы понять смысл слова. Я даже предполагаю, что это медицинский термин. Но Ружеро не знал греческого и не изучал медицину. Ружеро и в голову - даже больную! - не пришло бы сказать про сброд наёмников-солдат, которые чаще и охотнее занимаются мародёрством и грабежами, чем войной, что они хотя бы отдалённо знакомы с дисциплиной. Ты не знаешь франкского, не знаешь даже кто их король, но знаешь, в отличие от Ружеро, не-тосканские слова из итальянского, поэтому не "сир" ты хотел сказать, а "синьор", как это принято в некоторых других местах Италии. Ты не знаешь, как себя вести с равными, и не умеешь обращаться и говорить с теми, кто выше тебя. Эта одежда непривычна для тебя, ты совершенно очевидно чувствуешь себя в ней неловко, даже не знаешь, куда девать руки: левую ты постоянно пытаешься словно засунуть куда-то, трогая себя за бедро сбоку. Там, вероятно, или что-то должно висеть в привычном для тебя платье, или быть отверстие. Я бы мог тебе перечислить те несуразности, которые ты допускал, пока привыкал к новой обстановке и телу в первые дни, но надо ли?

Мессер Уберти наклонился ко мне еще ниже, почти касаясь моего лица своим хищным носом.

- Ну, что, ты скажешь мне кто ты такой?

- Право же, мессер, - не знаю какая глупость заставила меня попытаться еще посопротивляться. - мне еще, видимо, нездоровится, поскольку мне затруднительно вас понять...

Фарината понимающе кивает, улыбается, и что-то мелькает внизу... Ох, лять! Остро...

ЗДОРОВЬЕ: 0