Всю призрачную красоту и убаюкивающее спокойствие этого дня как будто смахнули со стола и разбили вдребезги. Так игривая кошка поддевает мягкой лапой стоящий на краю бокал.
— Что это такое?.. — выдохнула она едва слышно. Золото глаз. Молчаливое требование ответа.
Я сделала глубокий вздох и бессильно покачала головой. Все к этому и шло. У меня не получилось бы долго скрывать эти уродливые следы; я отвела ладони от истерзанных плечей. Остается держать подробности в себе, а язык за зубами. Она знает факт, но причины можно и скрыть.
— Лиззи. Объясни мне, что это такое? Кто это сделал? — Тон Элис был обманчиво спокойным. Попытку вновь рассмотреть отметины поближе она не предприняла; однако это означало лишь то, что она увидела достаточно.
— Нечего объяснять. Ты видела то, что видела. — Я поспешно скрыла тело под водолазной и чуть не сняла с себя скальп, вытаскивая из-под ворота застрявшие волосы.
— Собирайся. Мы едем домой. — Ее голос звучал расстроенно, разочарованно, как битое стекло.
Дом. Розали. Карлайл. Вопросы. Слезы. Воспоминания…
Свистящий воздух вырвался из-под стиснутых зубов, и я ощутила как мне на глаза наворачиваются предательские слезы. Да, со мной случилась очень неприятная ситуация, но я нашла в себе силы попытаться ее преодолеть; вот только все полетит в жаркую топку, если мы вернемся домой. Весь чудесный сегодняшний день сотрется из памяти, и останется лишь жалость в голосе Элис, желание разорвать невинному — почти — человеку глотку, нарастающее в глазах Розали, и суровая, неопределенная задумчивость на лице Карлайла.
— Я… очень тебя прошу, — сдавленно начала я. Слова с трудом приходили мне на ум. — Давай останемся в городе? Я не могу сейчас ехать домой. Я не выдержу. — По телу прошла непонятная конвульсия. Я не смогла устоять на ногах и бессильно упала на пуф, заваленный разномастной одеждой. В глазах застыли, искажая зрение, стекляшки слез.
— Но, Лиззи… — Элис присела на мой уровень, попыталась приблизиться; может, даже, чтобы обнять.
— Послушай, ты не изменишь того, что уже случилось, — надломлено произнесла я. — Просто дай мне время это преодолеть. Я жива, все еще жива… Мне лишь нужно время наедине с собой. Подальше от всех этих врачей, эмпатов и матерей. Давай проведем эту ночь в гостинице.
Отрывистые слова сами срывались с моих губ, я чувствовала себя растрескавшейся изнутри. Меня охватывали ненавистные воспоминания. Я не могла удержать их внутри. Больше не могла.
— Тебе придется очень многое мне рассказать, Лиззи, — вздохнула Элис и на секунду совсем по-человечески прикрыла глаза, кладя ладонь мне на плечо.
Она поднялась на ноги и собрала с пола вещи, в очередной раз придирчиво рассматривая свои ненаглядные кофты. От неожиданно настигшего меня стресса — или же от пары больших стаканов кофе натощак и в состоянии воспаления — я чувствовала себя болезненно и бессильно, и не могла перестать комкать в ладонях яркую рубашку в безуспешной попытке отвлечься.
— Тогда я оплачу вещи и забронирую нам номер в Four Seasons. — Она говорила с холодной монотонностью, и я тупо кивнула. Она умудрилась запомнить отель, который я так пристально рассматривала сегодня утром. — Собирайся, не торопись.
Я глубоко вздохнула и спрятала лицо в мягких складках рубашки, позволяя слезам пропитать ткань. Только через несколько мгновений я решилась подняться на нетвердые ноги и остановить взгляд на собственном нечетком отражении. Ты справишься, Лиззи. Справишься, потому что у тебя нет другого выхода.
Не было сомнений, что Элис примется донимать меня вопросами. Я бы и ответила, и настолько правдиво, насколько это возможно, но я не желала смерти Мэнголду только потому, что он ведет себя странно. Я не знала, винить ли в моих сомнениях интуицию или все-таки Стокгольмский синдром, но случившееся совершенно не походило на обыденное поведение наглого школьника в захолустном городке. Под маской более или менее знакомого одноклассника затаился самый настоящий зверь, шептало где-то в позвонках неясное знание. Вот, кого мне следовало бояться.
Four Seasons оказался превосходным пятизвездочным отелем со спа-салоном и открытым горячим бассейном прямо на крыше. Окно люкс-номера выходило на Космическую Иглу и залив Эллиотт. Но, как бы сильно мне не хотелось расслабиться и забыть обо всем, наслаждаясь мягкими и уверенными движениями массажистов, я не желала оголять тело. В панорамный ресторан мы поднялись вместе с Элис, но я попросила дать мне немного побыть одной; приемная сестра почтила мою просьбу. Может, я была бы и не против ее компании, но беспокойная суета официантов, которая наверняка началась бы при виде молоденькой, стильно одетой и болезненной на вид посетительницы, которая совершенно ничего не ест, утомила бы меня. Я беззаботно убивала время за Angry Birds и отправляла в рот ассорти из морепродуктов, надеясь каким-то чудом устать, чтобы вернуться в номер совершенно обессиленной, вытащить из мини-бара холодную бутылку воды прямиком из Альп и спрятаться в ворохе мягких подушек и одеял до самого утра, пока солнце не осветит залив, а на завтрак не принесут свежий черный кофе с шапкой молочной пены.
Красная анимированная птичка полетела прямо в цель; но меня сбила вибрация телефона и последовавшее за ней всплывающее уведомление. Неизвестный номер, персонализированное приветствие.
«Привет, Лиззи. Думаю, ты понимаешь, как офигенно сложно мне было найтись со словами, но еще сложнее — вымолить у твоей подруги этот номер. Я бы очень хотел объяснить, что именно произошло вчера. Вот только и сам ничего не понимаю. Я поступил мерзко, мне нет оправдания в твоих глазах. Но можно, я хотя бы объяснюсь? Да, ты расхреначила мне тачку, и я был дико зол, ужасно зол! Но вредить тебе не хотелось. Это было как… Ты ведь смотришь Сверхъестественное? Сериал такой. Там постоянно изгоняют всех этих демонов, пиктограммы на полу, и все дела. Вот и мне внутрь как будто засунули приспешника Кроули. Я оказался банально заперт в собственном теле, наблюдал за всем как будто со скамейки запасных. Бессилие — самая паршивая вещь на свете, скажу тебе честно. Раньше я думал, что весь этот психоз случается из-за выходок Айрис, но потом понял, что все неконтролируемые вспышки происходят как раз, когда ты рядом. Я как будто качусь на велике с офигенной такой горки, а какие-то придурки перерезали мне тормоза. Невозможно остановиться. Поэтому я прошу у тебя прощения за вчера, за вторник, за киношку и все, что было до этого. Сейчас больше всего на свете я боюсь, что это безумие перетечет в меня навсегда, как гребаный яд, и я неосознанно могу навредить своей семье. Надеюсь, ты в порядке. Еще раз прости. Алекс».
Я откинулась на спинку дивана и изумленно оглядела внезапно опустевшее пространство ресторана, освещенное ненавязчивыми, но мрачноватыми тусклыми лампами. Прошло почти три часа. Я прочла неожиданное послание несколько раз, чтобы смысл на первый взгляд искреннего извинения отложился в голове. По спине снова пробежался панический холодок от проницательности Розали. Подумать только, вчера едва ли не воплотились ее самые худшие прогнозы, а теперь я читаю извинения! Я сделала огромный глоток ледяной колы и поморщилась. Я чувствовала себя двояко. Похоже, что парень болен, быть может, какое-то не сразу заметное эмоциональное расстройство… Совсем как у меня. Вот только если я окружена целым скопом приемных семей, члены которых желают, да и способны мне помочь, то кто есть у Мэнголда — обычного провинциального паренька? Жалость подавила мой аппетит. Могу себе представить, как он напуган. Я едва не сошла с ума от страха, когда осознала, что разрушенное крыло школы — моих рук дело. Но я хотя бы имею представление о собственных странностях. А его поведение похоже на лунатизм — он сам не понимает, что творит, пока не станет слишком поздно.
Я бы хотела ему помочь, если бы знала способ. Может, если я не стану больше появляться в школе и вовсе уеду на Аляску при первой же возможности, ему станет лучше? А что если нет? Что если только я одна по-настоящему понимаю, что с ним происходит нечто, выходящее за рамки человеческого понимания, и он кончит либо в дурдоме, либо за решеткой? Но я боюсь. Боюсь ответственности. Боюсь, что стану жертвой хитрого и беспринципного монстра, что затаился внутри него. Стоит ли подвергать себя риску, чтобы дать ему шанс все исправить — и в силах ли он исправиться?..
