- Ты сумасшедший.
Судорожно соображая, Ромулус пытался оправдать себя. Но мысли и тело будто бы не принадлежали ему. Он продолжал идти, даже не сопротивляясь. Он проходит в Резиденцию. Закрывает на секунду глаза - в голове пчелиный рой, мысли больно жалят - и вот он уже закрывает на защёлку дверь.
- Почему никто не останавливает тебя? - думает он. - Почему ты это делаешь? Почему бы тебе не остановиться? Там ведь дети.
Ромулус забился в угол комнаты. В противоположном углу в зеркале отражался испуганный мужчина.
- Совсем как ты! - он залился диким хохотом. Его всего буквально скрутило от смеха, и он сжался ещё больше, превращаясь в маленький комочек. От беспредельного, бесконтрольного восторга, вся комната дрожала от его захлебывающегося, нервического хохота. Пока смех его не перешел в рыдания…
- Сумасшедший, ты убьешь их! Разве ты не понимаешь?
- Я понимаю слишком много, - отозвалось отображение в зеркале. - Разве это делает меня сумасшедшим?
Трэд потерял контроль над телом. Сделал шаг на встречу погибели. Затем ещё один. Остановился. Вытер слёзы, размазывая их по лицу.
- Предупредить! Будь человеком, скажи им!
Резко развернувшись, Трэд подбежал к камере. Срочные сообщения по Интелу, рекламные ролики, пропагандистские фильмы Сноу - всё это было снято здесь, на эту камеру. В прошлом году это было чертовски популярно. Пожалуй, сейчас это будет последняя съемка.
Мужчина запустил механизм. Начал говорить. Медленно. Сбиваясь, останавливаясь. Он часто терял контроль, вставал и бежал к заветной кнопке, но в последние секунды останавливал себя, возвращаясь. Он встал каналою, словно собрался читать проповедь. В конце тихо добавил:
- У нашего Бога достаточно сил упрятать в ад грешников. И я умру, когда закончу то, что начато.
***
Хеймитч резко поднялся, когда на экране вспыхнуло изображение с обезумевшим Ромулусом. Он сразу понял, о чём миротворец хотел рассказать в своей исповеди. Ни секунды не сомневаясь, мужчина схватил Эффи за руку, от чего та вскрикнула и попыталась вырваться.
- Ты что совсем из ума выжил?
- Замолчи. - рявкнул тот, продолжая идти, глазами выискивая Пита и Плутарха.
Бывший Распорядитель встретился взглядом с Хеймитчем и кивнул.
Захватив с собой Пита, Эбернети продолжил путь.
- Они забрали Китнисс! Мне нужно к ней! Хеймитч!
- Плутарх позаботится о ней. А сейчас нам лучше уйти.
- Куда? - возмущенно вспыхнула Тринкет, снова попытавшись вырваться из стальной хватки мужчины.
- В убежище, Эффи. Просто будь рядом и не отставай, - более мягко добавил он, чуть расслабляя хватку.
Через несколько минут они были в нужном бомбоубежище. Ещё некоторое время спустя к ним присоединилась Китнисс, Плутарх и сопровождающие их миротворцы. Людей становилось больше с каждой секундой. Бункер заполнялся за считанные минуты.
Эффи, вцепившись в плечо Хеймитча, испуганно смотрела по сторонам.
- Мы умрём?
- Я не позволю, - ответил бывший ментор, обнимая её, целуя в висок. - Вы моя семья, я не позволю кому-либо забрать вас.
Крики и вопль заглушил шум взволнованных голосов. Стало ясно - Трэд выполнил своё предназначение.
Затем выпущенные снаряды уничтожили крайние Дистрикты.
Хеймитч настороженно ждал, сам не понимая, чего. На его коленях, содрогаясь всем телом от каждого взрыва, лежала голова Эффи. Она роняла слезы, а он нежно поглаживал её волосы. Рядом сидели Китнисс и Пит. Девушка ещё не отошла от шока, а парень, обнимая её, изредка поглядывал на Хеймитча, будто на нём были написаны ответы.
Всё закончилось через час. Мир погиб, время перестало существовать, в бункере стало чертовски тихо. Никто не говорил ни слова. Все чего-то ждали. Сигналы бедствия пришли на пятые сутки, пугая всех населявших бункер. Были они, как всегда, неприятными, даже мерзкими для человеческого зрения и слуха: во всех помещениях замигал свет, взвизгнула сирена, изображая свинью на скотобойне. Всем стало ясно – это конец.
Плутарх всё же взял контроль в свои руки. Рассказал всё, что ему удалось узнать за пять минут до катастрофы. Чудом ему удалось сообщить в другие Дистрикты о катастрофе, и быть может там тоже есть выжившие. Кого-то это взбодрило, кому-то было откровенно плевать. Жизнь этих людей превратилась в жалкое существование. Они находились в лимбе*, прячась, дабы «пребыть там, покуда не обновится мир»: здесь невинные души ждут конца Судного Дня. Год за годом.
Комментарий к Часть 2
Лимб — термин, использовавшийся в средневековом католическом богословии и обозначавший состояние или место пребывания не попавших в рай душ, не являющееся адом или чистилищем.
========== Часть 3 ==========
“Террор рождает страх. И этот страх будет осенен новыми предрассудками…
Так было, и так пребудет вовеки… и теперь…”
Я - легенда.
Пять лет спустя. Бункер.
Время всё ещё продолжало существовать.
- Как странно, - думал Эбернети, наблюдая за тем, как люди пытаются распределить между собой работу, - мир погиб, а время всё ещё идёт.
Многие, не задумываясь об этом, переставали жить, существуя, чтобы потом, через недели или месяцы, все равно, корчась в судорогах лучевой болезни, упасть к ногам этой ‘ядерной осени’. Они не выдерживали, срывались и уходили “наверх”, в лапы смерти, сеющей пепел. Другие оставались, но, будучи одинокими, сходили с ума, кончая жизнь самоубийством.
Эбернети, наблюдая за тем, как один за другим Капитолийцы умирали, стал тщательнее присматривать за Эффи. Всё чаще он замечал, как в её глазах таял тот весёлый задорный огонёк. И хотя он поддерживал её как мог, она только грустно улыбалась, приговаривая мол “не в первый раз с нами такое, да?”. Иногда он находил её забившуюся в уголок их ничтожной каморки, плачущую и разбитую. Всё чаще она срывалась на крик. Когда четвёртый год в бункере подошел к концу, в ней будто бы что-то сломалось. Она чертовски походила на Китнисс: замкнутая, тихая, непривычно “бледная”. Казалось, что она, подобно экзотическому цветку, увядала под тоннами земли, радиации и вирусов.
Хеймитчу же было гораздо легче. Хотя он так и не смог привыкнуть к пыльным бурям. Они были непредсказуемы, как бы к ним не готовились, к ним нельзя было привыкнуть. Каждый раз его ждала бессонная ночь, он ворочался в постели до утра, а остаток дня он был измученный, разбитый и нервный. Теперь с каждым днём прибавлялось чувство тревоги за его семью. Он был папочкой для Китнисс и Пита, а Эффи уже давно стала ему женой.
Эбернети удавалось покидать бункер вместе с Китнисс, которая нуждалась в этом больше, чем кто-либо ещё. То, что они увидели за пределами Убежища, повергало в шок, окончательно лишая здорового сна. Нет, конечно, Хеймитч знал, что безоблачного синего неба, деревянных домиков деревни Победителей среди изумрудных полей он уже никогда не увидит. Нет, все было как по учебнику - шквальный ветер гнал низкие свинцовые облака, роняющие кислотный снегодождь и пепел на мутные потоки рек, а косяки бумажного мусора и какого-то обгоревшего тряпья кочевали по пустынным улочкам. Это была настоящая осень, октябрь, кажется, это был выходной, но на улице теперь всегда мрачно и оглушительно тихо. Люди не спешат выйти на улицу, как обычно это бывало. Ни смеха прохожих, ни шума машин… Ядерная осень, пройдясь световым, ударным, тепловым и нейтронным гребешками своей дьявольской Жатвы, уничтожила почти всех тех беззаботных жителей некогда “большой столицы”. Те, кого она не коснулась, кого в первые дни не сожгли, не “скосили” нейтроны и гамма-лучи, продолжали сражаться за кусок хлеба, за глоток чистой воды, за место под “солнцем” - аварийной лампочки бункера. Время продолжало идти, с ТОГО МОМЕНТА прошло больше четырёх лет, и выжившие отдавали долги за своё спасение. Хеймитч никак не мог отмахнуться от стоявшего перед глазами видения - тощие, с бледной, покрытой язвами, кожей, в клочьях, бывших когда-то летней одеждой, с воспаленными, красными глазами, люди копошились в развалинах и как по команде, обернувшись, начинали швырять в машины камнями, изрыгая проклятия. Теперь на планете нет безопасного места, где ты не рисковал бы стать жертвой уничтоженных Войной, изгнанных из “чистого”, здорового общества в ад.
