Эффи начала медленно приходить в себя. Адская боль постепенно возвращалась в тело, покалывая в позвоночнике, отстукивая ритмы в висках. Девушка лежала на ледяном полу, что немного облегчало её участь. Тело горело и капитолийке казалось, что ещё чуть-чуть и её кожа воспламенится. Крики и постукивания по решеткам постепенно стихали, оставляя после себя звенящую тишину. Очередная пытка закончилась, пришло время смывать кровь, и капли воды постепенно распространились по всему потолку, спадая на пол подобно дождю. Несколько из них упали на лицо Эффи, от чего у неё проснулась жажда. Она открыла глаза, устремляя взгляд в мокрый, скользкий потолок. Глаза ещё не отошли от яркого освещения пыточной, поэтому девушка не сразу смогла рассмотреть его. Солёная капля опустилась на губы заключенной, и та приоткрыла рот, пропуская её внутрь. Затем ещё одну, и ещё… Тринкет не смутило, что вода просочилась сквозь грязные трещинки в потолке, что она имела подозрительный металлический привкус. Ей не мешало и то, что каждый глоток давался с большим трудом. Боль со всего тела будто собиралась где-то возле трахеи и сжимала горло. Но желание выпить воды было сильнее, и девушка продолжала жадно ловить губами солёные капли.
Но вскоре и этот единственный источник воды перестал действовать. Тогда девушка в отчаянье стала кусать губы. Не помогло. Она закрыла глаза, пытаясь заснуть или постараться снова вернуться к своим сонным мечтаниям.
Эффи на террасе какого-то большого дома возле самого моря. В лучах заходящего солнца море играет переливами красок. Рядом, как и всегда, сидит Сенека, устремив взгляд в горизонт. Тёплый ветер скользит сквозь её пальцы, и девушка умиротворённо улыбается…
- Совсем не долго осталось, милая Эффи. Скоро я заберу тебя в безопасное место. Веришь?
- Она находилась в полуобморочном состоянии. Пришлось принимать решительные действия, - произнёс миротворец, отчитываясь перед Трэдом. Тот нехотя, с неким разочарованием, отдал приказ об отмене голодовки и Эффи получила свои законные хлеб и воду. Первый глоток вышел неуклюжим. Девушка пролила жидкость из-за кошмарного тремора рук. Вторая попытка так же оказалась безуспешной: острая форма ангины не давала полностью насладиться водой, и Эффи казалось, что её горло горело огнём. Наконец, привыкнув к боли, ей удалось распробовать. Вкус был отвратительным. От этого напитка у неё свело судорогой внутренности.
- Что за пакость! Почему это не простая вода, чистая горячая вода? - шептала девушка, продолжая ловить губами последние капли.
- Отнесите её к остальным, - скомандовал Ромулус. - Пусть затеряется в толпе других идиотов, может тогда её не заметят.
Миротворец аккуратно поднял хрупкое тело девушки, стараясь не причинять сильной боли, за что получил уничтожительный взгляд от палача и благодарный, полный слёз, от Эффи. Уже через минуту он так же бережно опустил её на пол в большой, тёмной комнате и спешно удалился. Толпа заключённых в момент окружила девушку, рассматривая новенькую с недовольством. Она попыталась подняться, но ноги совершенно не слушались. Её охватывала паника и Тринкет, не сдерживая крики, стала отчаянно бить кулаками по ногам, чтобы почувствовать хоть малейшее покалывание. Тщетно.
Сильные руки сжали запястья девушки:
- Эй, перестань. Только хуже будет.
Мужчина 65-и лет склонился над Эффи. Истерика переполняла девушку, и та пыталась выбраться из захвата незнакомца. Наконец, немного успокоившись она прохрипела:
- Что… - каждое слово давалось ей с огромным трудом, - со мной?
- Понятия не имею, тебе виднее, - мужчина лучезарно улыбнулся, но затем встрепенулся, как бы вспоминая о чём-то важном, и протянул руку: - Джек. Вы тоже из Капитолия, верно?
Эффи не видела улыбок с дня её заключения, тем более таких искренних.
- Да, я Эффи, - девушка неуверенно подала руку новому знакомому.
- Сколько Вы тут? – он продолжал всё так же весело улыбаться.
- Не знаю… Я сбилась ещё на пятой неделе, - медленно прохрипела она. - А вы?
- Я… Больше, - улыбка погасла, и он странно замялся, будто бы снова вспоминая о чём-то важном и страшном. - Ещё с первых дней революции.
- И в чём Вас обвинили?
- Сначала, я был посаженный в камеры Капитолия за антикапитолийскую пропаганду. Верил в то, что Революция изменит эти жесткие порядки, - он громко засмеялся, вызывая недовольные бурчания соседей по камере. - А теперь я здесь: в катакомбах Дистрикта, в руках Коин. Я тут все порядки уже выучил, все их уловки. Так что не волнуйтесь - будете вести себя тихо и снова сможете ходить.
Так прошло ещё парочка «скучных» дней. Казалось, будто каждый раз пытки становились страшнее и изощрённее. Наказывали за любую мелочь, придираясь даже до громкости криков, до разговоров в перерывах между наказаний. Любой проступок, даже самый незначительный, имел необратимые последствия, и заключенные боялись. Поэтому они принуждали себя ни при каких обстоятельствах не думать о сроках освобождения, не обращать свой взгляд к будущему. Но, естественно, эти благие порывы, это старание обмануть боль, вознаграждалось весьма и весьма скудно. Они любой ценой хотели избежать окончательного краха, а картины близкого воссоединения с любимым существом на несколько секунд заставляли забыть о боли.
Каждый находящийся там человек уже не жил; их несло волною бесплодных воспоминаний – они, беспокойные, блуждающие тени, которые могли обрести покой лишь погрузившись в самые отдалённые уголки своей памяти. Само прошлое, о котором они думали не переставая, и то приобретало привкус сожаления. Им хотелось бы присовокупить к этому прошлому все, что, к величайшему своему огорчению, они не успели сделать, перечувствовать, когда еще могли.
Но не смотря на поставленный себе запрет, каждый узник тайно надеялся, что когда-нибудь тот, кого он теперь ждёт, найдёт способ вытащить его из этой тюрьмы. И Эффи входила в число тех несчастных всё ещё надеющихся на спасение.
Как-то на очередном допросе она наблюдала за мужчиной, который набрался смелости спросить: “Нельзя ли рассчитывать на смягчение… принимаемых мер?”, решив, что терять ей не чего. Глупый.
- Тридцать ударов плетью будет расценено как смягчение принимаемых мер? - рассмеялся Ромулус и мужчину уволокли в соседнюю комнату, где ещё витал запах свежей крови.
Чтобы хоть как-то разнообразить допросы, палач решил использовать не совсем стандартные методы, вкалывая каждый раз на протяжении долгих недель разнообразные наркотические вещества, а затем проникал в головы бедных заключённых. Сыворотки правды – так он с гордостью называл вещества.
Эффи с силой вжимала ладони в лицо, сотрясаясь от любого шороха. Джек присел рядом с Тринкет и взял её руки в свои. Эффи постепенно приходила в себя, и наконец-то подняв голову заметила знакомое лицо. Девушка кинулась обнимать Джека и тот понимающе погладил её по спине.
- Я знаю, милая, - тихо шептал он, - но это иллюзия. Просто наркотик.
Полностью успокоившись, девушка рассказала ему о том, что видела в этот раз, на что мужчина понимающе кивнул.
- Как ты это переносишь? - она смотрела перед собой, потерянная и разбитая на миллионы атомов.
- Полагаю, что я не трус, во всяком случае трушу редко. У меня было достаточно случаев проверить это. Но даже для меня есть непереносимые мысли.
Эффи заглянула ему в лицо, которое украшали старые шрамы от глубоких порезов, морщинки и стальной взгляд, полный отрешенности. Она всматривалась в его глаза, знакомые до боли, пытаясь вспомнить, где она встречала их. И, казалось, разгадка была так близка, но…
Один из миротворцев достал пистолет и выстрелил в голову Джека. Тело с грохотом повалилось на пол. Эффи застыла в ужасе, затем подползла к мёртвому и обняла его голову своими тонкими руками. Раздались ещё несколько выстрелов и прерывистых криков. Слёзы градом покатились с её глаз. Сначала она кричала, неистово и отчаянно, затем, когда голос окончательно пропал, она склонилась над бездыханным телом, прислоняясь к его лбу своим и тихо нашептывала имена тех, кого потеряла за годы Революции и до сегодняшнего дня, вспоминая как когда-то тоже самое делала девушка, которая снилась ей время от времени, но Эффи уже не могла вспомнить её имени. После долгого списка, девушка бережно уложила его голову себе на колени, вымазываясь в крови мужчины, и, устремив взгляд в одну несуществующую точку, молча перебирала пряди седых волос.
